Но из всего этого калейдоскопа мест и событий Давтян чаще всего вспоминал Пекин 1922 года.
Китайская столица встретила его неприветливо. Осенний холодный ветер гнал тучи серой, скрипящей на зубах пыли. Поражала безысходная бедность пекинских окраин. Все это навевало унылое настроение. Но Яков Христофорович был не из тех людей, которые надолго погружаются в душевную хворь. Напротив, он был энергичен, работал с полной отдачей. Требуя того же и от своих подчиненных, Давтян проявлял порой излишнюю эмоциональность и категоричность. Но таковы были черты его характера.
Через пару недель после приезда в Пекин Я.Х. Давтян писал своему преемнику на посту начальника Иностранного отдела ВЧК Михаилу Трилиссеру:
«Нашу работу здесь я считаю чрезвычайно важной и полагаю, что тут можно много сделать».
И действительно, Давтян энергично взялся за дело. Он трудился на двух направлениях: по линии советника НКИД и резидента внешней разведки Иностранного отдела ВЧК. Причем во втором случае Яков Христофорович практически выполнял роль главного руководителя всех региональных резидентур советской разведки в Китае. А их было не менее десяти…
«Работа здесь весьма интересная, захватывающая, огромная, но очень трудная, чрезвычайно ответственная. Отдаленность Москвы, плохая связь, взаимное непонимание еще больше осложняют нашу работу… Я никогда (даже в ИНО) так много не работал, как здесь, и никогда мне не стоило это таких нервов», — писал он уже через полгода М.А. Трилиссеру.
К сожалению, не обошлось и без внутренних конфликтов в большом коллективе. Особенно непростые отношения складывались у Якова Христофоровича с главой резидентуры ИНО в Пекине Аристархом Рыльским. Письма Давтяна в Центр достаточно красноречиво говорят, что его оценка этого сотрудника часто зависела от настроения. Приведем несколько выдержек из переписки Давтяна с Москвой.
Из письма от 9 декабря 1922 г.: «О Рыльском ничего плохого сказать не могу, но и особенно хвалить также. Он сильно подтянулся с моим приездом, и есть надежда, что он будет полезен. Посмотрим…»
Однако вслед за ним в Центр ушло новое послание: «Я буду просить Вас заменить Рыльского. Он абсолютно не справляется со своими заданиями, так как ленив и вял…»
Буквально через месяц, 9 января 1923 г., после встречи Нового года и нескольких праздничных дней, которые выпали на долю главного резидента, Трилиссеру ушло новое письмо:
«Вопреки моему прежнему мнению, Рыльский оказался более симпатичный, чем я ожидал. У него есть некоторая вялость в работе, но в общем и целом он работает недурно и ведет себя очень хорошо. Я им почти доволен и прошу его не заменять, сработался он со мной хорошо».
Последнее упоминание о Рыльском, казалось, поставило точку на взаимоотношениях этих двух людей. Но нет: в одном из следующих посланий начальнику ИНО Давтян вновь высказывается негативно в адрес Рыльского.
Наверное, Яков Христофорович был не совсем справедлив к сотруднику: дипломатическая карьера Рыльского (Аристарха Аристарховича Ригина) отнюдь не закончилась в Пекине. В Центре по-иному оценили его заслуги перед разведкой и личные качества. Уже через несколько месяцев Рыльский едет в Данию, затем во Францию и ряд других стран, где успешно трудится по линии «легальных» и нелегальных резидентур. Несколько раз пути Давтяна и Рыльского и позднее пересекались во время разведывательной работы за рубежом.
А тем временем жизнь в Китае не позволяла слишком много внимания уделять личным симпатиям и антипатиям. Шла большая и напряженная работа, поскольку, как отмечал Давтян в своих посланиях в Москву, именно «здесь узел мировой политики и ахиллесова пята не только мирового империализма, но и наша. И исключительно от нас зависит здесь завоевание прочных позиций на Дальнем Востоке».
Конечно, Китай был не единственным и не самым важным «узлом мировой политики», но разведывательная работа в этом регионе имела огромное значение для обеспечения российских интересов на Дальнем Востоке. Спустя год после приезда в Пекин Давтян докладывал в Центр:
«Несколько слов о нашей специальной работе. Она идет хорошо. Если Вы следите за присылаемыми материалами, то, очевидно, видите, что я успел охватить почти весь Китай, ничего существенного не ускользает от меня. Наши связи расширяются. В общем, смело могу сказать, что ни один шаг белых на всем Дальнем Востоке не остается для меня неизвестным. Все узнаю быстро и заблаговременно».
