Читать интересную книгу Лохк-Морен. Крепость Блефлэйм. - Максим

– Жди меня и не слезай с коня!

Она не повернула головы, оставшись недвижимой в седле. Затем он проделал это с сиром Яго, посадив его на Левкоя. Последним был сир Эдмунд. Вышло так, что он оказался намного больше способным к сопротивлению магии, либо не взирал с таким любопытством на фигурки, как Шона и сир Яго. Выйдя из комнаты, он неожиданно вырвал свою руку из руки Томаса и уставился на него, немного ошарашенный.

– Что?! Где?! А где наяды?! Куда….Ох!

Надо отдать должное, сир Эдмунд сумел быстро прийти в себя, в отличие от более пожилого Айдла и Шоны. Те всё ещё продолжали тупо смотреть впереди себя. Колхаун, или кто он был на самом деле, скривил рот и помассировал правой рукой затылок. Затем глядя покрасневшими глазами, тихо, почти шёпотом сказал. Голос у него был, как у старика, хотя с каждым словом речь становилась более обычной.

– Ты когда-нибудь встречался с чем-то подобным? Ведь ты не тот, за кого себя выдаёшь. Кто ты? Впрочем, нет, прости, я и сам тут под именем, не совсем привычным для моих….моих людей.

– Не знаю, там, откуда я родом, такое называют, э-м-м, шепотом Древних, что бы это не значило, вещь отвратительная и опасная. И спасения от него нет. Если человека, застигнутого такой музыкой, не вывести из силы круга, то он так и умрёт, увлечённый игрой и танцем с воображаемыми партнёрами. А может и не воображаемыми? Кто знает? Вы, или быть может, перейдём на «ты»? И представимся, наконец, друг другу настоящими именами?

– Нет, не стоит. И я буду тоже обращаться к вам на «вы», сир. А настоящего моего имени вам лучше и не знать. Как и мне вашего. Для нашего обоюдного спокойствия.

– Хорошо. Что вы видели и слышали? И не думаете ли, что пора нам убираться из этого проклятого места?

Сир Эдмунд, Томас решил продолжать называть его этим именем, задумался, и опасливо посмотрел в сторону комнаты, где совсем недавно он пребывал в плену древних чар. Поежившись, он медленно сказал, понизив голос.

– Я слышал голос хозяина этого замка! И он велел мне открыть старые ворота, дабы он смог войти в мир! Давай-ка убираться отсюда, сир! Эй, ты чего это делаешь, девушка! Брось кирку!

Глава шестая

Вот так он и попал сюда, по глупости и из-за ложного понимания благородства. Неизжитые за годы скитаний старые принципы, которые вбил в его голову отец, оказывались зачастую его главными врагами. Томас повернулся на старой соломе, хранившей запахи прошлых посетителей этого негостеприимного заведения. Тюрьма округа, расположенная в Нью-Марл видимо была ровесницей проклятому замку. Такое же старое, почерневшее от времени и сырости здание, хранившее не менее ужасные секреты своей жизни. А может быть и ещё страшнее. Ведь хозяин Блефлэйм редко кого казнил у себя, по причине исключительного уединённого положения замка. Всю грязную работу выполняли палачи его государства. Да, он был государь. А далёкий предок Томаса – убийцей короля. Любых убийц судью обычно не любят, но убийц короля, если только они не занимают трон, не любят исключительно, и даже полагают своим долгом отправить таких как можно скорее на эшафот.

И ничего, если любимый монарх оказывается кровожадным ящером, имеющим уникальную способность создавать иллюзию вокруг себя, дабы походить на человека. И наплевать судье, если убитый ящер относится к данному «монарху» весьма отдалённо, потому как за годы, за почти век, потомки «короля» выродились в простых огромных болотных тварей, пускай и способных пускать огненную струю. Даже такое чудище есть особью королевской крови, и нечего всяким заезжим прохвостам убивать досточтимого милорда в змеиной шкуре! Да ещё и вслух говорить об этом в питейном заведении, совсем рядом с городской ратушей. Похвалятся таким странным родством с неким Альбертом из Брейи, также прославившимся убийством принца крови. Из чего следует, согласно уложению о страже, и Уставу свободного города Нью-Марл, а также следуя букве закона, а именно статье за номером 63 из Кодекса Короля Вильяма, приговорить указанного Томаса из Брейи, дворянина тридцати трёх лет от роду, холостого, к смертной казни через отделение головы путём нанесения не менее трёх ударов мечом.

