Читать интересную книгу Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую - Граф Гаральд

В Одессе произошло следующее. Поздно ночью, с 16–го на 17 октября, в полной темноте у входа в гавань вдруг показались два миноносца, с которых слышались команды на русском языке. На «Донце» никому и в голову не пришло, что дело не ладно. Миноносцы вошли на рейд и, развернувшись, открыли огонь по «Донцу» и стоявшим вблизи пароходам. После первых же двух снарядов «Донец» стал тонуть. Из команды погибло 30 человек.

Тем временем «Бреслау» обстрелял Батум, но вреда не причинил и только напугал мирное население.

В Новороссийске «Гамидие» потопил два стоявших у пристани парохода.

Так начались военные действия на Черном море. Нельзя не отдать должного: турецкий план был разработан великолепно, но выполнен уже не так хорошо и дал сравнительно незначительные результаты.

В тот же день, 17 октября, около 4 часов дня вся черноморская эскадра вышла в море, где крейсировала в течение трех дней.

По возвращении ее в Севастополь было решено, ввиду сильной разнотипности линейных кораблей, два из них — «Ростислав» и «Синоп» — совершенно выделить, дав каждому особое назначение, а «Трех Святителей» брать лишь в особых случаях. «Синоп» был назначен для охраны Севастопольского рейда, а «Ростислав» был послан в Батум, на поддержку правого фланга нашей Кавказской армии.

5 ноября, находясь в море, в 50 милях от Севастополя, эскадра совершенно неожиданно, в полном тумане, столкнулась с «Гебеном» и «Бреслау» и вступила с ними в бой. Непосредственного участия в бою «Бреслау» не принял и держался вне видимости. По правилам стрельбы, средний корабль в линии, в данном случае «Иоанн Златоуст», должен был первым начать пристрелку, а потом уже — открыть огонь и остальные корабли. Однако «Златоуст» вел пристрелку очень медленно и взял слишком большую дистанцию. Тогда «Евстафий» по своей инициативе, дал залп на 40 кабельтовых, которым накрыл «Гебен». Затем открыли огонь и остальные корабли. Самой меткой была стрельба «Евстафия», но зато и «Гебен» уделил ему львиную долю своего огня и в него было пять попаданий. После 7- минутного боя обе стороны потеряли друг друга из вида. Этим бой и закончился.

На эскадре было убито 4 офицера и 30 матросов.

По сведениям, «Гебен» сильно пострадал в бою и на нем было убито около 100 человек. Вряд ли теперь он будет так безнаказанно бродить по Черному морю. Во всяком случае, урок — хорош [22].

24-го ноября командир получил приказание лично явиться в Гельсингфорс к командующему флотом.

На следующее утро на пароходе «Боре–I» он отправился туда, а мы остались в Ревеле, сильно заинтересованные причиной его вызова. В 4 часа дня уже все выяснилось, так как мы приняли радио, в котором говорилось, что начальнику Отряда заградителей предлагается распорядиться передачей 50 мин на «Новик». Таким образом, стало ясно, что нам предстоял еще поход в неприятельские воды.

На следующее утро вернулся командир и сообщил, что при первой благоприятной погоде нас посылают ставить мины в Данцигский залив.

Для приемки мин нас днем перетащили к заградителю «Ильмень», с которого мы и приняли все 50 мин. Весь следующий день пришлось потратить на их приготовление, так как попалась довольно неважная партия. Да и вообще в этот день из‑за слишком свежей погоды нельзя было бы идти в поход.

Германский крейсерский отряд вице–адмирала графа Шлее наконец уничтожен англичанами. Очевидно, их самолюбие было сильно уязвлено боем у Коронеля и они решили с лихвой расплатиться за свое поражение. Сформировав сильную эскадру, они послали ее, под начальством вице–адмирала Стэрди, охотиться за германскими крейсерами. В состав этой эскадры вошли линейные крейсера «Инвинсибл» и «Инфлексибл», броненосные крейсера «Карнарвон», «Корнуолл» и «Кент», легкий крейсер «Бристоль» и, позже, — линейный корабль «Канопус». Эскадра сосредоточилась в порту Стэнли на Фолклендских островах.

24-го ноября, в 7 часов 30 минут утра, германский отряд, подойдя туда, обнаружил слабые силы противника и вступил с ними в бой. В это время в самом порту английские линейные крейсера производили погрузку угля. Спешно прервав ее, они вышли навстречу германским крейсерам. Это было полным сюрпризом для адмирала Шпее, который совершенно не подозревал об их присутствии в этих водах. Он очутился в самом безвыходном положении, так как англичане имели все преимущества и в артиллерии, и в ходе. Тогда германский адмирал решил, очевидно, дать возможность спастись хотя бы более быстроходным легким крейсерам. С этой целью он с «Шарнхорстом» и «Гнейзенау» принял бой, а другие крейсера, дав полный ход, стали уходить.

