— Жозефиной.
Мужчина вздрогнул.
— Я могу вернуться, когда угодно.
Он поспешил объяснить ей про своё новое заклятие.
— Правда? Почему тогда ты сразу ничего не сказал, Артур?
— Мне интересно тебя нервировать.
Мария раскрыла губки и растерянно повернулась к мужчине, а потом вздохнула и улыбнулась:
— Артур, нервы старят. Сам же будешь жалеть, когда у меня появятся морщины. Или тебе хочется, чтобы я выглядела постарше?
Мужчина задумался.
Они ещё немного поговорили, — Артур рассказал Марии, какое сейчас небо, — и обсудили дальнейшие планы. Затем Артур ушёл, а Мария так и осталась сидеть за столиком и ловить губами холодные ласки зимнего светила. Мысли её медленно возвращались к лебедям и солнцу, но уже не чувствовало в них ничего сердце девушки. Вдохновение улетучилось. Мария печально-сладко улыбнулась и вдруг дёрнулась. Застыла. Схватилась за ручку.
— Лебедь, лебедь, — повторяла она.
Лебедь, лебедь… — бегали её руки.
Настрочив несколько слов, Мария отлипла от листка бумаги и медленно приподняла голову. Она взяла листочек и вручила его Альфии, которая уже с минуту нависала рядом:
— Прочитай.
— …Ладно, — кратно ответила Альфия и заговорила, напыщенно, но не попадая ни в одну интонацию:
— Солнечный лебедь,
лебедь на солнце-
Распят.
…
…
…
— Сегодня яркое солнце…
Сказала женщина в белом и Аркадия посмотрела на яркий, волнистый белый свет у подножия шторы.
Девушка и её тётя находились в королевских покоях. Аркадия сидела на стуле, сведя ножки, и смотрела в землю. Женщина возвышалась у неё за спиною и орудовала ножницами. Ножницы были ржавыми, и движения женщины тоже как будто были ржавыми, — они были прерывистыми и скрипучими, хотя в действительности она была очень осторожна: локоны Аркадии, падавшие на пол, были все одинаковой длины.
Нависало молчание.
Наконец женщина опустила ножницы и пригладила голову девушки, а потом повесила голову собственную и сказала:
— Аркадия… Извини…
— …Я уже простила.
Ответила девушка и слегка отвернулась. Женщина приоткрыла рот и сказала:
— Я… Ненавижу это. Я… Сделала это опять.
— … - Аркадия молчала. Она не спросила женщину, что та имела в виду под словом «опять». Девушка никогда не расспрашивала других и особенно своих близких.
— Но я… Всё исправлю, — сказала женщина, поглаживая ножницы.
Аркадия повернулась и растерянно взглянула на женщину, а она всё смотрела на ножницы, всё их гладила их, с трепетом в пальцах, и повторяла:
— Я верну… Шанти… Я… Её спасу.
Аркадия похлопала глазами. Молочные зрачки женщины были обращены в незримое прошлое. Подул ветер, и штора закачалась, словно птица, которая копошится в своих пёрышках. В комнату брызнул ясный свет, и женщина вдруг исчезла, словно призрак.
Аркадия посмотрела в окно. Лицо девушки обдувал прохладный ветер.
Скоро будет полдень.
…
…
…
Семь лежала в коморке, узкой и тесной, на каменной кровати. Девушка вжималась в камень и косилась боязливыми, синими глазами в окно. Его заволакивал непроглядный свет.
Семь дрожала и кусала, и проглатывала собственные губы. С ужасом и трепетом она что-то видела в окне, какое-то копошение, как будто не из этого мира, объятого светом, но как будто копошение внутри самого света, — отголоски и песни, безумный хоровод… Девушка дрожала и вместе с нею подрагивала вся комната. Всё это продолжалось почти минуту, как вдруг стук.
В окно будто постучали.
Семь заревела и с грохотом разбила свою голову о каменную кровать.
Стены коморки забрызгали кровавые ошмётки.
180. Вечный Мир
180. Вечный Мир
898.
Мир не справедлив. Пока Маргарита, напевая весёлый мотивчик, вырезала новую цифру на кирпичной стене конюшни, Альфия, без одной руки и ноги, вся побитая, поломанная, с выбитым глазом, лежала посреди замкового двора и жаловалась в мыслях на несправедливость мироздания.
