"Какое трогательное единение с народом", - с небольшой завистью подумал Александр, приветливо улыбаясь. - "Вполне себе гармония, предмет мечтаний господина Руссо".
- Ваше Высочество, тут… - смутившийся Тучков не договорил.
- Полно вам, Александр Андреевич, лучше к столу пригласите.
Пригласили, подвинулись, втайне гордясь, что не погнушался. Да что втайне, на лицах написано - запомним и детям передадим! И тут же сунули в руку глиняную кружку, которую сиятельный прапорщик опрокинул единым духом. И застыл, тщетно силясь вздохнуть.
- Это что, из рыбьей чешуи делают? - спросил хрипло, и сам удивился внезапно севшему голосу.
- Чудной народец эти чухонцы, - откликнулся сидевший рядом егерь и заботливо подвинул деревянное блюдо. - Закусите, Ваше Высочество.
Александр не отвечал, чувствуя мерзкий вкус во рту, зажёгшийся огонь в желудке, и невиданное умиление в душе. Ощутил себя плотью от плоти земли русской, частичкой соли её, и… и… и псом поганым, предавшим и продавшим родного отца. Забылись и мама-немка, бабушка-немка, ещё одна бабушка - тоже немка, дедушка… вот тут лучше считать наполовину немцем, не то ведь и досчитаться можно! И осталась навеянная дрянной чухонской водкой обыкновенная русская тоска… А может и не обыкновенная…
- Закусочки вот, - продолжал беспокоиться сосед. - Знатная закусочка!
Лукавил, усатый чёрт! В сравнении с ужином штрафников, стол унтеров выглядел неожиданно бедно - гороховая каша с салом, сухари, сало уже без каши, несколько крупных луковиц, пара дюжин печёных яиц в глубокой миске. Зато есть пузатый кувшин. Сменяли на харчи?
Заметив недоумение, егерь скользнул взглядом по отгораживающей угол занавеске, за которой угадывалось какое-то шевеление:
- Мальцы там голодные, Ваше Высочество. Вот мы и немного…
Пёстрая от заплат тряпка колыхнулась, открыв худую чумазую мордочку.
- Поди-ка сюда, - позвал Александр, нашаривая в кармане серебряную полтину. - Держи.
- Не понимают они по-нашему.
Но мальчуган лет шести оказался сообразительным - подбежал, выхватил монету, и тут же юркнул обратно под всеобщий одобрительный смех.
- Вот, а ты говорил - не поймёт.
- Чужое брать, тут сообразительности не надобно, - унтер вздохнул. - А медью лучше бы было… отберут ведь.
- Кто?
- Управляющий ихний и отберёт.
- Да как он посмеет!?
- Недоимки, Ваше Высочество.
Александр стукнул кулаком по столу, хотел что-то сказать… и промолчал, потянувшись к кувшину.
Утром командир батальона проснуться не смог, поднялся только к обеду, мучимый головной болью, стыдом за беспомощное состояние, и провалами в памяти. Сунувшийся с помощью Василий был обруган нещадно с посулом драния батогами на ближайшем привале.
- Так уже, Ваше Высочество, привал.
Александр представил вопли, которые могли бы производиться денщиком при экзекуции, вздрогнул, и вяло отмахнулся:
- Батоги отменяю. Но всё равно поди прочь.
Обнаружившийся на тех же санях Тучков облизал сухие губы и посоветовал, осторожно выговаривая слова:
- Пётр Великий опохмеляться не запрещал.
- Точно ли так?
- Прямого указа не издавал, конечно. Грозен был государь, ничего не скажу, но ведь не зверь же какой?
- Вы определённо в этом уверены, Александр Андреевич?
- Поправление здоровья командира не может не послужить ко благу Отечества. Васька, чарки где, ирод?
И впрямь попустило. Прапорщик в скором времени смог оглядеться не опасаясь подступающей дурноты и не борясь с головокружением. Колонна только что остановилась, и штрафники уже толпились у кухонь, подставляя котелки походным кашеварам. В желудке громко квакнуло, и уловивший намёк Василий тут же выставил командирскую долю, до того заботливо укрываемую под лежащим в санях бараньим тулупом.
- Опять щи?
- С головизной, Ваше Высочество. Да оттаявшие кулебяки к ним.
- Прочь с глаз моих, аспид! А котелок оставь.
Покончивший со своими щами и уже уничтожающий перловую кашу Тучков скромно заметил:
- Ну не померанцами же нас угощать. А тут весьма дёшево и сытно - бережёт государь Павел Петрович штрафной батальон.
- Бережёт? - изумился Александр и опустил ложку. - А как назвать вот это вот… э-э-э… смертоубийство?
Бывший полковник пожал плечами:
- Закалкой?
- Объяснитесь.
