Тут было важно вот что. Про сахар и творог тетка додумывала, уже отвернувшись, а все равно было слышно, только голос стал потише. Значит, всё время пялиться человеку в глаза не обязательно? Подглядел, потом отвернулся, а голос какое-то время продолжает звучать. Так-так.
Окей, вышел Роб во двор и провел Эксперимент-2: на миг встретился глазами с дворником и засек по часам, сколько времени слышит чужие мысли без визуального контакта. Оказалось, что, если отключиться от посторонних звуков и малость поднапрячься, то довольно долго — целых 25 секунд. Так что наслушался и про собак, которые гадят где ни попадя, и про их хозяев, которых надо бы мордой в собачье дерьмо, и про какого-то Лифанова, который, если сегодня не отдаст трояк, то надо ему рыло начистить. Робу сейчас всё было интересно, даже про Лифанова.
Осмелевший и охваченный исследовательским драйвом, он вышел на людную Новогиреевскую улицу, с жадным любопытством заглядывая встречным в глаза.
Ни единого сбоя! Если удавалось перехватить чей-то взгляд, в нем непременно мелькала зеленая искра, и тут же раздавался внутренний голос.
Многое из подслушанного было непонятно. Оказывается, большинство людей думают коротенькими обрывками фраз, отдельными словами, причем довольно часто словами несуществующими, очевидно, придуманными для семейного, а то и вовсе сугубо личного употребления. У Роба в его внутреннем, не предназначенном для посторонних лексиконе тоже имелись такие словечки. Например «крыс» — это про человека с неприятным, хищным фейсом. Или «ляка» — про фигуристую герлу. К примеру, подслушал бы кто-нибудь, как он вон про ту парочку подумал: «Такая ляка, а с таким крысом», тоже ни фига бы не врубился.
Поразительней всего было то, что люди совершенно не чувствовали, что встречный паренек копается у них в головах. Даже жалко их стало, дурачков доверчивых. Понятия не имеют, как это опасно — подставлять свой взгляд чужому человеку.
Один встречный оказался прибалтом — не то латышом, не то эстонцем. Его внутренний голос Роб тоже услышал, но ни банана не понял, лишь уловил общее ощущение тревоги и выхватил слово «прокуратура». Выходит, люди думают на определенном языке?
Чтобы проверить, специально съездил на улицу Горького, к гостинице «Националь», и долго топтался там, подслушивая иностранных туристов. Расстроился, потому что в англоязычных мыслях почти ничего не разобрал, несмотря на спецшколу.
А потом приключилось одно событие, вроде само по себе малозначительное, но произведшее в жизни Роберта Дарновского прямо-таки революционный переворот.
Возле «Националя» подошел к нему человек в штатском, взял за рукав:
— Ты чего тут маячишь? У иностранцев шмотки клянчить собрался? А ну дуй отсюда. — Потом незнакомец вдруг сбавил тон, фальшиво улыбнулся. — Или я зря на тебя бочку качу? Может, просто знакомого ждешь?
Но, посмотрев ему в глаза, Роб услышал: «Интеллигентик, такие по мелочи не фарцуют. Не шурши, товарищ лейтенант. Тут, может, щука. Не спугнуть. Третьего вызвать, этого в отделение и потрясти». Что такое на внутреннем языке товарища лейтенанта означало слово «щука», Роб не знал, но догадался — наверное, «серьезное дело» или «крупная добыча». Ну, а про «третьего» ясно.
— Дяденька, я хотел значок поменять, — прикинулся Роб идиотом и ткнул пальцем на лацкан куртки, где у него всегда висела эмблемка «Спартак». Болельщиком Дарновский не был, в гробу он видал футбол, а значок носил, чтоб новогиреевская шпана, сплошь спартаковские фанаты, не приставала.
— Я тебе поменяю. — Взгляд лейтенанта потух, мысль же прозвучала следующая: «Ёлки, до обеда еще два часа». — Вали отсюда. Чтоб больше я тебя тут не видел.
Так Роб, во-первых, избежал крупной неприятности, а во-вторых, дотумкал, что Дар, если применять его с толком, способен приносить практическую пользу. Даже странно, что очевидную вещь он сообразил не сразу, а ведь считал себя умным.
И тут в голове десятиклассника началось такое броуновское движение, что он утратил сон и аппетит.
Следующие четыре дня он не выходил из дому, с утра до вечера разгуливая по комнате и натыкаясь на стены. От перспектив захватывало дух. С умением читать чужие мысли и видеть всякого человека насквозь можно было достичь многого, очень многого.
На пятый день Роб объявил мамхену:
— Всё, хорош бездельничать. Я здоров. Завтра пойду в школу.
Закат Солнцева
На встречу со свидетелями его колиногорского конфуза Роб шел, стиснув зубы. Нарочно дождался звонка — не хватило храбрости войти в класс до появления учителя. Вся надежда была на то, что история с катастрофой как-то поумерит пыл насмешников. Для пущей жалости любовник леди Кулаковой забинтовал себе голову, а руку повесил на черную перевязь (это уже для импозантности).
Постоял минуту перед дверью, собираясь с духом. Постучал.
— Ну кто там еще? — раздался суровый голос Бориса Сергеевича. — Входи. А если бы ты на поезд или самолет опоз…!
Но увидев просунувшийся в щель забинтованный лоб, учитель смягчил выражение лица.
— А-а, Дарновский. Выписали? — Видно было, что хочет человек сказать что-нибудь сочувственное, но не умеет. Такой уж Борис Сергеевич был сухарь, недаром его прозвали Тутанхамоном. — Ладно, будем надеяться, до свадьбы заживет, — неуклюже пошутил он, проявив чудеса человечности.
— Не успеет, — громко сказал с места Петька Солнцев. — У Дарновского свадьба совсем скоро. С одной леди.
Роб помертвел. Этого-то он и боялся. Неужто весь класс в курсе его позора?
Однако фыркнул только Сашка Луценко, солнцевский прилипала. Больше никто даже не улыбнулся, в том числе из бывших на Регинкиной даче. На Роба и его липовые раны смотрели сочувственно, а кое-кто из девчонок жалостно сморщился.
А чего это Солнцев так нарывается, подумалось вдруг Робу. Странно. Все-таки одноклассник, можно сказать, с того света вернулся. Что-то тут не так.
Он внимательно посмотрел в улыбающуюся физиономию обидчика. Один глаз Солнцева вызывающе подмигнул, потом оба глаза сверкнули, и раздался прерывистый голосок, тоненько прошелестевший: «Знает или нет? Фигня. Откуда ему».
— Знаю, знаю, — вслух сказал Роб и тоже подмигнул, хоть так и не понял, чего Солнцев боится.
Петька заморгал. Ага! В десятку!
— Что ты знаешь? — рассеянно спросил Борис Сергеевич. — Садись за парту. Продолжим урок. Итак, начнем, как обычно, с блиц-опроса по хронологии.
Дарновский занял свое место, но вправо, где сидела Регинка, пока не смотрел. Для этого надо было собраться с мужеством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});