Когда кто-то из гостей обратился к Рэдалфу и тем отвлек его, Криспин поглядел в ее сторону. Видимо, он заметил смущение Джоанны из-за непристойных слов отца, и его пальцы нежно сжали ее узкую ладонь.
– Все будущие мужья и жены волнуются в свою первую брачную ночь, – сказал он. – Тебе не надо бояться меня, Джоанна. Я постараюсь сделать все, чтобы тебе было хорошо.
– Я не боюсь, милорд. Мне рассказали, что должно произойти. А после Роэз отец прочел мне целое наставление. Я знаю, в чем состоит мой долг. – Она грустно улыбнулась. – Я должна как можно быстрее родить сына, а после него еще столько детей, сколько смогу, чтобы иметь хотя бы одного законного наследника, который доживет до совершеннолетия и получит ваши земли и земли моего отца.
– Этот набор ваших обязанностей звучит так бездушно и сухо, моя прелестная леди. – Ясный, открытый и чистый взгляд Криспина был устремлен на нее, Он говорил тихо, ласковым голосом. – Я часто думал, как трудно должно быть женщине, когда она не может выбрать себе мужа по любви.
– У меня нет возражений против выбора, который сделал мой отец, – кротко ответила она, подумав, что если бы могла выбирать, то провела бы эту ночь не с Криспином, а с его родственником и другом Эланом. Настолько честной Джоанна быть не отважилась, так что выразила свои мысли в словах одобрения, которые, ей казалось, надеялся услышать Криспин. – Я постараюсь быть вам хорошей женой, милорд. Я хочу угождать вам во всем.
– Вы уже делаете это. – Он обнял ее за плечи и осторожно поцеловал в губы.
Гости бурно приветствовали поцелуй Криспина. Она откликнулась жениху с пылкостью невинной девочки.
Однако когда Криспин оторвался от ее губ и Джоанна смогла оглядеться, первым, кого она увидела, был Элан. Он стоял неподалеку от нее около одного из столов, и лицо его было ярко освещено находившимся прямо перед ним канделябром. Губы его были крепко сжаты, лицо исказила душевная боль, глаза полны тоски и желания. Он неотрывно смотрел на нее.
Джоанне хотелось закричать, заплакать от нестерпимой муки, стучать кулаками по столу, излить свои страдания перед всеми. Но ничего этого она не сделала. Она была слишком хорошо вышколена, чтобы дать волю своим чувствам перед отцом и гостями. Все, что она сделала, это повернулась к Криспину и поцеловала его прямо в губы так крепко, как только смогла. Затем, смущенная своей смелостью, уткнулась лицом в его широкое плечо. Раздался смех, все захлопали в ладоши. Она снова почувствовала, как Криспин обнял ее и его большая теплая рука погладила ее волосы.
– Все хорошо, – прошептал он, – моя бедная испуганная девочка. Тебе не будет ни больно, ни стыдно, я обещаю тебе.
– Вы такой хороший и добрый, – проговорила она, жалея, что не способна прийти в его постель с открытым и свободным сердцем.
Обряд брачной ночи шел по привычным законам. Женщины отвели Джоанну в покой, где им с Криспином надлежало начать их совместную жизнь. Там под руководством Роэз они раздели Джоанну и быстро выкупали. Едва они успели закончить, как в дверь постучали. Роэз открыла дверь, и вошли мужчины, толкая перед собой обнаженного Криспина. Отец Эмброуз, все еще облаченный в свои роскошные зеленые с золотом одежды, был среди вошедших. Он наспех благословил брачное ложе и прочел молитву, испрашивая согласия детей соединить свои жизни. Взяв руки Криспина и Джоанны в свои, отец Эмброуз соединил их и велел Криспину поцеловать невесту. Криспин выполнил настояния святого отца лишь отчасти, ухитрившись не коснуться ни единой частицы ее тела, кроме губ.
– Зятек, тебе надо поработать получше, – радостно вскричал Рэдалф, в полном восторге от удачного завершения своих тщательно задуманных авантюр. – Не забудь мой совет.
С шутками, смехом и советами, которые в любое другое время показались бы непристойными, новобрачных уложили в постель и задернули занавески.
Для Элана эта часть свадьбы была самой ужасной за весь долгий несчастный день. Он не мог отвести глаз от обнаженного тела Джоанны, такого девически тонкого, с гладкой кожей и только наливающейся грудью с розовыми уголками, похожими на колокольчики… А ее волосы… этот роскошный струящийся водопад чистого золота, спадавший по спине ниже талии. Этот образ его возлюбленной, впервые увиденной без одежды, останется с Эланом до смерти.
Она увидела, что он смотрит на нее, и вся вспыхнула, но он не отрывал взгляда, пока тяжелый голубой полог не задернули, постепенно скрыв от него это видение. В последний момент глаза Джоанны встретились с его взглядом, и ему показалось, что он увидел в них мольбу, страх и желание чего-то иного, прекрасного, совсем не того, что устроил для нее отец.
Он повторял себе, что он глупец, что любая невинная девушка испытывает страх в первую брачную ночь, особенно если спальня полна постороннего пьяного люда, отпускающего сальные шутки. Он надеялся, что Криспин будет с ней ласков. Элану подумалось, что так оно и будет. Его двоюродный брат не проявлял страсти в отношении с женщинами и, вероятнее всего, не захочет торопить события и принуждать жену силой. Криспин не станет запугивать юную девушку. Его доброе сердце оставалось теперь единственным, за что Элан мог благодарить Бога.
А сам он мог только пожелать им всего доброго и уехать до того, как скажет или сделает что-то, о чем потом все они пожалеют. Остальные гости тоже собирались покинуть Бэннингфорд. Во время многих свадеб гости оставались в брачном покое, продолжая праздновать, пить и есть, пока за пологом постели происходил завершающий акт. Однако небольшие размеры комнат в замке Рэдалфа, к счастью, помешали этому. Не все могли поместиться в брачном покое. Желающие быть свидетелями превращения девушки в женщину застряли в дверях и заполонили лестницу так, что не могли шевельнуться. Проследив, чтобы новобрачную чету уложили в постель, как тому следует быть, гости должны были вернуться в большой зал, где всем хватало места.
Именно тогда Элан покинул празднование: во время суматохи, когда все выбирались из брачного покоя и спускались по забитой людьми лестнице, он просто спрыгнул с открытой стороны ступенек вниз в зал. Потом, прихватив с собой большой кувшин лучшего вина Рэдалфа, он пробрался в конюшню, где уселся на кучу соломы и принялся пить не отрываясь, пока кувшин не опустел. Однако вино не облегчило его терзаний. В пьяном гневе на то, что пить больше нечего, он швырнул кувшин с такой силой, что тот, ударившись о деревянный столб, разбился вдребезги.
Зарывшись поглубже в солому, он охватил голову руками, мечтая избавиться от пленительного образа Джоанны, обнаженной, желанной до боли, и его друга Криспина, тоже обнаженного, застывших в страстном объятии за голубым пологом постели. Эта воображаемая картина привела его в лихорадочное состояние и заставила еще больше желать Джоанну, и желание это становилось с каждой минутой все нестерпимее, терзая не только сердце, но и его молодое страстное тело.