- Ну… мне, во всяком случае, наше сегодняшнее положение напоминает изготовление клинка - бьют, мнут, бросают в воду…
- Но умершие по дороге? Но покончившие с собой? Да, я приказал сломать их шпаги и так бросить… но понять и принять не могу.
- Отжигают примеси, Ваше Высочество. Уходит окалина, остаётся булат. И мы, мнится, остриё того клинка.
- Вы так говорите, Александр Андреевич, будто одобряете… vous comprenez?
- Oui mais… Но отчего бы быть недовольну? Отечеству понадобилась моя жизнь? Что же, я готов отдать её там, где оно находит нужным.
- Помилуйте, полковник…
- Бывший полковник.
- Вот именно! Вас не заботит то, что вместо Отечества приказ исходит от безумного императора? Да, он мой отец, но ведь безумен же, согласитесь?
- Не более нас с вами, Ваше Высочество, - тонкие губы Тучкова чуть дрогнули в улыбке. - Ужели скорбный умом смог бы организовать то, чему мы свидетели сейчас? Нет, не наш батальон, хотя и его тоже.
- Не вижу причин вашего энтузиазма, Александр Андреевич. Не изволите просветить? И отчего, в таком случае, вы оказались здесь, среди осуждённых заговорщиков?
- Судьба, - усмехнулся штрафник. - По чести сказать, я и о заговоре не знал совершенно, а за оружие взялся лишь защищая старшего брата.
- Убит?
- Николай только ранен и оставлен до излечения в Петропавловской крепости. Но вернёмся к вопросу, Ваше Высочество. Единственно сначала постарайтесь ответить на мой… мог ли безумец так своевременно собрать врагов своих воедино, причём именно самых нужных врагов, вынудить их к выступлению в самый удобный для себя момент, и нанести решительный удар? И заметьте, наиболее жестоко пострадали лица живущие торговлей с Англией. Или указ о конфискации имущества просто так появился, действием воспалённого мозга? Нет, уверяю Вас, там миллионы, а они случайностям не поддаются. И не удивлюсь, если окажется, что планы императора далеко превосходят моё скромное воображение.
- Вы думаете, Александр Андреевич…
- Несомненно! Единственным выстрелом государь Павел Петрович убивает даже не двух, а кабы не меньше десятка зайцев. Некоторое поправление финансов за счёт реквизиций, это раз. Вторым можно считать уничтожение всяческой оппозиции - любой голос против будет подавлен жесточайше, не вызывая при этом удивления. А какой щелчок по носу надменным англичанам? А и не щелчок - бомба, брошенная в крюйт-камеру каждого корабля, британского, разумеется. Сколь долго продержится их флот без поставок русского леса, мачт, пеньки, железа, воску? То-то и оно! А милейший граф Пален, по слухам ведающий контрабандой в нарушение блокады, убит…
- Случайность.
- Да? Случайность, подкрепленная пулями и штыками гвардейцев полковника Бенкендорфа? Согласен, тогда ещё прапорщика… Но не намекает ли неожиданный взлёт сего юноши о действиях, заранее с императором оговоренных, и выполненных с чрезвычайной скрупулёзностью? Хорош же случай - именно в ночь, назначенную заговорщиками, в Михайловском замке ни с того ни с сего оказывается совершенно непредусмотренная рота Семёновского полка.
- И та повторная присяга вечером…
- Служила лишь предостережением Вам, Ваше Высочество. От излишне резких и необдуманных действий. Иначе не объяснить, разве что…
- Что?
- Нет, пустое… мне не в силах угадать мысль гения, каковым несомненно Ваш батюшка является. Может быть, просто пожалел?
Бывший наследник престола зябко поёжился. Это что, смерть взмахнула своей косой и остановила её? Или мрачное орудие пролетело над головой лишь слегка затронув и обдав могильным холодом? Слепец! Нет, это он сам слепец и безумец, если умудрился проглядеть такое. А всё бабка Екатерина… старая блудливая сучка… Сама померла, и ещё внуков решила на тот свет прихватить? Её выкормыши всё и затеяли…
- Продолжайте, Александр Андреевич. Извините, задумался. Вы можете предположить нашу дальнейшую участь?
- А что в ней неясного? Выжившим - слава, погибшим - прощение. Погибшим в бою, разумеется, а не как нынешний бумагомарака.
- Кто?
- Вам не докладывали? Ах да, о чём это я… нынче ночью повесился известный сочинитель Радищев. И представьте себе, Ваше Высочество, жердь, к которой был привязан шнурок, оказалась осиновой. Воистину кесарю - кесарево, а Иудушке - иудино.
- Не любите сочинителей?
- Ну почему же? И самого порой на вирши тянет, не без греха, однако. Но не его ли трудами, грязным пасквилем, оплаченным из известно чьего кошелька, оказались смущены многие юные умы, в сей колонне пребывающие? Верно говорю - накипь уходит.