— Но она не умерла! — догадался он.
— Не умерла. — Гейл улыбнулась. — Я любила Эмили больше всего на свете. В то лето она не умерла. Тогда я поняла, что хочу спасать человеческие жизни, хочу получить знания обо всех этих чудесных предметах, которые врач держал в своем потертом коричневом саквояже.
— И что ваша сестра думает по поводу ваших удивительных амбиций? — спросил он.
— Могу только вообразить. — Гейл вернулась к болезненной действительности. — Она погибла через год при трагических обстоятельствах. Поехала погостить к друзьям семьи, а там, в доме, случился пожар.
— Прошу прощения! Как это ужасно!
— Благодарю вас за доброту, но… — Она усилием воли постаралась оставить печальную тему. — Уверена, что по этой причине мои родители всячески оберегали меня и держали рядом с собой. Никогда не заставляли выйти замуж. — При этой мысли Гейл улыбнулась. — И вот благословенный результат! Я стала независимой и упрямой, как мул, и, вероятно, безобразно избалованной. Я никогда не обладала талантом делать то, что говорят, мистер Джеймс. Теперь, став самостоятельной, я могу заниматься тем, что мне всегда было интересно.
— Только редкостная и прекрасная душа способна увидеть яркую сторону этих вещей, мисс, — кивнул своей белокурой головой Питер, словно это совпадало с его собственным мнением.
— Да, — с непроницаемым выражением лица подтвердил Роуэн, появившись в дверном проеме. — Мисс Реншоу — несгибаемая оптимистка.
Гейл слегка подпрыгнула, снова испугавшись неожиданного появления, только на этот раз у нее сильнее застучало сердце. И вдруг возникло ненавистное чувство вины, как будто Роуэн застал ее и аптекаря за каким-то недозволенным занятием.
— Как дела, мистер Джеймс? — обратился Роуэн к Питеру, как будто не замечая ее присутствия в комнате. — Вы выполнили мою просьбу?
— Да, конечно! Я принес вам еще средства от головной боли, доктор. У вас есть все по списку, но я заметил, что опиаты на исходе. Попросить мистера Фицроя приготовить их?
— Да, и пусть доставят как можно быстрее. Я не могу без них, поскольку в скором времени они понадобятся одному из моих пациентов.
— Я знаю, что вы расходуете их меньше, чем другие врачи, доктор Уэст. — Питер улыбнулся мисс Реншоу. — Ваш доктор не доверяет новым чудо лекарствам!
— Я не верю в чудеса. Но когда мистер Фицрой их производит, я ему неизменно благодарен.
— Он хотел, чтоб я передал вам то же самое, доктор Уэст. Новый состав, который вы предложили, сделал мистера Фицроя таким счастливым, каким я его много лет не видел. — Питер вынул из кармана куртки пакет с бумагами. — Чуть не забыл отдать вам письмо по этому случаю. Он велел передать его лично вам в руки.
Гейл с любопытством наблюдала, как запечатанный пакет перекочевал в другие руки.
Роуэн молча прочитал бумаги, а она терпеливо ждала, когда он обратит на нее внимание. Закончив, он снова повернулся к мистеру Джеймсу:
— Благодарю, мистер Джеймс. Я отвечу ему отдельным письмом, но, пожалуйста, передайте, что я заинтересовался. Значит, вы пришлете то, о чем мы только что с вами говорили, да? В любом случае увидимся через несколько дней.
Это было прощание, и Питер Джеймс, похоже, сразу это понял. Послав Гейл улыбку, он с поклоном удалился, чтобы вернуться к своим обязанностям у мистера Фицроя.
Когда они остались в комнате одни, повисла долгая неловкая пауза. Наконец Роуэн посмотрел на Гейл.
Она с трудом устояла от желания поежиться под его пристальным взглядом.
— Вы только что вернулись? Навещали мистера Фишера? Вы перед уходом не сказали, но вчера обмолвились, что он может вас вызвать.
— Мило побеседовали с мистером Джеймсом? — спросил он, совершенно игнорируя ее вопросы.
Гейл замерла на месте, затем медленно отошла от стола и встала прямо перед ним, как боксер, готовящийся к следующему раунду.
— Говорите прямо, что хотите сказать, доктор Уэст.
— Я спрашивал вас, почему вы решили стать врачом, но вы отказались отвечать. А аптекарю… ученику аптекаря доверились?
Его вопрос поверг ее в смущение. Но ее несчастный вид не мог служить Роуэну сколько-нибудь значительным утешением. Ее щеки вспыхнули румянцем, но он знал, что она не станет ничего отрицать или извиняться.
— Я говорю с кем хочу и о чем хочу! Вы, похоже, сильно преувеличиваете границы своих полномочий, доктор Уэст, если собираетесь указывать, с кем и о чем мне откровенничать!
Первая демонстрация ее коготков не заставила Роуэна дрогнуть. Гейл выглядела усталой, и он знал, что является тому единственной причиной. Едва он перешагнул порог своего дома, как его поймала миссис Эванс, чтобы еще раз выразить беспокойство по поводу присутствия под его крышей ученицы, а ее заявление, что мисс Реншоу выглядит определенно больной от той пытки, которой он ее подвергнул, привела его в действие. Он тотчас бросился наверх с намерением убедиться, что она бодра и здорова, и извиниться за этот нелепый учебный марафон, который он ей устроил.
Но, войдя, обнаружил, что она изливает душу чуть ли не на плече Питера Джеймса. Роуэн не помнил, чтобы когда-нибудь так злился.
— Все ясно. Вы, безусловно, правы. Зачем отвечать на мои вопросы, когда можно поворковать с Питером Джеймсом?
— Я не ворковала. — Она смотрела в пол, но вид раскаявшегося ребенка сохранялся недолго. Когда Гейл снова подняла взгляд, в нем светился вызов. — Он был добр мне.
— А я нет? — задал вопрос Роуэн, ожидая, что она медленно опровергнет это утверждение и заверит его, он был сама доброта.
Но вместо этого она посмотрела на него так, как будто он плюнул на пол.
— Если бы я рассказала вам жалостливую историю о моей умирающей сестре, вы бы приняли меня за сентиментальную истеричку, и все на том закончилось бы. Вы послали меня заниматься какой-нибудь благотворительной деятельностью, приличествующей даме. Ухаживать за сиротами или вышивать чехлы для мебели!
— Откуда вам знать, что бы я сделал? Вы такая проницательная, мисс Реншоу, или я столь легко предсказуемый грубиян?
— Это не проницательность. Это предосторожность! Если я буду с вами осторожна, доктор, у меня все полупится. Вы — очень хороший учитель, но вам не заморочить мне голову.
— Разумная стратегия, мисс Реншоу. — Он скрестил руки. — Вы всегда так прямолинейны, когда говорите со злым гением? Не будет ли лучше проявлять скрытность?
— Я с уважением и послушанием отношусь к вашим указаниям. Я сознаю, что ворвалась в вашу жизнь против вашей воли, и вы предпочли бы, чтобы я убралась прочь. Так что своим другом я вас не считаю, доктор Уэст.