Надо сказать, что столь самоуверенные по сегодняшним меркам оценки собственной деятельности Яковом Христофоровичем имели некоторые основания. Мукденская резидентура через своих агентов в японских спецслужбах получила уникальный архив документов белой контрразведки всего Дальнего Востока. Это был поразительный и весомый успех (в прямом и переносном смысле). Давтян специальным курьером направил в Центр полученные документы и сопроводительное письмо в адрес руководства ИНО ВЧК. «Дорогой Михаил Абрамович, — писал он на собственном служебном бланке. — С сегодняшним курьером посылаю Вам весь архив белогвардейской контрразведки, полученный в Мукдене. Прошу принять меры, чтобы архив этот не замариновался и был использован…»
Успех окрылил Якова Христофоровича, и он значительно чаще стал писать о достижениях:
«Работу я сильно развернул… Уже теперь приличная агентура в Шанхае, Тяньцзине, Пекине, Мукдене. Ставлю серьезный аппарат в Харбине. Есть надежда проникнуть в японскую разведку…» — вдохновенно сообщал он в Центр 11 февраля 1923 г.
«Мы установили очень крупную агентуру в Чанчуне. Два лица, которые будут работать у нас, связаны с японцами и русской бело-гвардейщиной. Ожидаю много интересного», — продолжал Яков Христофорович.
Не все, однако, шло безоблачно и гладко. Архивное дело беспристрастно сохранило для историков разведки эмоциональные высказывания Якова Христофоровича: «Я думаю, что было бы целесообразно мне отказаться от работы в ИНО, т. к. я совершенно не могу согласиться с Вашими методами действий…» — писал он начальнику ИНО по поводу полученного однажды указания.
Или еще: «Я полагаю, что в Пекине лучше видно положение дел, чем из Москвы. Если Вы с этим не согласны, то тогда прошу освободить меня от работы совершенно», — писал он Трилиссеру в личном письме от 6 сентября 1923 г.
Увлечение чекистской оперативной работой, по всей видимости, несколько отдалило Давтяна от исполнения дипломатических обязанностей. Выступать одинаково успешно в двух ипостасях удается не каждому, и Яков Христофорович стал получать от руководства НКИД мягкие по форме и справедливые по существу пожелания «предпринять», «усилить», «организовать», «добиться» и т. д. Это обстоятельство явно озадачило Давтяна, и в его личных письмах все чаще и чаще стали появляться жалобы на коллег из НКИД. В одном из таких писем он жаловался, что ему постоянно задерживают денежное содержание по линии НКИД, в другом сетовал на несправедливый, по его мнению, выговор Коллегии Наркомата, в третьем искренне возмущался отношением некоторых сотрудников НКИД к работникам службы внешней разведки в пекинской миссии. Раздосадованный очередной «несправедливостью», Давтян в сердцах пишет в Москву: «Думаю, что Пекин будет моей последней работой в этом милом учреждении. Хочу работать в Москве или в крайнем случае на Западе. Предпочел бы с НКИД вообще порвать, ибо все-таки не могу ужиться с ними».
Эмоции, эмоции! И жажда деятельности. Таков уж был по своей природе Яков Христофорович Давтян — человек большого темперамента, работоспособности и… неуживчивости.
Жизнь Я.Х. Давтяна безвременно оборвалась в 1938 году. В 1957 году он был реабилитирован.
Конечно, сегодня в нашем представлении о работе первого руководителя ИНО можно отметить немало недостатков и огрехов; поспешных, не всегда обоснованных выводов и решений. Но, вспомнив о тех днях, когда Давтян возглавил советскую внешнюю разведку, самыми подходящими, пожалуй, будут не слова укора, а выражение искренней благодарности и признание заслуг этого незаурядного человека. Именно он заложил основы создания профессионального аппарата внешней разведки, проявил инициативу по вербовке советской агентуры в рядах российской контрреволюционной эмиграции, что послужило хорошей основой для дальнейшей работы советской внешней разведки в этом направлении. Остались в памяти чекистов-разведчиков и добрые дела Давтяна по улучшению материального положения первых работников ИНО. И хотя этих «пионеров» советской внешней разведки было чуть больше, чем пальцев на одной руке, Давтян организовал своеобразный фонд помощи наиболее нуждающимся сотрудникам. Не было случая, чтобы Давтян промедлил, а тем более отказал в оказании такой помощи кому-либо из своих сотрудников.
Яков Давтян был, безусловно, честным, преданным Отечеству, широко эрудированным и деятельным работником. Таким и остался в памяти современников, в документах тех лет первый организатор Иностранного отдела ВЧК, приложивший немало усилий для успешного претворения в жизнь новой внешнеполитической линии молодого Российского государства.