и пролетов лестниц, маршрут по укоренившейся привычке Данила цепко запоминал, они оказались у нужной двери. Сопровождающий лейтенант постучал, молча заглянул внутрь, после чего раскрыл дверь шире и, повернувшись к Даниле сказал:
— Заходи.
Дверь за вошедшим Данькой закрылась. Обычный кабинет с рабочим столом, напольным сейфом и книжными шкафами, на противоположной от входа стене традиционный портрет Дзержинского.
Пока Даниил как положено представлялся сидевшему за столом подполковнику госбезопасности, тот встал и вышел из-за стола навстречу. Подполковника Данька узнал сразу, тот подошел, пожал руку, приобнял и похлопал по спине.
— Ну, здравствуй, «крестник». Гляжу, узнал старого хрыча?
— Вас не узнаешь. Я больше удивился, что вас здесь увидел.
— Да, перевели с Урала в центральный аппарат. Вот и про тебя вспомнил.
Данька по молодости лет не то, чтобы сильно радовался переводу в Москву, он бы с удовольствием продолжил вести оперативную работу и борьбу с бандеровскими бандами, но понимал, что без определенной паузы, глядя на художества «борцов за свободу», и сам озвереет. А черстветь и терять человеческий облик не хотелось. Поэтому недовольство решил не выказывать.
— А я тебя дня на три — четыре раньше ожидал, — продолжил подполковник.
— Да у меня только полевая форма была, поношенная. В Киеве сказали, что не отпустят в столицу в таком виде позориться. Галифе нашлись готовые, а мундир под заказ шили. Вот, пришлось ждать.
Подполковник усадил Данилу за стол, выставил два граненых стакана, достал из сейфа бутылку и налил… Нет, не до краёв, как это делают жирные гэбэшники в современных говнофильмах, про этот штамп подпол не знал и плеснул буквально на дно каждого стакана. Выпили «за встречу», разговор начали издалека…
Железнодорожный вокзал в Киеве, вторая половина 1940-х * * *
Данька относился к тому довоенному поколению, чье совершеннолетие и призыв в армию приходились на осень 1944 — весну 1945 годов. Многие из них были призваны ещё во время войны, большинство рвались на фронт, да мало кому довелось повоевать с фашистами. Кто-то из них, будучи несовершеннолетними, бежали на фронт — их отлавливали по дороге, кто-то умудрялся обмануть военкомов и приписать себе возраст. Только на оккупированной территории возраст редко у кого спрашивали.
Когда в сорок первом Данила с матерью эвакуировались из Харькова на Урал, отец, имевший бронь как высококлассный специалист, проводил их эшелон и остался в ополчении. С тех пор никаких вестей о нём не было.
Мальчишка, которому только исполнилось пятнадцать, понимал, что война закончится через какой-то год, без него, — биться об лед не имело смысла. Когда же он по завершении 1941/42 учебного года пошел работать на оборонный завод, где получил специальность токаря, понимание происходящего изменилось, война приняла затяжной характер и появилась надежда успеть повоевать с фашистами. От природы мальчик был смышлён, замечательно мыслил логически, критически относился к происходящему вокруг и в мире. Поэтому он понимал, что бежать на фронт — ребячество, подделывать документы — чревато.
С самого начала у него был план, надёжный как швейцарские часы, и он его придерживался.
С лета 1944 года, за пару месяцев до совершеннолетия, Данила начал забрасывать местного военкома заявлениями о призыве в армию добровольцем. Как-то в августе к нему подошел бригадир и сообщил, что после смены его ожидают в особом отделе.
— Вызывали, товарищ капитан госбезопасности? — спросил Данька, зайдя в кабинет особиста после смены.
— Для вас: гражданин капитан, молодой человек. Присядьте.
Данька приподнял брови, больше ничем не выказав удивление, и сел на стоявший в центре комнаты табурет.
Капитан с выражением брезгливости на лице, уставившись как врага народа, с минуту разглядывал парня в рабочей одежде. Тот не смутился, не отводя взгляд, отвечал придурковатой улыбкой.
— Рассмотрев ваше личное дело, Даниил Матвеевич, — начал после паузы капитан, — я пришел к выводу, что вы — вредитель.
На лице Даньки промелькнуло мимолётное удивление от такой предъявы, но, поразив капитана, тот, не став отпираться, тут же заявил:
— Тогда пошлите меня в штрафбат — искупить кровью!
— Штрафбаты для офицеров, — удивлённый такой реакцией, машинально ответил особист.
— Какая разница? Пошлите в штрафную роту!
Слегка прищурившись, с легкой, уже доброжелательной улыбкой капитан задумчиво некоторое время рассматривал парня.
— Ну, хорошо. Давай, Данька… Ничего, что я по имени?
— Как хотите, — буркнул в ответ тот.
— Хорошо, давай начнём сначала. Будем считать, что первую проверку ты прошел. А теперь договоримся, будем предельно честны. Оба. Я тебе кое-что про тебя расскажу, ты внимательно и не перебивая выслушаешь, а потом поправишь, если я где напутал. Договорились?
— Давайте попробуем.
Капитан неспеша и обстоятельно рассказал, что, придя на завод, Данька не забросил учебу, как многие. Да, отрабатывает только положенную смену, не больше, но свободное время использует с пользой и целеустремлённо. Учится в вечерней школе на отлично, положительно характеризуется как активный комсомолец, занимается спортом, постоянный посетитель библиотеки. Художественную литературу берёт редко, и то по школьной программе, а интересуется в основном военными мемуарами, военно-научными изданиями, историей военного дела. На заводе план стабильно перевыполняет, но не числится в передовиках, а на уровне крепких середнячков. Качество работы при этом значительно выше среднего. Способности и потенциал высокие, даже очень, но есть одна странность: за два года работы токарем поднялся только до третьего разряда, в то время как заметно менее способные ребята за то же и даже меньшее время уже получили пятые и шестые.
— Как объяснить эту странность? — поставил вопрос капитан.
— И как? — уходя от ответа переспросил Данька.
— А очень просто: ты — вредитель!
— Был бы вредителем, не давал бы план и гнал бы брак! Ваше простое объяснение не подходит! — нагло возразил парень.
— Молодец! И это верно. Но ты должен понимать, что кому-то другому на моем месте такого простого объяснения хватило бы, чтобы…
— А кто-то другой на вашем месте никаких странностей со мной не заметил бы.
— Ну и нахал! Нахал, но молодец. Хорошо, давай попробую дать верное объяснение. Ты давно планируешь уйти на фронт, поэтому упорно держишься низкоквалифицированной работы и специально не повышаешь разряд, чтобы тебя не удерживали как ценного специалиста.
— А, вдруг, у меня руки не из того места растут?
— Мы же договорились быть честными. Из того, из того места растут. Помнишь, тебе с месяц назад бригадир к концу смены дал эскиз штуцер выточить?
— Ну, помню, — понимая уже к чему идет разговор, обиженно промямлил Данька.
— Не нукай! Так вот, деталька эта требует квалификацию токаря как минимум пятого разряда. Сделал ты её с первой попытки, быстро и с высоким