имеет никакого морального права подвергать такой опасности его семью! Куда бы ему поехать? Надо найти такую работу, чтобы…
— Милиция… — вдруг тихо-тихо произнес Егоров.
— Что? — удивился Мишка.
— Милиция людей разыскивает, — все также медленно проговорил полковник. — Поточнее можно узнать. Кажется, этим занимаются следователи, но я не уверен.
— Милиция? — задумался Мишка, примеряя на себя эту роль. А что? Почти как на войне… Враги есть — воры там разные, грабители… Мишка мрачно усмехнулся. Мог ли он еще четыре года назад представить себе, что он — ОН! — захочет стать милиционером? Да если бы ему тогда об этом сказали, он даже пальцем у виска вертеть бы не стал, сразу бы в ухо съездил! А сейчас он сидит вот рядом с Егоровым и всерьез опасается, что его могут не принять! — А меня возьмут?
— Почему нет? — пожал плечами полковник. — Если хочешь, я могу узнать, что да как, и где учиться надо. Узнать? — повернул он голову к парню.
— Да… Да, Павел Константинович! Узнайте, пожалуйста, где мне надо будет учиться. Я хочу быть милиционером! — прямо взглянув в глаза Егорову, твердо ответил Мишка.
Глава 6
По настоянию Егорова и при немалом его участии Мишку после небольшой проверки взяли в шестой класс вечерней школы. Сама школа располагалась в городе, что парня, впрочем, немало порадовало — у него появился неоспоримый повод перебраться жить поближе к школе.
От завода, куда он устроился учеником токаря, ему выдали комнату в общежитии, и Мишка незамедлительно переехал туда — дар начинал уже ощутимо давить, требуя выхода, а вот куда его выпустить, парень не находил.
Егоров, явно не желавший отпускать его из-под своего контроля, тем более что начал замечать у парня первые признаки нервозности и понимавший, что у Мишки снова начинается период «застоя», как он про себя называл подобное его состояние, возражал, боясь, что мальчишка не справится со своими возможностями и что-нибудь натворит. Но на помощь Мишке неожиданно пришла Наталья Петровна.
— Отпусти его, Паша, — тихонько подойдя к мужу сзади, положила она ему руки на плечи. — Отпусти. Мальчик он взрослый, умный. Пусть учится жить. А к нам он на выходные приезжать будет.
— Конечно! Обязательно, — с облегчением кивнул Мишка, улыбнувшись ей.
— Ты не понимаешь! — резко обернулся к жене Егоров, накрыв ее руку своей.
— Понимаю, Паша, понимаю. Тяжело ему у нас, — Наталья Петровна, улыбаясь, ласково смотрела на Мишку, и тот опустил голову под ее взглядом. — Он вольная птица. Не связывай его, Паша, не надо.
Егоров, переводя взгляд с жены на сидевшего опустив голову парня и обратно, молчал. Нет, ему было, что сказать, но он боялся выдать Мишкину тайну и в сердцах сболтнуть при жене лишнего. Зря он затеял этот разговор дома, но на улице шел дождь, и уйти от лишних ушей не получилось.
Неожиданно на его руку, легшую на стол, опустилась Мишкина рука, и в голове зазвучал голос мальчишки:
— Павел Константинович, вы же видите — я скоро перестану контролировать то, что сидит во мне. И не говорите, что вы не понимаете, о чем я. Я как бомба, которая неизвестно когда рванет. Я опасен. Действительно опасен. Поэтому мне лучше быть подальше до тех пор, пока я не придумаю, что с этим можно сделать. И можете не говорить вслух, думайте, я услышу, — в потемневших, серьезных глазах парня мелькнула улыбка.
Егоров растерянно поднял глаза на Мишку. Тот слегка улыбался кончиками губ, не отрываясь глядя на него. Полковник посмотрел долгим взглядом в пугавшие его своей засасывающей глубиной Мишкины глаза. Смотрел до тех пор, пока парень не закрыл их, прерывая зрительный контакт с полковником.
— Не надо, Павел Константинович, — просительно произнес мальчишка вслух, посылая полковнику свои ощущения от зрительного контакта с ним. Егоров вздрогнул и побледнел, наконец поняв, как Мишке тяжело сейчас, и в каком диком напряжении он находится каждую секунду, каждое мгновение, удерживая в себе рвавшееся наружу нечто.
— А в городе… Там тебе не страшно? — мысленно спросил Егоров.
— Там вокруг много людей. Если станет совсем тяжко, могу полечить кого-нибудь. В автобусе, например — в давке никто ничего не заметит и не поймет, — также мысленно ответил ему Мишка.
— Хорошо, Миша, — медленно кивнул Егоров. — Но на выходные мы ждем тебя дома. Ты понял?
— Спасибо, Павел Константинович, — облегченно выдохнул Мишка и искренне, широко улыбнулся. — Я буду очень рад вернуться домой!
На заводе его прикрепили к крупному, мрачному молчаливому мужику с деревяшкой вместо ноги по фамилии Климов. Указав Мишке его станок, Климов, не утруждая себя знакомством с учеником, показал ему, как тот работает, и в двух словах объяснив пару простейших операций, отошел к своему рабочему месту. Поняв, что наставник не собирается тратить на него свое время, Мишка вздохнул и попытался повторить то, что тот показал ему. Испортив штук десять заготовок, он наконец сообразил, что и как нужно делать. Дело пошло поживее. Но все равно слишком медленно — пока Мишка возился с одной деталью, его наставник успевал сделать штук пятнадцать — двадцать. Подошедший к нему в разгар рабочей смены бригадир только головой покачал и, обложив неумеху трехэтажным матом, отогнал Мишку от станка. Сопровождая свои действия отборными комментариями, он разобрал рабочее место, ногами расшвыряв кучи металлической стружки, ветоши, пустых емкостей из-под масла и солидола и еще Бог знает чего, установил под рабочей частью станка пустой ящик для сбора металлической стружки, расставив заготовки так, чтобы их было удобно брать во время работы, и, подготовив рабочее место, подозвал парня.
— Гляди, тля, как надобно-то, да запоминай, дубина ты стоеросовая, — объяснял он Мишке, смотревшему на него совершенно ошарашенным взглядом. — Стоишь неправильно, болванки хрен знает где, шагать не можешь… Еще раз разведешь такой же бардак возле станка — уволю к хренам собачьим! Короче, берешь вот эту хреновину, одеваешь сюда, потом толкаешь ее, чтоб зажало, — медленно показывал он Мишке, что от того требуется. — Потом опускаешь эту херовину и срезаешь отсюда все лишнее. Испортишь мне заготовки — вычту из зарплаты. Все понял? — поднял он глаза на стоявшего подле него парня.
Мишка только кивнул.
— Вставай давай, тля, я погляжу, чё ты понял, осёл ты безрукий,