Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Митя взглянул на Маляева, тот побледнел, и правое веко у него задергалось.
— Горов, за кого ты нас держишь? — сказал Митя с вызовом. — Я сбегаю.
— Я, Шлем, всегда в тебя верил, — Горов похлопал Митю по плечу и сунул флягу, при этом Митя сглотнул обжигающую слюну. — Беги зигзагами и не вздумай отдыхать — вмиг накроют. Беги до последнего, а там отдохнешь за камнем, он прямо перед окопчиком.
Горов показал, где лучше пробежать, и, подтолкнув сзади, негромко приказал: «Давай!»
Митя побежал, делая огромные прыжки в стороны — острых камней под ногами он не чувствовал. Окопчик с тремя вжавшимися в землю фигурками понесся ему навстречу.
Камень оказался маленьким и плоским. Митя почувствовал себя за ним совершенно беззащитным. Четвертому в окоп было не поместиться.
— О, какие гости! — Фергана нервно засмеялся. — Да еще и с выпивкой!
Митя бросил в окопчик флягу и передал, что при первом же заходе вертолетов надо уходить. Пока он говорил, прямо над ухом, как назойливые пчелы, зажужжали пули. «Надо уносить ноги». И резко сорвавшись, Митя понесся наматывать заячьи петли.
В окоп, где его поджидал Горов, он упал на последнем издыхании. Горов протянул ему флягу: «Хлебни чуть-чуть. Сразу не глотай, а прополощи рот».
Пыряев постоянно запрашивал вертолеты, но они куда-то исчезли, и небо над головой было бездонным и бесцветным.
Наконец, когда уже стало темнеть, послышалось знакомое стрекотание и показались «вертушки».
Их отход за гребень был молниеносным. Митя совершенно оглох от пальбы, которой они себя прикрывали.
Спустившись вниз, они оказались на широкой наезженной дороге. Слева в ущелье серебрилась извилистая речка, а справа расстилалась погруженная в сгущающиеся сумерки зеленая долина.
На дороге образовались небольшие мутные лужи натаявшего града. Все бросились к ним и, встав на колени, принялись жадно, захлебываясь, пить, мочить головы и панамы.
До горки, на которой стоял батальон, они добрались, когда было уже совсем темно. Пологий склон был заминирован, и саперы повели их по проходам в минных полях, освещая путь фонариками. Митю качало из стороны в сторону как пьяного. Он так устал, что даже не боялся наступить в темноте на мину. В висках стучало единственное желание — упасть! Но он не упал, а дошел, и к месту посадки вертолета плащ-палатку с трупом понесли другие.
Полчаса он отлеживался. Рядом сопел и стонал Маляев — у него распухли ноги, и он не мог стянуть ботинки. Где-то вдали, как будто с того света, доносились голоса людей — они опять строили укрепления: возводили стены, выкладывали бойницы. Ущелье освещалось ракетами, и было видно каждый камешек.
Скоро их нашел Горов. Показал их посты и приказал ночью стоять по двое и договориться между собой. Митя завопил, что готов стоять с кем угодно и когда угодно, только не сейчас. Договорились, что через четыре часа Кадчиков с Мельником их разбудят. Маляев придвинулся к Мите и, накрыв его и себя с головой бушлатом, засопел.
Ночью стало очень холодно. Митя проснулся, трясясь неунимаемой дрожью — во сне Маляев стащил с него бушлат и завернулся в него сам. Никто их не будил, видимо, четыре часа еще не прошло. Митя вытянул из-под Геры конец бушлата, залез под него и прижался к его горячему телу. Тут же все провалилось во тьму.
Потом стало жарко, и Митя начал задыхаться под бушлатом. Солнце светило в глаза и стояло довольно высоко. Гора вокруг хлопотала и суетилась; на сухом спирту грелись банки с кашей, густые пьянящие запахи щекотали нос.
Странно, но никто их так и не разбудил. Маляев дрых рядом без задних ног, Мельника с Кадчиковым нигде не было видно, да и весь взвод куда-то исчез.
«Взвод в полном отрубе после вчерашнего, — решил Митя. — Ну и хорошо, хоть поспал нормально впервые за трое суток». Он знал, что если ночью ходил проверяющий и не обнаружил их поста, то скоро будет большая порка, и сегодняшняя ночь отольется им, молодым, горючими слезами.
Митя натянул ботинки и пошел разыскивать Кадчикова с Мельником. Нашел он их быстро; они спали под скалой, тесно прижавшись друг к другу, и, судя по всему, проспали всю ночь.
Митя их растолкал, но они, помятые, одуревшие от сна, еще долго не могли понять, что происходит.
— Вы что, всю ночь дрыхли?
— Да мы, да нет… — забормотал Мельник.
— Да, да, мы заснули, — начал Кадчиков раздраженно. — Иди заложи. Или, может, ты недоволен, что тебе дали поспать лишних четыре часа?
