Ну, для неё, может, и разумелось, но вот для него…
– В яме… – казалось, столь непочтительное обращение с царём металлов повергло его в ступор. Во всяком случае, затянувшееся молчание дало ей понять, что недоверия её слова не вызвали (ура!), – Э-э…То есть, вы хотите сказать… что то, что вы отсюда… выгрызли…
И… выбросили – в эту яму?!
– Ну да! – она передёрнула плечами, словно раздражённая его недопониманием.
– А… Почему?!
Вздох разочарованной дурочки, самой собой загнанной в угол, дался ей легко:
– Потому, что от него-то и все мои беды…От золота. – и, с надрывом! – Ах… нельзя мне этого говорить, – словно спохватилась она, отворачиваясь и передёргивая плечами, словно от сквозняка.
– От… золота? Но… откуда же вы его… И как оно оказалось здесь, внутри моего распятия?! Ведь его же… – было вполне ясно, что ведь не отстанет.
– Ладно! Грех этот останется на мне! Я по недосмотру слишком долго касалась… вашего распятия, и слишком горячо молилась… Это от моих пальцев так получилось. – ну вот, главная фраза шоу произнесена, декорации в виде отпечатков расставлены, – Ещё раз – простите!
Он надолго заткнулся, словно только теперь понял.
Дудки. Ты, милейший, «понял» ещё десять минут назад, и мимика твоего достаточно освещённого лица, сказала ей всё… А сейчас ты ищешь способ, как бы потактичней сказать ей, как выведать…
На его очередную (честно говоря, не очень-то и робкую) попытку, она как-то устало и буднично сказала:
– Ну что вы ещё хотите услышать? Да, я владею этим проклятьем. Этим… легендарным даром. И вот – это погубило и моих близких и меня… Это Прикосновение Мидаса.
Воцарившуюся за этим тишину можно было бы назвать мёртвой, если бы дежурный по коридору не решил заменить давно трещавший и меркнущий факел.
Пока происходила замена, никто не сказал ни слова, но напряжение росло.
– Неужели… (вот дьявол, он всё же сомневается?!) Вы… И вправду отказались рассказать об этом его высокопреосвященству? (ага, к счастью, это – другое сомнение!)
Её ироничный смех прозвучал довольно фальшиво… Ну, словом, так, как и был задуман:
– Может, я и плохая женщина, интриганка, и легкомысленная… Но вот в вопросах золота и церкви… Разве это – не запрещенное золото?! Ведь мы должны «в поте лица зарабатывать себе пропитание», как сказал Господь. А тут – вот, стоит мне только…
Ведь подчас я и сама себя спрашиваю – может, и вправду – я – ведьма?
Всегда… по-настоящему я действительно… боялась. Пользоваться этим.
Я думала так: кто дал мне право судить? Или: дать одним, а другим – не дать?.. Кто нуждается больше? Кто и правда – не может, а кто – просто не хочет заработать?.. «В поте лица»? Кто из нищих и неимущих – действительно такой, а кто – просто недостойно притворяется, пытаясь сыграть на жалости?! И христианском сочувствии.
Кто я такая, чтобы решать такие вещи?..
Церкви я, может быть, и раскрыла бы этот дар, даже боясь быть обвинённой в связи с нечистым… Но он – не Церковь! Ему – ни за что! – гневные нотки прорвались точно дозированным финальным аккордом.
Нужно отдать ему справедливость – он не сразу, и не на коленях стал просить её объяснить (Ха-ха, как же – объяснить!) как это у неё получается.
И совершенно ни к чему её отказы и увёртки не привели: плевать ему было на её «высокие идеалы» и морализаторство о «Душе» и т. п. Но виду он, конечно, не подавал. Молодец. Человек дела.
– Я могу превращать в золото почти всё… – призналась она наконец, с совсем уж траурным видом, – но на разные… материалы… требуются разные усилия. Вот, например, с вашим распятием вышло недоразумение – я просто истово молилась, и даже не заметила, что слишком… ну, увлеклась, что ли.
Хотела вымолить прощение. Увлеклась, да… Но успела всё же остановиться. Если бы распятие было из металла – ну, там, – медь, или серебро…
Оно бы превратилось в золото очень быстро.
Но тогда бы я просто выбросила вниз его всё, и вы бы ничего не узнали… А так – я же хотела сохранить его вам: не вернуть было бы… непорядочно.
О-хо-хо. Есть ему дело до её порядочности. Даже два раза.
– Но как же, всё-таки, у вашей милости это получается? У вас это врождённое, или вы… Или этому можно научиться?..
– Ах, в том-то и дело. Точно я не помню… Врождённое – вряд ли. Тогда мои родители сказали бы мне об этом. Я, хотите верьте, хотите – нет, сама толком не пойму, как у меня открылся… или оказался… этот дар. В детстве, говорят, я на неделю пропадала из нашего родового замка…
Я сама ничего не помню, но кормилица рассказывала, что меня, вроде как похищали цыгане… Правда, никто этих цыган так и не видал… И что меня нашли в деревушке в десяти лье от замка, и я тогда ничего не могла рассказать… Мне было около четырёх.
А первый раз я превратила серебряную монету в золотую случайно, когда очень захотела что-то купить на ярмарке… Это мне было уже где-то семь… Мама тогда сказала, чтобы я больше никогда… – опять самоирония, – Но разве можно удержаться, и не попробовать…
Помолчав, и покачав головой, она закончила:
– Конечно, с годами это делать всё легче – словно учишься… Читать… Или ездить верхом.
Он молчал, но его молчание было красноречивей любых слов, а чуть приподнятые руки как бы тянулись к ней в немой мольбе. Словно почуяв его обращение, она вскинула к нему голову и гневно произнесла:
– Нет! Даже и не думайте, сумасшедший вы человек! Нельзя, грешно смотреть на… такое! Неужели вы не поняли – в этом источник всех моих бед! Я не могу, и не хочу никого втравливать в это… это колдовство! – она сделала упор на этом слове, словно пытаясь хоть этим «испугать» его!
«Испугается» он, как же…
– Но… сударыня. Если… (Он старался быть тактичней, и замаскировать свои меркантильные устремления. И даже слово «колдовство» сразу «правильно» воспринял лишь как её попытку испугать и отвратить его!), – Если такой дар пропадёт, исчезнет вместе с вами, то сколько возможностей, сколько добрых дел и пользы для… неимущих пропадёт навсегда! Сколько бедняков, обездоленных судьбой, могли бы прокормиться – ну, хоть, до созревания урожая – если вдруг выдастся недород, или…
Или сколько больных могло бы купить лекарства… или сколько милостыни можно было бы подать тем, кто уже не в силах работать сам, ведь эти деньги… Можно было бы употребить и во благо!
Вероятно, он продумывал эти и другие аргументы всю ночь, хотя оригинальностью они и не блистали, и могли прийти на ум любому.
– А что – вы думаете, всё это не приходило в голову и мне?! Ещё до того, как я оказалась… здесь?