У девушки не было таланта к магии. Совершенно. Но у неё было упорство, у неё было рвение, — и даже Артур не осуждал её стараний. А если бы осудил… Хм! Девушка тренировалась каждый день, каждый миг своего свободного времени проводила она в обнимку с самоцветом, — и без него ощущала странную пустоту в сумочке — снова и снова она калечила себя в боях, и всё потому, что, если Артур и научил её чему-нибудь на всю жизнь, то лишь тому, как непростительна в этом мире слабость.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
898.
Девушка покосилась на число и вздохнула.
Восемьсот девяносто восемь раз Альфия проигрывала Маргарите. Восемь, уже почти девять сотен раз сражались они, и ни разу ещё девушка не победила.
Она и не могла победить.
Альфия находилась на Третьем ранге, профессия её называлась «Ящер». Простое, жалкое создание прекрасно подходило, чтобы назвать в его честь крайне заурядную Профессию. Она позволяла отращивать отрубленные конечности, — рука и нога Альфии медленно вырастали, — и, собственно, всё.
Эту профессию для Альфии выбрал Артур. Сделал он такой странный выбор потому, что на Шестом ранге, в одной из развилок, появлялась другая, тоже непримечательная, но крайне необходимая девушке профессия: Черепаха.
«Черепаха» со взятием Шестого и каждого последующего ранга обретала сотню лет жизни. Альфии нужно было это время, если она хотела когда-нибудь стать Архимагом.
Хотела ли Альфия стать Архимагом?
Пусть…
— Скажи, освежает, Альфик, — произнесла Маргарита, подходя и разминая плечи, и одновременно с этим из-за ворот замка вышла Эли. Она спокойно, но как-то очень прохладно взглянула на юную принцессу — та неловко усмехнулась, — и всунула Альфии в губы кусочек мяса. Девушка его проглотила, и сразу её руки и ноги стали вырастать со стократной быстротой; синяки её белели, ссадины её зарастали, и скоро боль совсем растворилась — вместо неё всё пространство души девушки наполнила унылая серая горечь.
Альфия особенно сильно ощущала бессмысленность своей профессии, когда её вот так просто можно было заменить. Хотя… Что просто — это относительно.
Альфия снова приоткрыла рот. Эли незамедлительно зажгла и вставила в её губы сигару. Альфия свалилась, словно с трамплина, в облака бархатного белого дыма. Ещё одно поражение… И как-то всё равно, и как-то неприятно, и самое неприятное…
— Победа за тобой, опять.
Грустно цокнула языком Маргарита, любуясь своим вывихнутым указательным палецем.
Самое неприятное было в том, что любую свою ранку эта девчонка считала за проигрыш. И 898 на стене — это нумерация таких вот «проигрышей». И хотя мысли Маргариты были верными, всё-таки между Третьим и Пятым рангами огромная разница, величиною в целую пропасть, которую даже Он, Артур, сказал, что невозможно преодолеть. Что даже он сам на это не способен без некоторых поблажек…
И хотя битва была в корне несправедливой…
И всё-таки…
— Ещё раунд? — ярко улыбнувшись спросила Маргарита.
Альфия посмотрела на неё краснеющим глазами и вытянула сигарету, и сказала:
— Пусть…
Она стала медленно подниматься на ноги.
Сто раз она смогла ударить принцессу.
Двести раз она смогла оставить на ней синяк.
Четыреста раз она смогла пролить её кровь.
И сто девяносто раз она смогла вывихнуть её палец…
И когда-нибудь…
Когда-нибудь…
…
…
…
Артур медленно опустился на землю и осмотрелся. Вокруг простиралась каменистая пустошь. Небо прямо над головою было голубым и глубоким, а дальше, на горизонте, тянулась разбухшая чёрная черта. Сгущались тучи. Ясно заметной была линия тени, делившая землю.
Сама земля была бесплодная и угловатая. Её покрывали каменистые наросты. Ландшафт был ухабист. Артур заметил единственное живое существо, тушканчика, который прибежал непонятно откуда и юркнул в трещинку в скале.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
А потом мужчина увидел серые хижины и серых людей. Маг обратил на них внимание в последнюю очередь потому, что и люди, и хижины были блеклые и как будто мёртвые. Они были серые и сливались с каменистой землёю, как хамелеоны.