- Нет, - прошептала она и бросилась к нему.
Откуда у девчонки взялись нечеловеческие силы выдернуть его из под ошметков ее разваливающегося мира, но она смогла, она вытащила его, подняв на ноги, а сама полностью увязнув по колени в густой жиже бесформенной материи, которая все наплывала и наплывала. В этот момент Ник понял, что она отдала последние силы, чтобы вытащить его. Тогда он обнял ее и закрыл своим телом. Вой, свист, вязкость, твердость, бездыханность... Мир умирал, единственным нерушимым столпом в нем был Ник. Гадкое, отвратительное ощущение, еще несколько долгих мгновений потребовалось, чтобы слой стабилизировался, и из него, пустого и несозданного, без мыслей, с мертвой девушкой на руках, он вышел в ад.
- Разрази светлых гром, - выругался он. Все-таки ему пришлось пройти через изнанку, черти бы ее драли. Но это... эта безумная, зачем, ради всех демонов ада, она стала его спасать? Спасать его, хозяина, у себя дома. Отлично, просто отлично.
Громкий всхлип и первый сиплый глоток воздуха знаменовали ее возвращение в мир. Но с ней далеко не было ничего хорошо. Тело ее начало бить мелкой дрожью, а руки и пальцы стали сжиматься и разжиматься в судорогах.
- Проклята... - шептала она, - проклята, проклята Лили... нет смысла держаться... проклята...
Сильная рука с длинными пальцами поднесла к ее голове клубящуюся туманом сферу и оставила рядом с девушкой.
Девушка стала затихать, конечности расслабились и наконец спокойно легли на столе, губы перестали произносить невнятные звуки. Она погрузилась в свои воспоминания.
Что такое разлом? Это нечто, что живет в человеке, но рано или поздно всегда всплывет на поверхность. Этим целые новенькие чашечки с блестящей эмалью отличаются от склеенных посудин. Да, снаружи они могут казаться крепкими, иногда, но все же трещины... Все портят эти проклятые трещины, разлом. Однажды он даст о себе знать: звуком расстроенного рояля прорезав мирную тишину утра, или ночью страшным криком сквозь сон. Такова была Лили: что бы ни происходило вокруг, разлом всегда был там, внутри нее. В самые счастливые минуты своей жизни, даже в глубоком беззаботном, казалось бы, детстве, она никогда не веселилась так безоглядно, как целенькие дети. Потому что со дна ее души высовывал свою уродливую голову разлом, он говорил, что все конечно, и всех их ждет одно - то, что она уже несет в себе. Да здравствует разлом! И горький смех затихшей публики за занавесом. Она пыталась быть умницей - недолго, нет, ровно до того момента, как ее не сорвало с петель. Она пила, она гуляла, она искала темноту в дыму, но сигаретный дым казался сладким, и утром оставалась только головная боль. Она искала избавление на грани, балансируя в туфлях на шпильках на краю моста, и зная, что до низу ей не долететь живой. Она топила, изгоняла, пугала разлом, а он оставался паразитом, вросшим в ее клетки, в самую ее суть, и она уже не была уверена, что даже смерть будет способна это изменить. Лучшее, что можно было сделать - это пустота, замерзнуть, и оставить его в толще льда, куда не пробьются ни чувства, ни эмоции, ничто. Проклятый разлом. Заморозить вместе с ним боль, только взгляд нельзя было заморозить, потому что смотрел он с самого дна пропасти, которая звалась Лили. Проклятая...
- Мне кажется, толку не будет, - сказал, выходя из кабинета и прикрывая за собой двери, Небирос. - Она то кричит, то бредит.
- А что с брешью? - Спросил Уцур, глядя на мохнатую спину демона.
- Брешь на месте, - многозначительно усмехнулся Небирос.
- Тебя это не беспокоит? - Приподнял бровь Уцур, возмущенный его поведением.
- Она сокращается. - Ответил Небирос. - С тех пор, как он забрал ее из слоев.
Царь облегченно вздохнул.
