Читать интересную книгу Холод страха - Мишель Сланг

— Но только чаю, без ничего. Если я съем хоть одну мамину плюшку, я засну прямо в машине.

И как только Мег произнесла слово "засну", ей стало страшно.

Не то чтобы очень страшно, но все-таки…

Спала она хорошо и замечательно выспалась. Мама разбудила ее в четыре и подала чашку крепкого индийского чая с двумя маленькими печеньицами.

— Я сама уложу твои вещи, — твердо заявила она. Кстати, в пятницу вечером, пока Мег доедала ужин, именно мама распаковала ее дорожные сумки и разложила вещи. — Ты, по-моему, физически не способна нормально все уложить. Я тебе поражаюсь. Вся одежда помялась, как будто по ней специально ногами ходили. И вообще это же ужас: мягкие сумки, — беззлобно ворчала мама. Поворчать она любила. — Вот что. Я дам тебе чемодан, который мне оставила тетя Фил. Он очень маленький и удобный.

Мег лежала в своей старой кровати. В своей старой детской. Под уютным и теплым пуховым одеялом. Ей не хотелось вставать. Не хотелось даже шевелиться.

— Ты пей чай, пока не остыл. — Маме было все равно, по какому поводу ворчать. Когда она исчерпала тему укладки вещей в дорогу, она тут же переключилась на тему, как надо пить чай. — Да, твой папа всегда пьет чай еле теплым. Но ты, слава Богу, совсем на него не похожа. При всем моем к нему уважении, — примирительно заключила мама. Но Мег поняла, что мама ужасно без нее скучает и что ей уже надоело вечное нытье отца, которое с годами становилось все более нудным.

— А давай я приеду на следующие выходные? — спросила Мег.

Мама бросилась к ней через всю комнату и крепко обняла.

— Я бы ужасно расстроилась, если бы ты не приехала. — Она очень старалась, чтобы это прозвучало как шутка.

Когда Мег отъехала уже достаточно далеко от дома, она снова — с тревогой и беспокойством — задумалась о том, что же все-таки произошло по пути сюда. Может быть, это был ветер. Ведь окно было открыто… Мег слегка приободрилась. Не то чтобы ее успокоила мысль о ветре. Ее успокоило то, что после всего, что случилось, она вообще способна хоть как-то мыслить. Зарядил дождь, но быстро прошел. Потом полил снова и снова прошел. На обратном пути никаких приключений не было. Мег спокойно доехала до дому, поставила машину у подъезда и поднялась к себе в квартиру. Она уже начала думать, что вообще ничего не было. Что этот ужасный звук померещился ей со сна. Дома никого не было — Саманта и Вэл куда-то ушли. Мег сварила себе яйцо, потом посмотрела по телевизору короткий документальный фильм про остров Мартинику и легла спать.

На следующие выходные опять зарядил дождь. Только на этот раз был еще и туман. В пятницу у Мег на работе выдался напряженный день (она вообще заметила, что в магазине нормальных дней не бывает: либо ты целыми днями сидишь и скучаешь, не зная, чем бы заняться, либо у тебя полный "завал", которому нет конца и края — особенно если приходится упаковывать фарфор и стекло для пересылки крупного заказа). Она даже подумала, что к родителям можно съездить и на следующие выходные. Надо только их предупредить. Она позвонила, но к телефону никто не подошел. Конечно, можно отбить телеграмму… Но Мег подумала, что будет с папой, и решила этого не делать. Потому что он будет еще полгода напоминать ей про эту злосчастную телеграмму. Упирать на то, что сие есть яркий пример сумасбродства, свойственного глупой юности. Снова и снова твердить, что его едва не хватил удар. Что подобные выходки плохо сказываются на его старых измотанных нервах. И что все это — лишнее подтверждение тому, что ей вообще не стоило переезжать в Лондон. Нет. Телеграмма полностью исключалась. Только в случае крайней необходимости. Так что придется ехать. Несмотря на непогоду и на все остальное.

За эту пятницу Мег умоталась ужасно. Больше — от скуки. Ей надо было упаковать два огромных старинных канделябра, разобранных на части. Каждый фрагмент требовалось завернуть в газету и уложить в ящик. При этом еще надо было записывать все, что она упаковывает, на отдельном листе. Иногда, когда Мег становилось совсем уже невмоготу, она начинала читать обрывки статей из старых пожелтевших газет. В какой-то газете обнаружилась фотография с конкурса красоты Мисс мира. Все девушки были в пикантных купальниках и в туфлях на шпильках. Все ослепительно и торжествующе улыбались. Мег подумала, что эти красотки, наверное, только и делают, что отбрыкиваются от толп восторженных поклонников. Трудное дело, должно быть… Интересно, насколько трудное. Впрочем, умение приходит с практикой.