— Нет, я доволен, но…
— Что но? — перебил Кадчиков. — Вон пост и вон пост, — он ткнул пальцем в укрепления справа и слева. — Мало, что ли? А мы три ночи не спали, должны сидеть, как идиоты!
— А если бы духи на наш пост вышли? — попытался вставить Митя.
— Жди, как же, пошли они на наш пост! Да они не мы, дураки, ночью спят!
— Не полезут они на целый батальон, — добавил Мельник.
— А если бы пошли посты проверять?
— Ага, все проверяющие сами дрыхли как сурки. Мы тут целый час простояли. А ты бочку на нас не кати! Иди Горову скажи! — голос у Кадчикова задрожал от ярости.
— Ладно, чего там. — Спорить было бесполезно, да и правы они были отчасти, но сам бы он никогда не заснул, хотя бы из чувства страха.
Начался обычный жаркий день. Никто не приходил, не устраивал разносов, на этот раз обошлось.
Лейтенант Пыряев отпустил половину взвода вниз к реке: помыться, постираться, набрать воды и поискать хворосту для костра. Митя, Маляев и Кадчиков попали в число отпущенных.
Митя был счастлив. Он прыгал по камням, предвкушая, как окунется в прозрачную студеную воду и напьется до потери сознания. В реке уже плескалось много народу. На гальке в ряд лежали автоматы — их охраняли мрачные чижики. Вода — вот она, в двух шагах, а не подойдешь, не искупаешься. Мите повезло — охранять поставили Геру, — но постираться так и не удалось, нужно было набрать хворосту, а где его найдешь в горах?
Митя заменил Геру у оружия, подождал, пока он вымоется, а потом они долго лазили между валунов, отыскивая сухую траву, ветки, щепки.
Все уже были на горе, когда они наконец насобирали деревянного мусора и потащили его наверх. Впереди Маляев булькал фляжками на ремне, надетом на шею, за ним тянулись Митя с Кадчиковым. До постов оставалось несколько метров, когда из-за каменного уступа вынырнул парень с вытатуированным на груди орлом и позвал Маляева: «Сержант, иди сюда!» Митя знал его, он частенько ходил к Фергане в гости забить косяк, попить чаю. Звали его Тенгизом.
— Дай попить, — парень протянул руку.
— Мы на взвод несем, у нас фляг не хватает, — начал было Маляев.
«Дурак!» — успел подумать Митя. Тенгиз коротко размахнулся и ударил Маляева в рот. Гера от неожиданности упал на колени.
— Тенгиз, нам Фергана приказал все фляги полные принести, — попытался защитить Маляева Митя.
Тенгиз снял с ремня флягу и приложился к ней, а что не выпил, вылил себе на голову и шею.
— Передайте Фергане, что я его нюх топтал, если он таких чижарей воспитывает, которые глотка воды для дедушки пожалели — и швырнул пустую фляжку с горы. Кадчиков запрыгал за ней, а Тенгиз опять скрылся за уступом. «Специально подкарауливает молодых, чтобы поиздеваться!» — мелькнуло у Мити.
Маляев поднялся и, сплевывая кровавую слюну, полез наверх. Его лицо пошло пятнами, он кривил рот и шептал опухшими губами: «Сволочь, ублюдок, фашист!»
— Брось, не переживай, — попытался подбодрить его Митя. — Воды нам с тобой хватит, а ты в следующий раз не жадничай — пусть подавится.
Наверху полным ходом шло приготовление обеда. Шафаров подстрелил козленка, и освежеванная тушка, уже разрубленная на куски, дожидалась своего часа; пахло кровью и горящим маслом — на камешках дымился цинк из-под патронов, из него выжигали краску и масло, чтобы впредь, пока не спустятся с гор, готовить на всех. Шафаров вылил воду из фляг в цинк, подложил щепок и сказал, что придется еще раз сходить за водой и дровами.
Маляев взорвался. «Фергана! — заорал он. — Внизу твой дружок Тенгиз! Он разбил мне рот за то, что я не дал ему воды, а я для вас воду нес! Я его застрелю в следующий раз, понятно? Я в него весь рожок выпущу!» Последние слова Гера выкрикнул, захлебываясь слезами. Фергана подошел к нему и залепил пощечину: «Ведешь себя, как баба. Ему по морде раз съездили, а он истерику устроил. Да ты знаешь, как нас били, когда я молодым был? Каждый день: за дело, без дела, после отбоя выволакивали и пинали до потери сознания. Мы вас еще пальцем не тронули, все жалеем, а вы, чуть что, за автомат хватаетесь, в своих же!» Фергана взял Маляева за шиворот и встряхнул: «Останешься на горе. За водой пойдут Мельник, Кадчик и Шлем. А ты, чмо, все два года будешь шуршать, помяни мое слово!»
Пока бегали вверх-вниз по горе, село солнце, стал накрапывать дождь. Он шел всю ночь, и к утру бушлаты, плащ-палатки, сапоги — все было неприятно влажным.