Читать интересную книгу Простри руце Твои.. - Ирина Лобановская

- Двести! Ну, двести, двести долларов! За вечер! С любой... Могу с обеими...

Тут до сестренок дошло, за кого он их принял... И Варька с ходу послала страстно желающего приличным матом.

Мужик с трудом вышел из шока и признался:

- Девочки, вы меня извините! Но вы не стойте на этом углу! Что вы здесь столько времени торчите? Тут - не знаете разве? - условленное место, совершенно точно обозначенное, где путаны торчат и себя предлагают! Ни в коем случае здесь больше не показывайтесь, а меня простите, пожалуйста!

Они посмеялись и продолжали стоять. Натка сильно опаздывала.

А потом Варька пошла в туалет... И тогда подвыпившую Ксеньку с неизменной сигаретой в зубах попытались затащить в машину какие-то парни. И она уже устала с ними бороться, и махнула рукой - будь что будет! - как вдруг вылетела разъяренная Варька. Она так визжала и царапалась, так кусалась, так цеплялась за сестру, которая была уже в полной отключке, что парни испугались, все бросили, плюнули и уехали. Арбатский ко всему привыкший народ никакого внимания на происшествие не обратил. А милиция здесь редко прогуливалась.

- Дурка! - сказала Варька сестре, злобно показав мелкие зубки.

Ксеня молча с ней согласилась.

После рождения Даши забот у Ксении хватало по горло. Где там про Варьку и Валентина вспоминать! Хотя вспоминала, очень иногда вспоминала и замирала на мгновение возле микроволновки. И Дениса очень жалела - заброшенный совсем ребенок - и Глеба, умного, доброго, по-настоящему влюбленного в Ксеню, уступающего во всем, спускающего все ее срывы, иногда сравнивала вдруг с Валентином - и не могла остановиться...

Когда-то Глеб каждое утро до работы приезжал на машине к ее подъезду и опускал в почтовый ящик письмо. Как из бокала, наполненного доверху вином, надо осторожно отпить глоток, чтобы не расплескать, так его переполненная душа, очевидно, стремилась отдать по каплям свое чувство, перелить его в другую душу, поделиться. Глеб... Шутил - смешно, серьезничал - интересно. Поздно ночью Ксеня, вернувшись из театра, звонила ему, старалась успокоить, утихомирить. Потом пришло лето. По заведенному порядку Глеб всегда увозил свою семью на юг. И оттуда звонил Ксении два раза в день. В то утро, когда она сказала, что Маруська тоже уехала отдыхать, Глеб взял кассира измором и достал билет на самолет "Адлер-Москва". Ксеня открыла дверь, ничего не спросив - консьержка пропускала только знакомых ей людей - и остолбенела. Изумленно погрызла сигарету.

- Разлюби твою мать... Что случилось, Морозов?

Глеб ответил не сразу.

- Я боялся, что у меня появится дублер...

- Ты мне льстишь! - засмеялась Ксеня.

Пробыв весь оставшийся отпуск Глеба вдвоем, они поняли, что врозь невозможно. Осенью он, не дождавшись развода, переехал к ней. Начался всегда очень трудный и долгий период привыкания. Обыденная дребедень...

И Ксене ли сравнивать мужей, когда тридцать девять лет и уже бабушка? Разве можно разрешать себе думать о том, кого любила? И кого любишь, несмотря ни на что - ни на проворную сестру, ни на внучку, ни на тридцать девять? Разве можно сравнивать кого-то с кем-то, когда есть на свете Варька, Денис, Маруся, Дашка...

Задыхающийся шепот в трубке: "Целоваю..."

Он любил стилистическое разнообразие. Он был молод и застенчив... Он...

Нет, "он" - совершенно не к месту.

Без бабушки и Даша дома тоже заброшенный ребенок. Приедет Ксения к дочери и выяснит, что морковный сок опять дать забыли, а яблоки (полная миска была, два килограмма) Маруся с Петей съели.

- Как съели?! А Дашке?

- Да ладно, мам, ничего не будет. Не переживай. Вырастет!

И эта тоже ничего не понимает, как Варька. Они никогда не повзрослеют в Ксениных глазах, никогда не поумнеют, всегда будут нуждаться в ее помощи и опеке. И Ксеня будет помогать им во всем, выручать, избавлять от забот, сколько сможет. Сколько сможет... Как устала она...

Дома Ксения положила Дашу в кровать, крикнула с балкона Дениса и отпустила Петю на все четыре стороны. Осчастливленный Петр улетел в неизвестность, сияя улыбкой до ушей. Явившийся с улицы мокрый с ног до головы Денис хитро сообщил Ксене по секрету, что сегодня еще не завтра. Вероятно, он думал, что завтра наступит очень не скоро. Очередная смешная иллюзия детства. И такие всегда долгие ребячьи дни...

Иллюзии, иллюзии... Что бы мы значили без них, хрупких, прозрачных, греющих нас и нами согретых?