- А если бы не забрал? Если бы... - Не удержался от размышлений Уцур.
- Если бы она в них растворилась? - Равнодушно продолжил демон. Его фасеточные глаза были удивительными, и мигрировали от цвета к цвету в зависимости от его настроения. Теперь они были приглушенного бледно-фиолетового оттенка. К сожалению, Уцур не умел читать по ним. - Тогда, боюсь, мы остались бы с лифтом навеки.
- Каким лифтом? - Не понял Уцур.
- Царь, выйди, что ли, наружу, прогуляйся, - заметил демон.
Уцур на это предложение лишь плотно сжал губы. Он уже столько времени был при хозяине, и еще ни разу не получал ни одной увольнительной ни в каком направлении.
- Я посижу с ней. - Сказал он, направляясь к двери, но сразу две жилистые лапы перехватили его.
- Не стоит. - Сказал Небирос. - Мне сказали быть при ней, больше никому.
- Но ты ведь считаешь это напрасным...
- Меня удивляет ваш интерес к ней. - Прервал его Небирос. - Но не трать время понапрасну. Ты не зайдешь туда.
Царь отступил, и постарался запомнить на будущее, что серый металлический оттенок глаз Небироса не сулит ничего хорошего.
- Уцур, - Аба бросил это слово почти на лету, проносясь мимо халдея. Он склонился перед хозяином и лишь услышал единственный вопрос, пока дверь перед ним не захлопнулась:
- Как она?
Уцур озадаченно поглядел на дверь, но решил, что это не его дело, раз так считает Аба, но все же что-то мешало ему развернуться и уйти, и поэтому он тихо присел на стул недалеко от дверей, словно на страже.
- Сфера помогла, - ответил Небирос, - но большего вряд ли можно ожидать. Она бредит. Вы же знаете, что смерть стирает личность.
- Хорошо, карауль за дверью. - Бросил Аба, сбрасывая пиджак на пол.
Небирос заметил его нервозность, но вслух ничего не сказал, удалился из комнаты молча, на выходе бросив злой взгляд на царя, который торчал возле дверей, словно собачонка.
- Уходи, халдей! - Его глаза вновь заблестели металлом, и на этот раз Уцур покинул комнату, неловко вывалившись наружу, и не понимая, какая глупость заставила его сидеть у дверей, когда его не просили.
- Лили, - он положил руку ей на лоб. Лили тревожно шевелилась во сне. Ему нужно было войти в ее разум, чтобы понять, найти ответы. Он сдвинул ее на столе чуть в сторону, и лег рядом.
Беспокойство, хаос, всегда так странно было попадать в них, проникать, выныривать среди всего происходящего на поверхность. Одна стена - одна смерть, потом следующая и следующая, и так через преграды к жизни. К тому, что было. К записанному в сфере и до нее, еще стена, и до нее, и снова стены, и жизни, жизни, бесконечный хоровод.
Первая стена. Снег... Все вокруг такое белое и безмолвное. Кажется, звук дыхания замерзает в воздухе и осыпается вниз на белое поле. Но она бежит, сильнее зверя, быстрее ветра, и кровь огнем разносится по ее венам, она жива. Тепло ее жизни будит зиму, звук ее шагов согревает землю. Меч ее сияет сверкающей сталью, и обрушивается смертью на врага. Тает снег под красными реками, такая яркая, такая пронзительно алая на белом снегу, кровь. И дестяки таких же сумасшедших, как она, дерутся против сотен, крася снег в кроваво-алый, выбрасывая в воздух клубы пара и жар их тел. Они знают, что не вернутся, но не плачут и не дрожат. Нет страха. Их спины ровны, а мечи разят, словно в ужасном и одновременно прекрасном танце. Их все меньше живых, но души выстраиваются за оставшимися плечом к плечу и продолжают танец. Идеальные холодные снежинки сыпятся с неба, укрывая красное белым, снег проглатывает звуки, пряча тепло остывающих тел. Белое безмолвие поглощает все...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});