Мистер Уайтхорн — который относился к тому типу людей, которых иногда "пробивает" совершить какой-нибудь человеколюбивый поступок, но не по доброте душевной, а скорее по рассеянности, — отпустил Мег пораньше. В половине пятого. Он сказал, что раз она собирается ехать за город, то ей лучше выехать пораньше. Мег ушла почти сразу, только выпила на дорожку еще одну чашку растворимого кофе.

В городе были ужасные пробки. Да и на шоссе приходилось подолгу стоять перед каждым светофором. По обочине тянулась целая очередь из заиндевевших отчаявшихся автостопщиков. Мег невозмутимо ехала мимо. То есть внешне невозмутимо. На самом деле ее переполняли самые разные чувства — настолько сложные и противоречивые, что они превращались в какую-то непонятную мешанину, где одно чувство сразу же отменяло другое, и как-то само собой получалось, что конкретных чувств не было никаких. Мег никогда никого не подвозила. Она была человеком добрым и очень отзывчивым. Поэтому ей было жалко всех этих людей — промокших, замерзших и, наверное, ужасно усталых. Кому-то из них, может быть, повезет. Но кто-то будет вечно стоять у дороги, дожидаясь сердобольного водителя, который согласится подвезти беднягу до нужного места. Конечно, ей было их жалко… Но папа всегда говорил, чтобы она ни в коем случае никого не подвозила. Потому что любой, кто сажает к себе в машину незнакомых людей, подвергается страшной опасности — чуть ли не жизнью рискует, не говоря уже о кошельке и здоровье. Мег не то чтобы соглашалась с отцом сознательно… Просто, наверное, за столько лет непрерывного общения с отцом какая-то часть его боязливой мнительности и навязчивого беспокойства по всякому — даже пустячному — поводу передалась и ей тоже. Мег была робкой и нерешительной девушкой. Уверенности в себе у нее не было никакой. Прежде чем совершить хоть какой-то поступок или принять решение, она долго и мучительно размышляла, правильно она поступает или нет. Она понимала, что так нельзя. И ей было за себя стыдно. Но она ничего не могла с собой поделать. В общем, Мег давно уже для себя решила, что она никогда никого не посадит к себе в машину. От греха подальше.

Она ехала сквозь пелену дождя со снегом, делая вид, что у нее на заднем сиденье уложены бесценные антикварные канделябры и там нету места даже для одного пассажира. Так она успокаивала свою совесть — и надо сказать, очень даже успешно. Но потом, у самого съезда на скоростной автобан, она опять угодила в пробку. И вот тут начались необъяснимые странности.

Проехав очередной отрезок в несколько ярдов между двумя соседними светофорами, Мег поняла, что ей опять не удастся съехать на стоянку — она только что пропустила съезд. Пришлось подъехать к обочине. И вот тут Мег увидела девушку, которая стояла под проливным дождем в круге желтого света от фонаря. На первый взгляд в девушке не было ничего примечательного: невысокая, пухленькая, в тонком плащике и легких туфельках совершенно не по погоде. Вид у нее был жалкий — усталый, замерзший. Похоже, бедняжка промокла до нитки. Но Мег зацепило другое. Девушка казалась такой одинокой… совершенно потерянной, опустошенной и всеми покинутой. Мег и сама не поняла, как так вышло, но уже в следующую секунду она открыла окно и сделала девушке знак подойти. Та не заставила просить себя дважды. И когда она подошла ближе, Мег заметила еще две вещи. Во-первых, девушка была очень бледной — и это при том, что у нее были темные волосы с явно выраженной рыжинкой. Странно. На таком-то морозе хотя бы щеки должны были покраснеть. Но лицо у нее было абсолютно белым с каким-то даже сероватым отливом. А когда девушка протянула руку — это был робкий и неуверенный жест: то ли она собиралась просить о помощи, то ли ждала, что Мег откроет ей дверцу и разрешит сесть в машину, — высокий воротник ее пальто сдвинулся чуть в сторону, и Мег заметила у нее на шее уродливое родимое пятно почти лилового цвета.

— Садитесь, пожалуйста. — Мег потянулась, чтобы открыть дверцу у переднего пассажирского сиденья. Она отвлеклась лишь на миг. И тут кое-что произошло. На самом деле произошло сразу два события. Одновременно. Девушка села на заднее сиденье. Мег слышала, как она открыла дверцу и тихонько захлопнула ее за собой. А на переднее сиденье сел мужчина. В огромном клетчатом пальто, черной фетровой шляпе, надвинутой низко на лоб, и в темных очках.