душевной болезнью, а я должен читать этот бред? К чему мне чужие фантазии, когда и своих более, чем предостаточно? Это все оставили родители на те редкие времена, когда они приезжают в гости. А ты подумал…
— Нет, — резко оборвал его Джек, но тут же смягчился и оправдал свою грубость, — я слишком хорошо тебя знаю.
Роджер что-то хмыкнул себе под нос и, наконец, отстранился от кухонного стола. В руках он держал два блюда со спагетти.
Еще мгновение — и вот золотистые макароны уже расположились перед носом сидящего брюнета, а теплый пар и аромат заставили желудок чуть слышно заурчать.
— Фиш, я же не…
— Это не обсуждается, — рявкнул парень и уселся напротив, уже накручивая на вилку длинную масляную нить. — Держу пари, ты ничего не ел с самого утра.
На это Джек лишь неопределенно пожал плечами, но поспешно принялся за еду.
Некоторое время оба напряженно молчали, сосредоточившись на пище, и окружающую их тишину прерывали лишь звуки жевания и редкие звонкие удары вилки о дно тарелки. Наконец, Фишер заговорил, но размеренно и не торопясь, словно давая другу возможность впитать в себя все услышанное и как следует обдумать:
— В школе ходит множество разговоров о том инциденте с Рокуэем. Говорят, ты сломал ему нос, и теперь он подаст на тебя жалобу через своего отца.
Дауни никак не отреагировал на эту новость, но видно было, что он уже не так сильно наслаждался горячими спагетти.
— И что с того? Угрозы избалованного неженки не сильно меня беспокоят.
Роджер отложил приборы и наклонился к сидящему напротив, для большей убедительности понизив голос и почти перейдя на шепот, словно опасаясь, что кто-нибудь посторонний ненароком его услышит:
— Ты не понимаешь, да? Из-за твоей вспыльчивости тебя могут ждать огромные неприятности, уж поверь мне. Его папаша приложит все усилия, возможные и не очень, чтобы обидчик дорогого сынка получил по заслугам. Только не думай, что я на стороне Тоби, — неожиданно добавил юноша. — Просто я пытаюсь стянуть розовые очки с твоих глаз.
Сказав все это и сделав небольшую паузу для закрепления своих слов, Фишер вышел из-за стола и забрал тарелку у помрачневшего Джека. Свою он также отправил в раковину. Затем, не говоря ни слова, приблизился к небольшому буфетному шкафчику и выудил из него пачку лимонных бисквитов, немного улыбнувшись, когда твердая картонная упаковка коснулась пальцев руки.
— Как насчет десерта? Все еще пьешь кофе или поумнел и разделишь со мной чай?
Парень поставил угощение на стол, сняв с него упаковку, и теперь шесть пирожных, покрытых тонким слоем желтой глазури, уютно выглядывали из оборачивающих их бумажек. Дауни усмехнулся:
— Некоторые вещи не должны меняться. Ты всегда будешь пить это полупрозрачное и безвкусное недоразумение из травы…
— А ты и дальше станешь давиться горькой гущей, с виду больше похожей на землю или разбавленный водой помет, а по вкусу напоминающей сигаретные окурки, — парировал блондин, ставя наполненный водой электрический чайник на подставку.
— Согласен, мистер Фишер, ваш пример звучал оскорбительнее, — согласился Дауни писклявым голосом, парадируя известного одному ему человека, — но это не делает вас лучше в моих глазах. Долго вы придумывали эту шутку?
Роджер задумчиво почесал затылок, отрывая все еще голодные глаза от десерта на столе, и язвительно ответил:
— С тех самых пор, мистер умник, как вы покинули мой чудесный дом, озадачив меня своим едким комментарием насчет вкуса великолепнейшего медового чая. Я не смог стерпеть нанесенное вами тогда оскорбление, а потому принялся за свое, то, которое смогло бы затмить любое ваше. Если хотите взглянуть, в гостиной лежат два исписанных блокнота с остротами.
Джек тихо засмеялся, но тут же прекратил, стоило веселью в глазах друга перемениться на легкую тревогу.
Ты же понимаешь, Джеки, что вы рано или поздно вернетесь к этому разговору? Он беспокоится о тебе. Заодно услышишь лучшие сплетни, накопившиеся за время твоего отсутствия в школе. Уникальное предложение, а главное, только сегодня! Два по цене одного!
Когда в комнате раздался глухой щелчок, напоминающий о том, что вода давно уже закипела, Фишер резко развернулся к плите, скрывая свою злость и волнение под маской непринужденного равнодушия. Дауни внимательно следил за каждым его движением: вот рука сняла с крючков два стакана, а тот, что был чуть левее, брюнет сам подарил Роджеру на один из его дней рождений (разумеется, из-за отсутствия более привлекательной идеи), наклонила чайник, и кипяток тонкой струей начал заполнять пустоту кружек.
— Без сахара и молока? — бросил парень, так и не поворачиваясь к сидящему позади гостью. На довольное хмыканье он ответил легким кивком головы и поставил около коробки с лакомствами две полные до краев чашки. Джек с удовольствием сделал первый обжигающий глоток, ощущая, как горячий кофеин растекается вместе с кровью по венам и несет заветное расслабление и тепло всему телу. Фишер тоже хотел было испробовать свой напиток, но отложил стакан в сторону и глубоко вздохнул.
— Поговаривают, что старший Рокуэй очень зол, хотя еще не знает твоего имени. Он очень влиятельный человек, и ему не составит большого труда просто покачать головой, чтобы тебя выставили из школы. Что ты об этом думаешь?
Выпалив эту мысль, долго хранящуюся в светловолосой голове, парень взял из коробки лимонный бисквит и мгновенно освободил его из плена бумажной обертки, готовясь сделать самый первый и сладкий укус. Дауни тоже решил взять пирожное.
— Ничего. Нет, я серьезно, — добавил он, заметив, что таким односложным ответом друг явно не удовлетворился. — Да и вряд ли я смогу что-то сейчас сделать. Мы оба знаем, что в этом случае два пути — действие и, что меня больше привлекает, бездействие. Первое представляет из себя унижение перед Тоби и попытка вновь наладить с ним отношения, второе же не требует от меня невозможного. Я просто буду жить и надеяться на лучшее. Есть проблемы куда хуже этой.
Оба юноши замолчали, обдумывая эти слова и тщательно пережевывая десерт.
Роджер знал, конечно же, он знал о всем том кошмаре, что начал твориться в доме Дауни с недавних времен. Не раз слышал, как во время телефонного разговора с Джеком тишина сменялась криками и бранью, видел побои и многочисленные, не успевающее сходить с рук друга синяки, а иногда, проходя по Стюарт-Стрит мимо дома двадцать один замечал состояние заходящей в него женщины и мысленно молил о том, чтобы Джек не подвернулся под ее горячую тощую руку.
А еще он знал о том, сколько Дауни готов терпеть, лишь бы не привлекать к своей персоне