Не можешь не знать, Чарли, – тише повторил он и его голос сорвался.
По лицу Чарли потекли беззвучные слезы. Он разрывал ей сердце своими словами. Он не мог говорить ей, как сильно любит ее и при этом признаваться, что хочет уехать от нее.
– Я думала, что знаю, Олли, но теперь… Теперь понимаю, как много не знала о тебе и … – она смахнула слезы со щеки, – не знаю. Больше ни в чем не уверена.
Оливер посмотрел на нее, и она увидела, что его глаза также блестели влагой.
– Ты плачешь из-за меня. В последнее время я только то и делаю, что довожу тебя до слез. – Он нахмурился и, поднявшись, беспокойно заходил по комнате. – Это неправильно, не знаю, что я делаю, – пробормотал он, обращаясь к самому себе. Потом посмотрел на нее и заставил себя улыбнуться. – Я идиот, Чарли. Ты вышла за идиота. Забудем все, хорошо? – Он с силой сдавил переносицу, чтобы не заплакать. Его распирало, плакать хотелось до ужаса, но он был мужиком, а мужики, блядь, не плачут!
Оливер задышал сквозь стиснутые зубы.
«Успокойся, сраный ты идиот!»
– Олли…
– Все хорошо, Чарли, – повторил он – вышло задушено, с усилием.
Что это он творил? Ради своих прихотей мучил Чарли, вот что!
– Это на самом деле так важно для тебя? – тихо спросила она. Невыносимо было наблюдать, как метался Олли – словно зверя заперли в клетку.
Он разрывался между своей мечтой и нежеланием причинять боль ей.
Она сегодня думала о жертве радии любви. Так вот она не сомневалась, что Олли пожертвует всем, любой мечтой ради нее, и здесь уже ей надо решать, принимать эту жертву или нет.
Она знала, что не сможет сделать этого. Это все равно не то, чего она хотела.
– Это не важно. И это не больше моего желания быть с тобой, – покачал головой Оливер.
Чарли невесело усмехнулась.
– Это важно, Олли, иначе мы бы сейчас не говорили об этом. Тебе надо было с самого начала рассказать мне.
– Я думал, это пройдет. Просто мысли, понимаешь? – Он вновь присел, на этот раз рядом с ней, и кажется, немного успокоился. – Люди часто думают, что займутся тем или этим, но так ничего и не делают. Я хотел, Чарли, правда, хотел, чтобы у меня все получилось, чтобы это увлекло меня. Но каждый день я спрашиваю себя, что, черт возьми, делаю? И у меня нет ответа, Чарли. Его никогда нет.
– Думаешь, жизнь военного – то, что тебе нужно?
Оливер пожал плечами, слегка улыбнувшись.
– В лагере мне нравилось, я чувствовал себя на своем месте. Там, где и должен быть.
– Армия не лагерь, Олли, – сухо напомнила Чарли.
Он кивнул, ничуть не задетый ее словами.
– Я понимаю, Чарли. Но это мое, понимаешь? Я хочу делать что-то нужное, хочу быть полезным. Я не уверен, что захочу строить на этом карьеру и следующие тридцать лет посвятить армии – нет, так далеко я не заглядывал. Но сейчас это то, что мне нужно, и я не сомневаюсь в этом.
– А я не хочу, чтобы тебя мне вернули в цинковом гробу, – тихо – не зло, но изнуренно произнесла Чарли. – Но и отговаривать не стану. Это твоя жизнь, – она слабо пожала плечами, – тебе решать.
– Не говори так. Мы семья, Чарли. Если ты скажешь, чтобы я остался, я сделаю это.
Чарли смотрела в его глаза и видела, что он говорит правду. Или, во всяком случае, верит в то, что говорит. Оливеру не было присуще лукавство, он не стал бы манипулировать ее чувствами. Но он все равно поступал с ней жестоко, понимал он это, или нет.
Как она может сказать ему «останься», зная, что тем самым обрекает его на страдания? Запирает его в клетке, а ключ выбрасывает.
– Я не хочу, чтобы ты остался, потому что я так прошу! – ожесточившись, выкрикнула Чарли. – Я хочу, чтобы ты сам этого хотел, но ты не хочешь. Вот в чем проблема, Оливер! Ты не хочешь этого! – вскочив на ноги, сквозь прорвавшиеся рыдания кричала она. – Поэтому я отпускаю тебя. – Чарли махнула рукой и тише повторила: – Отпускаю тебя.
2007
– Привет! Извини, задержалась – надо было зайти к профессору МакФерсону.
Чарли поцеловала и обняла отца, после чего заняла место напротив него.
– Ничего, не волнуйся. – Митч улыбнулся дочери, поправив очки на носу. Сколько Чарли уговаривала его носить линзы – хотя бы попробовал! – но он ни в какую не поддавался. – Замерзла?
Чарли кивнула, поежившись. Февраль выдался не просто холодным, а очень холодным!
Митч подозвал официантку, и Чарли заказала горячего шоколада. Она очень обрадовалась, когда папа позвонил и предложил встретиться – он не так часто выбирался по делам в Индианаполис, но всякий раз по дороге заезжал к ней в университет.
Звонок отца был также своевременен, потому что она хотела поделиться с ним мыслями о том, чтобы пойти в школу бизнеса при их вузе. Чарли еще сама не до конца решила, что это именно то, чем она хотела бы заниматься, но времени на раздумья оставалось не так много.
Ей нужен был совет отца.
– Вот, эссе, о котором я тебе говорила. – Чарли положила на стол желтую папку. – Прочти и скажи, что думаешь. Хотя профессор МакФерсон и поставил мне А за работу, твое мнение как отца и как журналиста для меня имеет большое значение.
– Обязательно прочту и скажу как есть, не волнуйся. – Митч накрыл ладонью руку дочери, останавливая взволнованный словесный поток.
Чарли улыбнулась, расслабившись.
– Спасибо.
– Я верю, что у тебя все получится. Если ты действительно чего-то захочешь.
– Я хочу. – Чарли кивнула со всей возможной уверенностью. Хотя у нее и были сомнения, но она не могла показать их отцу, потому что боялась разочаровать его.
– Так когда должен вернуться Оливер?
– Через две недели.
– Соскучилась?
Митчелл добродушно посмотрел на среднюю дочь. Вслух бы он никогда этого не признал, но с Чарли он всегда чувствовал особую связь.
– Безумно! – выдохнула Чарли и отчего-то ее щеки покрылись румянцем. – Восемь месяцев тянулись так долго, но эти две недели кажутся мне настоящей вечностью.
В феврале прошлого года Олли записался в армию США и его направили на обучение в Форт Джексон, что в Южной Каролине. Там он прошел трехмесячный тренинг, потом на неделю их отпустили домой, перед самой отправкой на базу в Керкуке, Ирак.
Первая миссия должна была продлиться восемь месяцев – это столько Чарли не видела его. Они поддерживали связь с помощью писем