и ждал его с распахнутыми объятиями: он еще не закончил школу, а у него уже есть контракт на хорошее место, цикл завершается, и вместе с Инге грядет новая, яркая и манящая жизнь.
Пылало изумрудным полднем лето, спина парня плавилась под жаркими прикосновениями лучей Соле, но в голове царил сумрак.
Неделю назад вместо любимой на заветном месте у Старого моста появилась незнакомка. Моросил дождь, небо от края до края забила серая хмарь – нечастая погода для лета на севере. Тесаные камни мостовой блестели мокрыми разноцветными спинами, рельсы тонули в мутно-бурых лужах. Кир прятался от липкой воды под чугунной аркой мостового пролета, напряженно всматриваясь в изгиб набережной, откуда должно было появиться шипящее чудище паровика. Маршрут последнего описывал по городским улицам гигантскую запутанную петлю, прислонившуюся к реке. Несмотря на наличие целых двух мостов, паровик никогда не переходил на северную сторону – район частной застройки тех, кто мог себе это позволить. Состоятельные граждане не любили шум и не приветствовали перемещение под окнами всякой черни, неспособной обзавестись собственным паромобилем.
Старый мост неширокими пролетами скакал через реку по трем удобно подвернувшимся островам, два из которых щетинились лабиринтами причалов и были плотно застроены разнокалиберными пакгаузами. Далекий противоположный берег кутался в водяной дымке, пароходы блестели мокрым железом, рядом с набережной отмокала на приколе огромная ржавая баржа, поверхность реки казалась матово застывшей пузырящей неподвижностью.
Фыркнуло, вдали метнулся небольшой клуб пара, тут же истерзанный без следа дождем. На изгиб набережной, стиснутой двухэтажными домами старого имперского стиля, выкатил непривычно короткий состав – два вагона. Немногочисленные прохожие заскакали кузнечиками, прячась от шумных фонтанов воды из луж, потревоженных паровиком. Вагоны полны – еще бы, дождь как зарядил с утра, так и поливает, так еще и сцепка маломестная. Локомотив – крохотная серая будка, опутанная блестящими бронзой и латунью трубками, задраен наглухо, за темными стеклами кабины маячит бледным пятном лицо машиниста.
Как и положено, остановился у моста, коротко свистнул, засуетился народ, торопясь одни – выбраться, другие – поскорее спрятаться за запотевшими окнами вагонов. Немного погодя мельтешение людей улеглось, паровик еще раз свистнул и бесшумно покатил к ближайшей луже, еле слышно загудели рельсы, прижатые железом колес. Кир дождался, пока состав врежется в водяную безмятежность, посочувствовал какой-то растерявшейся бабке, попавшей под грязный выплеск, и хотел уже спрятаться глубже под арку – Инге не приехала, когда заметил застывшую на мостовой незнакомку. Молодая девушка в накидке с капюшоном озадаченно озиралась, явно кого-то высматривая. Неизвестно как, но он почувствовал: его.
Высунулся, помахал, привлекая внимание. Девушка заметила, подняла руку, и Кир нырнул обратно в гулкий и, главное, сухой простор над рекой. Несколько секунд спустя к нему присоединилась незнакомка. Откинула капюшон – типичная хина: широкое плоское лицо, небольшие, как будто испуганные глаза.
– Кир? – голос тонкий, какой-то задушенный.
– Да, – он кивнул. – Вы от Инге? Что-то случилось?
Девушка, кажется, хотела что-то ответить, но промолчала, ее зрачки метнулись, опять уставились парой угольков в лицо начавшего беспокоиться Кира. Кивнула, быстрым движением извлекла из-под мокрой накидки что-то белое, протянула крохотный, неведомо сколько раз сложенный, так что превратился в толстенький неровный кубик, листок бумаги.
Кир озадаченно развернул маленький сверток. Из мятого, изломанного листа в руку скользнул серебряный завиток – его подарок Инге. Мельком взглянул на незнакомку – та стояла неподвижно, пожирая происходящее напряженным взглядом. Перевернул записку. Всего несколько строк знакомым почерком: «Это было подло! О таком нельзя молчать! Почему не сказал, что ты „ра‟?!» Дальше текст был тщательно вымаран. И лишь ниже короткое, шипящее, как выстрел метателя: «Не ищи меня!»
Оглушенный, Кир поднял глаза – незнакомки не было. Он метнулся из-под моста. Очередной паровик, новый локомотив, сверкающий черной краской, бегущая к нему девушка. Наверное, что-то почувствовала, обернулась, на секунду остановилась, коротко крикнула:
– Она уехала!
Кир не успел ничего ответить, гонец – это был он, мелькнула на ступеньках вагона и пропала из вида. Свистнуло. Внушительный состав – не чета предшественнику – медленно двинулся навстречу игре в кораблики. Кир оторопело рассматривал гудящее чудо техники, ползущее по мокрым рельсам, пока то не скрылось за ограждением. Холодная капля, протиснувшись за поднятый воротник легкой летней куртки, устремилась вниз по горячей спине. Он вздрогнул, поежился, еще раз посмотрел на записку в руке – та уже намокла, чернила потекли, еще немного, и текст станет нечитаемым. Посмотрел на приютившую его арку, повертел головой, заново узнавая место, скомкал и сунул намокшую бумагу в карман.
Недавнее прошлое заставляло душу ныть незажившей раной, Кир досадливо поморщился. Он устал, хотелось избавиться от надоевшей боли. Из реки кричали, пара девушек призывно махала ему. Он встал и, коротко разбежавшись, торпедой врезался в прохладную воду, оставляя едкие воспоминания выцветать на безымянном островке под лучами Соле. Кто знает, может, следующей зимой не суждено уцелеть и этому клочку суши, не то что памяти о сбежавшей любви.
Утро было великолепно. Еще не жарко, городской воздух, казалось, тщательно промыли, протерли мягкой тряпочкой и высушили. Небо выглядело ярче, а улицы и дома контрастнее. Кир стоял у края неширокого проезда Сапожников, рассматривая здание Высшей школы счетных наук напротив: высокая ажурная ограда, арка входа, прячущийся в тени деревьев большой трехэтажный корпус, снующие по своим делам студенты, охранник в цветной ливрее. Сегодня он навсегда распрощается с этим местом. Официально пока еще студент, через пару часов он покинет знакомый до мелочей двор свободным и независимым. Предстояла короткая, как он надеялся, процедура оформления документов, и – здравствуй, новая жизнь.
У входа и в небольшом дворе школы толпились такие же, как и он, выпускники. Многих он узнавал, но не спешил присоединяться, ощущая, как очередной поворот жизни уже разделил бывших однокашников. Очевидно, что канцелярия будет работать допоздна, утренняя суета оправдывалась лишь желанием поскорее обрести долгожданный диплом и вместе с ним пропуск в будущую жизнь. К вечеру здесь никого не останется, и многие никогда больше не увидят место, где провели три долгих года. По традиции значительная часть студентов заключала контракт на свою первую работу еще до окончания учебы. Некоторые делали это вынужденно – плату за посещение школ никто не отменял, некоторых сманивали приметившие сообразительную молодежь частные наемщики, некоторые, особенно обеспеченные выходцы имперских областей, не торопились связывать себя обязательствами. Киру повезло. Ему предложило контракт-баронство – редкая удача. Обычно государственные заведения – запретная территория для иноземцев, желанная синекура для многих небогатых горожан, но, как выяснилось, иногда и они нуждались в редких специалистах. А то, что он редкий,