и рванул в главный корпус. Стучал в ее номер, звал, а потом сидел, уперевшись спиной в стену, и ждал. В какой-то момент в голове промелькнула мысль, что она могла попросту уехать. Он бегом спустился вниз и полчаса мучил администратора, выспрашивая нужную информацию.
Уснула Лена рядом со Светой, до последнего всхлипывая и вытирая слезы. Стакан коньяка, который влил в нее Сергей, сделал свое дело – истерика была остановлена. Близкие друзья еще долго разговаривали вполголоса, обдумывая, чем помочь запутавшейся и разбитой подруге.
Утро встретило свежестью и прохладой, которую стремительно прогоняло солнечное тепло. На завтрак Лена шла зажатая с обеих сторон Сергеем и подругой. Глаза красные, в голове – пустота, в душе – черная зияющая дыра, а в области сердца – механический мотор. Было плевать на все. Она собиралась домой. С утра были просмотрены все рейсы и трансферы до аэропорта. Ночной рейс подходил, хоть и не идеально. По возможности бы исчезла с первыми лучами солнца, но никто такую возможность не предоставил.
– Сейчас покушаем, и на пляж, – занимала пустоту разговором Света. – Поспишь на лежаке, почитаешь. Вечером мы тебя проводим. Серега поедет с тобой. Поможет в аэропорту.
– Я сама доеду, – возразила Лена. Странным образом душевная боль вытеснила все остальное. Страхи вернутся с новой силой, но пока ее потеря сильнее. Даже полет теперь не казался страшным. Наоборот…
Как бы Измайлова ни гнала от себя мысли о Косте, все бесполезно. Сознание подбрасывало картинки, от которых тошнило и болезненно скручивало внутренности: он нежится в объятьях новой знакомой, целует, шепчет ласковые слова, касается ее… Невыносимо.
Есть совсем не хотелось. Как ни уговаривала Света, Лена ограничилась стаканом сока, вкус которого даже не чувствовала.
На пляже Измайловой пришлось проявить все свою находчивость и актерское мастерство, чтоб выгнать Свету поплавать. Говорила обо всем подряд, «что вижу, то пою». Необходимая и трогательная забота сейчас не приносила облегчения. Такое надо выстрадать, выплакать еще не раз, вытравить.
Лена, как и в первые дни, наблюдала за друзьями в воде. Только теперь стала другой, пустой что ли… хотя визги Светы все так же вызывали улыбку. Время опять тянулось по-садистски неторопливо.
Выстраивая новые планы, Измайлова закрыла глаза, позволяя солнечным лучам заполнить ледяную пустоту в ее теле. Вздохнув, где-то в промежутке между «прилечу в Москву» и «сделаю ремонт на балконе» Лена открыла глаза. Рядом со Светой и Сергеем в воде стоял Костя. Сердце забилось бешено, рвано, несдержанно. Рука потянулась к груди. Щеки запылали, а воздуха стало до жуткого мало.
Беседа затянулась. Лена успела немного привести дыхание в порядок, списав все на вежливость – ну, встретились знакомые на пляже, решили пообщаться. Обычно. Нормально…
Вдруг Света показала рукой в сторону Лены, и Соболев двинулся в ее направлении.
Паника накрыла сразу, быстро и без шансов. Лена подскочила с шезлонга и бросилась в сторону отеля, забыв про сарафан. Так и рванула в купальнике. Только бы не встречаться с ним. Не слышать его голос. Не стоять рядом. И даже если он шел не к ней, уже не важно. А если к ней, то его извинения и объяснения ей не нужны. Все поняла. Не идиотка.
– Фрося! Подожди, – окликнул ее Костя. – Постой же…
Он догнал ее и рванул на себя, крепко схватив за локоть.
– Руки убери, – прошипела Лена, выдергивая конечность из цепких пальцев.
– Прости. Я… дебил, – Соболев склонил голову и провел пятерней по темной шевелюре. – Я виноват. Давай поговорим. Прошу тебя…
– Простила. Свободен, – отчеканила Лена и двинулась к главному корпусу, молясь всем богам, чтобы он оставил ее в покое. Она любит, несмотря ни на что. Глупо… Безнадежно… До жалости к себе… Но…
Едва Измайлова сделала от него несколько шагов, как ее подняли сильные теплые руки и понесли назад, на пляж. Как бы Лена ни брыкалась, ни возмущалась, ни отталкивала – Костя не сдавался. Пройдя мимо лежаков, он уверенно нес ее в море. Запрещенный прием, что Измайлова осознала отчетливо. Страх завоевывал свое место в сознании, вытесняя все остальное.
– Костя… – прошептала она в панике, боясь, что он занесет ее в воду и бросит. Ну, чтоб охладилась. – Костенька, только не бросай меня!
– Господи, как же я обожаю твои фобии, Фрось, – засмеялся Соболев, заходя на глубину, чувствуя, как ее руки крепче цеплялись за него, а тело вжималось теснее. Нос тыкался в шею, а губы кусали кожу при каждом движении, – Не брошу. Никогда. Веришь мне?
– Нет! – выпалила Лена, чувствуя, как обида с новой силой разливалась по сознанию, примешиваясь к страху глубины.
– Маленькая моя, замечательная девочка, я виноват. Прости! Я всю ночь сидел под твоей дверью, пьяный и дурной, проклиная себя и боясь, что потерял тебя. Думал, ты исчезла, и больше не увижу свою психопатку.
– Эй! Полегче на поворотах, – возмутилась Измайлова и посмотрела ему в глаза. Как бы ни хотелось показать сейчас недовольство и злость, но сердце предательски качало по организму прощение и трепет от услышанных слов.
– А вот и мои прекрасные глазки, – улыбнулся Соболев, обхватывая ее за талию, держа крепко, уверенно. – Я хочу сказать, что люблю тебя.
– Мне было очень больно, – призналась Лена, не отводя взгляда. Казалось бы, все слезы были выплаканы ночью, но нет.
– Больше никакой боли. Обещаю, – тихо сказал Костя, соприкасаясь с ней лбами.
– Ты говорил подобное, – прошептала Измайлова, покрываясь румянцем от воспоминаний. – Третьего раза не будет, Костя… Это не сказка…
– Скажи мне… – теплые губы Соболева коснулись губ Лены осторожно, трепетно, извиняясь, обещая, прося большего.
– Люблю тебя, – выдохнула ему в губы Измайлова, обнимая сильнее, углубляя поцелуй до потери дыхания, до головокружения, до новой фобии, имя которой «Константин Соболев».