Объявив это, судья Смолет, знакомый бейлифа Стерна, который в свою очередь является подданным барона Иена Кармайкла, незаконно занявшего своё место, принадлежащее Кирку Кармайклу. А попал непосредственно в лапы стражи он, живодёр и душегуб, за попытку заступиться за Шону, которую пьяный солдат попытался облапать, как водится в трактирах. Шона ответила солдату так, как могла ответить артистка, вольный человек, тупому и наглому ублюдку, надевшему кирасу, и полагающему, что весь мир, или, по крайней мере, та малая часть, что лежит перед ним, принадлежит исключительно его воле. Завязалась весьма тревожная перепалка, сир Яго осторожно попытался вставить слово, но был грубо послан солдатнёй. Туту Томас окончательно вышел из себя и нанёс обидчику девы и дворянина весьма не благородный удар лавкой по голове. В процессе поимки и ареста своего защитника, Шона куда-то пропала, как и сир Яго. Томас мог только надеяться, что его деньги, оставшиеся в седельной сумке Левкоя, попадут в правильные руки. На своё освобождение он не рассчитывал.

– Эй, добрый человек, как тебя, запамятовал, есть чего пожевать? Второй день голодом морят меня. – Его окликнул грязный невысокий человек, по запаху – крестьянин. Почесывая свою поросшую густой шерстью грудь, он уныло уставился на пустую миску, куда уже два дня ничего не подавали. Такое случалось часто в тюрьмах, осужденных на смерть, лишали всяческого питания, списывая согласно правилу полный пансион несчастного, и в последний день его жизни прибавляли ко всему прочему посещение девицы. Если в столице узнавали о таком нарушении законов короля, судья сам отправлялся на эшафот. Герцог Финган за последние десять лет проредил численность судей в королевстве, многих приговорив к смерти, иных сослав на каторгу. Но в таком глухом краю, как этот проклятый Лохк-Морен, полностью оправдывающий своё древнее, истинное прозвание, кто будет бороться за справедливость! Особенно, за справедливость в отношении бродяги?!

– Сир, будьте благоразумны, этого благородного рыцаря бездушный сатрапа приговорил к смертной казни, руководствуясь абсолютно диким поводом! Он прировнял какого-то большого тритона, представляющего опасность для крестьян и путников, с самим королём! Будь у меня возможность, а у достославного сира время, я бы отправил письма в канцелярию, лорду-протектору, и в Королевский суд! Судья Смолет выжил из ума и представляет опасность для всех людей, в то время как преступники спокойно разгуливают по городу! О, где же слава короля!

Голос подал слева от Томаса старик в рваных одеждах, но с благородным лицом, покрытым пылью или грязью. С классическими следами пьянства, он тем не менее, не потерял окончательно человеческий облик, и попытался хоть как-то прикрыть свои прорехи с помощью завалявшейся в соломе мешковины. Вышло так, что теперь он стал напоминать огородное чучело, пускай и благородным лицом и учтивыми манерами.

– Э-э-э, Брайтон, этот парень уже от страха забылся. Смотри, даже головы не повернул! Эй, рыцарь! Чего лежишь, как тюфяк?! Встань, встань я говорю! Отвечай, когда с тобой разговаривают!

С пола поднялся высокий и худой, заросший черноволосый бродяга, судя по клейму на лице – насильник. Аристократ умолк, опасливо поглядывая на агрессивного сокамерника. Первый заключённый, заговоривший о хлебе, быстро переместился к стене, нырнув в кучу сена. Высокий брюнет явно полагал себя сильнее всех в камере. Томас молчал, даже головы не повернул. Его мысли были сейчас заняты отнюдь не хамом, или хлебом, а проблемой, как ему выкрутиться из сложившегося неприятного узла его жизни. Брюнет подошёл к нему и неожиданно пнул в бок, с рыком, от которого остальные заключённые вжались в сено.

– Эй, щенок, отвечай, когда с тобой разговар….

Но вот договорить он не успел. Он занёс ногу и почти ударил Томаса, когда слова покинули уста хама. Почти. В самый последний момент Томас вильнул в сторону, зажал правой рукой ступню, обутую в какие-то вонючие обмотки, и правой же ногой ударил противника в низ живота. Тот повалился, и Томас, выпустив ногу, в тот же момент ударил ещё раз правой ногой в лицо брюнета. Тот упал, без звука и какого-либо возгласа на каменный пол. Его голова с гулом ударилась о камень. Аристократ ойкнул, и осторожно поднялся со своего места. Томас уже стоял на ногах, готовый к следующему противнику. Оборванец из кучи соломы высунул голову, и тут же спрятался вновь, бормоча что-то себе под нос. Аристократ подошёл к лежащему бездыханно насильнику и опустился на колени. Потрогал лоб, веки, шею, затем поднял глаза, почти бесцветные, от старости или от болезни, и прошептал.