Бой длился три часа. Изрешеченный снарядами «Шарнхорст» пошел ко дну вместе со всем своим экипажем. Тогда англичане сосредоточили весь огонь по «Гнейзенау», который тоже вскоре погиб. Не успели уйти легкие крейсера «Лейпциг» и «Нюрнберг»: почти сразу же они были настигнуты и потоплены после короткого боя. Из всего отряда адмирала Шпее как‑то случайно удалось спастись только легкому крейсеру «Дрезден».

Такой эпилог отряда адмирала Шпее нетрудно было предугадать: отрезанный от своих главных сил и лишенный баз, он мог считать себя обреченным на гибель. А все‑таки какая красота — история этого отряда и его гибель! Траур Германии должен быть, по справедливости, перевит горделивыми лаврами.

28 ноября все еще продолжало быть свежо. Ветер перешел на NW, так что стало холоднее; следовательно, предстояло обмерзание, что было уже очень неприятно.

Утром этого дня командующий флотом запросил нашего командира, когда он предполагает идти в поход; командир ответил, что завтра, но в зависимости от погоды. Последовало согласие. Тем не менее около 6 часов вечера было получено второе радио с приказанием выйти в 4 часа утра в Моонзунд, так как операция должна быть выполнена не позже ночи с 29–го на 30–е ноября. Когда сообщили это радио командиру, он приказал ответить, что, по всем данным и по предсказанию обсерватории, ожидается штормовая погода, а поэтому вряд ли следует идти. Ответ пришел за подписью начальника штаба и заключал в себе лаконичное приказание: «Предсказания обсерватории благоприятны, идите».

После этого ничего больше не оставалось, как приступить к выполнению такого категорического приказания. В 4 часа ночи на 29 ноября мы вышли в море. Так как было совершенно темно, то из гавани на рейд нас вытащили буксиры, и только оттуда мы пошли уже самостоятельно. Хотя погода была очень свежая, нас, благодаря попутному ветру, почти не качало. Мы дошли спокойно до Моонзунда, прошли его и вошли в Рижский залив. Там командир решил испробовать силу качки на тех курсах, на которых нам предстояло ставить мины, и в зависимости от этого решить, стоит ли идти дальше или нет.

Как только мы вышли на более открытое место залива, так сейчас же «Новик» стало сильно качать, а когда мы повернули лагом к волне, то прямо класть бортами. Сейчас же сломало стеньгу, сорвало телеграфную сеть, и волны все время перекатывались через мостик. Стало ясно, что сегодня идти дальше нет смысла, и мы повернули обратно в Моонзунд, где у Вердера стали на якорь; даже там нас все время продолжало качать.

С трудом исправив телеграфную сеть, только в 11 часов ночи мы были в состоянии послать донесение в штаб командующего флотом о случившемся. В 3 часа ночи пришел ответ: ««Новику» по способности идти в Ревель».

Утром мы снялись с якоря. Погода все время продолжала быть бурной. Шел снег. Ввиду всего этого, командир решил, пройдя Моонзунд, переночевать у Вормса. Придя, мы застали там несколько миноносцев дивизии, которые тоже стремились укрыться от шторма.

В 2 часа дня к нам подошел миноносец «Легкий» и просил взять больного, чтобы отвезти в Ревель. Как потом выяснилось, это был единственный матрос, спасенный с миноносцев «Исполнительный» и «Летучий». Первый был потоплен вчера, по–видимому, подлодкой, недалеко от Оденсхольма, а второй, подошедший к месту гибели, перевернулся, когда встал лагом к волне, чтобы спасти тонущих людей.

Эти миноносцы, еще с двумя другими этого же типа, шли из Гельсингфорса в Моонзунд, имея каждый по 8 мин заграждения на палубе. Был шторм, и их сильно качало. Вдруг с задних миноносцев увидели взрыв под «Исполнительным», и его моментально не стало; только кое–где плавали тонущие люди. Тогда шедший за ним «Летучий» подошел к этому месту, чтобы спасти людей, но почти сейчас же не стало и его. С «Легкого», который значительно отстал, увидели только красную подводную часть. Был ли при этом виден взрыв или нет, никто из очевидцев определенно сказать не мог. Из тонувших удалось спасти только одного матроса, но это, очевидно, только из‑за холодной воды и сильного волнения. Все без исключения офицеры погибли, и в том числе командиры: капитаны 2–го ранга Э. А. Домбровский и Сахновский [23].

Что же это — опять подлодка внутри залива, да еще в такую погоду? Если это так, то, очевидно, надо было принять какие‑то экстренные меры и, если нельзя заградить поперек весь вход в Финский залив, хотя бы заминировать все бухточки, в которых подлодки могли бы базироваться. Но оставалось сомнение, действительно ли это сделали подлодки; не в том ли дело, что миноносцы были выпущены с непомерно большим грузом на палубе, во время шторма, согласно с «благоприятными предсказаниями обсерватории»? Если это так, то виноват штаб флота, этого не досмотревший.