- Каин, где брат твой, Авель?! - артистически воздевая руки вверх, вдруг вопросил Денис, раздеваясь. - И вот, Ксеня, Иисус воскрес! И сказал: "О, дети мои! Что же вы делаете?!"

Ответа слегка растерянная Ксения не нашла.

- А кулисы и занавес - это разве не одно и то же?

- С чего ты взял? Конечно, нет.

- Ну, как же! Говорят: ушел за кулисы - и уходит туда, за занавес. Значит, кулисы - эти вот занавески на сцене, вечно пыльные!

Заверещал телефон.

- Угу, - солидно сказал в трубку Денис. - Пойду посмотрю... - Он заглянул в комнату. - Ксеня, ты дома или тебя нет?

- Нет, - пробурчала она. - Меня нигде уже нет... Так и скажи. Скажи, что я уехала из Москвы... И буду нескоро. Неизвестно когда, может, через полгода. А связи со мной нет - мобильник я выкинула. Скажи, что я в монастырь уехала. На послушание! И пойди вымой руки. Я им не доверяю.

- А что такое монастырь? - тотчас поинтересовался Денис.

- Это где красиво... очень тихо... где мысли светлые и высокие... где отдыхает душа от суеты и твоих фильмов, которые ты без конца смотришь... где человек один... и думает, размышляет... где никогда не бывал Каин, о котором ты недавно поминал...

Денис удивлено притих и задумался, пытаясь постичь смысл услышанного. Постичь смысл... понять... осознать истину... Что такое - эта истина?... Это просто... это то, что есть... что существует... а что существует?..

Даша лежала тихо, только соска во рту беспрестанно шевелилась: туда-сюда, туда-сюда. Спокойный ребенок - одно удовольствие для бабушки. А ухо все никак не хотело воспринимать это нелепое новое слово, не хотело - все! Какая она бабушка?! Какие Маруся с Петей родители... Какая Варька жена и мать... Все просто, как линейка.

Денис слушал новости. По ТиВи рассказывали о гибели Литвиненко.

- Ксеня, я чего-то не понимаю... Как же, интересно, этот Полоний на свободе гуляет, когда его Гамлет давным-давно шпагой заколол?! Ты помнишь? Там еще девка такая была, которая к Гамлету приставала... как ее... Офелия, вот! И, знаешь, Ксеня, этим датчанам ботинки делали просто халтурно. Гамлет говорит там про свою мамашу, что она еще не износила башмаков, в которых шла за гробом. А потом выясняется, что прошло всего два месяца! Но он словно удивляется - ведь королева уже должна была их износить, эти датские туфли!

- Умен до безнадежности... Тебе обо всем этом мама расскажет. Она у нас обожает книги читать. И ты туда же, - отмазалась Ксения.

Вздохнула и взяла мобильник.

- Это я, которая Ксеня...

Олин голос в трубке...

- Все плохо и будет еще хуже.

- Опять звонил? - спросила Ксения.

- Опять не звонил! - выкрикнула Ольга. - Он больше не хочет мне звонить! Ксеня, мне плохо!

- А зачем ты ждешь его звонка? Разлюби твою мать... Пора выбросить его из головы. Оставить за скобками...

Это случилось летом.

5

Лето обливалось дождями, стучавшими, как упорные дятлы, по подоконникам. Бесконечными, доводящими до отчаяния, то проливными, то слабенькими. От их неизбежности и беспросветности хотелось выть или плакать. Зато рассуждать о настроении не приходилось. Нет как нет, и не надо. Без него лучше и спокойнее. Во всяком случае, ровненько.

- На западном фронте без перемен, - вяло проконстатировала Ольга. - Небо чернее черного. Хотя почему-то с утра не выпало ни капли. Это что-то. И пора уже читать молитву о дожде. Может, устроим?

Наташа нехотя отмахнулась от подруги: не проявляй ненужного остроумия, сегодня клиентов мало, лето, няни и гувернантки никому не нужны, они всем остро понадобятся позже, так что беги скорее домой, пока не накрыло очередным ливнем. И зонтик не забудь. В магазине-то была нынче?

Ольга бросила косметичку в сумку и вышла на улицу. Тучи висели низко и тяжело, придавливая к земле и без того придавленных. Оля медленно двинулась к метро, размышляя о привычном.

"Агату Кристи" она ненавидит. Ненавидит - и все. Потому что каждый вечер, едва открывает дверь в квартиру, "Агата" поет ей навстречу, приветствуя и пытаясь на что-то вдохновить. Вероятно, на новые хозяйственные подвиги. Конечно, если каждый день крутить одну и ту же, даже самую любимую мелодию, да еще на полной громкости, можно возненавидеть что угодно. Общее место. Ненавидит она и "Гражданскую оборону", и "Роллинг Стоунс", и "Аквариум". А также "На-на", "Русский размер", "Премьер-министра" и эту странную группу с диким названием "Наутилус помпилиус". И проклинает тот день и час, когда им всем вдруг захотелось запеть.

- Наушники! - кричит Ольга с порога Максиму, поступившему в этом году в университет. - Соседи, наверное, с утра тебе в стенку достучаться не могут!