не страшно? — мысленно спросил Егоров.
— Там вокруг много людей. Если станет совсем тяжко, могу полечить кого-нибудь. В автобусе, например — в давке никто ничего не заметит и не поймет, — также мысленно ответил ему Мишка.
— Хорошо, Миша, — медленно кивнул Егоров. — Но на выходные мы ждем тебя дома. Ты понял?
— Спасибо, Павел Константинович, — облегченно выдохнул Мишка и искренне, широко улыбнулся. — Я буду очень рад вернуться домой!
На заводе его прикрепили к крупному, мрачному молчаливому мужику с деревяшкой вместо ноги по фамилии Климов. Указав Мишке его станок, Климов, не утруждая себя знакомством с учеником, показал ему, как тот работает, и в двух словах объяснив пару простейших операций, отошел к своему рабочему месту. Поняв, что наставник не собирается тратить на него свое время, Мишка вздохнул и попытался повторить то, что тот показал ему. Испортив штук десять заготовок, он наконец сообразил, что и как нужно делать. Дело пошло поживее. Но все равно слишком медленно — пока Мишка возился с одной деталью, его наставник успевал сделать штук пятнадцать — двадцать. Подошедший к нему в разгар рабочей смены бригадир только головой покачал и, обложив неумеху трехэтажным матом, отогнал Мишку от станка. Сопровождая свои действия отборными комментариями, он разобрал рабочее место, ногами расшвыряв кучи металлической стружки, ветоши, пустых емкостей из-под масла и солидола и еще Бог знает чего, установил под рабочей частью станка пустой ящик для сбора металлической стружки, расставив заготовки так, чтобы их было удобно брать во время работы, и, подготовив рабочее место, подозвал парня.
— Гляди, тля, как надобно-то, да запоминай, дубина ты стоеросовая, — объяснял он Мишке, смотревшему на него совершенно ошарашенным взглядом. — Стоишь неправильно, болванки хрен знает где, шагать не можешь… Еще раз разведешь такой же бардак возле станка — уволю к хренам собачьим! Короче, берешь вот эту хреновину, одеваешь сюда, потом толкаешь ее, чтоб зажало, — медленно показывал он Мишке, что от того требуется. — Потом опускаешь эту херовину и срезаешь отсюда все лишнее. Испортишь мне заготовки — вычту из зарплаты. Все понял? — поднял он глаза на стоявшего подле него парня.
Мишка только кивнул.
— Вставай давай, тля, я погляжу, чё ты понял, осёл ты безрукий, тля, — смачно сплюнув себе под ноги, проговорил бригадир.
Вздохнув, Мишка встал, как показывал Михалыч. Так работать было и вправду удобнее и быстрее. Повторив за бригадиром все действия, парень ощутил, насколько проще ему работать. Улыбнувшись и показав большой палец, он принялся за работу. Теперь он отставал по скорости от соседа деталей на пять-семь, а количество брака резко снизилось. Успокоив себя тем, что скорость — дело наживное, Мишка углубился в работу.
Не все ладилось и с учебой. Уставший после смены Мишка с трудом доплелся до школы. Отыскав свой класс, он вошел в кабинет и скромно уселся за последнюю парту в надежде, что так он будет менее заметен — у парня после тяжелой смены уже не оставалось сил ни на знакомство, ни на собственно учебу. Но после первой же смены убедившись в тяжести неквалифицированного труда, он понял, что будет учиться уже хотя бы ради того, чтобы иметь возможность уйти от этого до печенок осточертевшего ему за первый же день работы станка. Но с началом урока парень едва не взвыл — он понимал слова, но смысл сказанного совершенно ускользал от него. А когда его вызвали к доске на алгебре, он стоял и смотрел на написанное задание как баран на новые ворота, кроша в руке мел и совершенно не понимая, что он должен сейчас сделать. Плотно забытая десять лет назад школа давала себя знать.
Смертельно уставший, Мишка, топая после уроков в общежитие, с тоской думал о том, сколько он напрасно потратил времени. И чего ему было не учиться в свое время? Каким же он был идиотом! А теперь придется самостоятельно разбираться в этих дебрях, пытаясь продраться сквозь школьные премудрости. А ведь ему еще и на работу завтра утром… И стихотворение надо выучить. И уроки сделать. И… как же есть-то хочется!!! На работу он с собой обед не брал, понадеявшись на заводскую столовую. Столовая не работала, и Мишка остался без обеда. Перед школой поесть было естественно негде и нечего, и сейчас тоже перехватить что-либо не представлялось возможным. Ну ничего, у него дома в сумке за окном висит заботливо сваренная Натальей Петровной картошечка, аж половина жареной курочки и вареные яйца. Вспомнив о предстоящем ужине, Мишка прибавил шагу.
Войдя в свою комнатушку, парень сбросил ботинки и, схватив со стола чайник, поспешил на кухню. Поставив его греться, он торопливо прошагал обратно и, не собираясь утруждать себя разогревом ужина, распахнул окно и потянулся за сумкой. Недоуменно пошарив рукой по пустому крючку, он высунулся в окно и обозрел пустой подвес. Не веря глазам, снова ощупал его руками. Потом, едва не вываливаясь, стену под ним. Сумка так и не появилась. Ошарашенный Мишка закрыл окно, постоял возле него, пытаясь осознать масштабы произошедшей катастрофы, принес с кухни чайник и, залив кипятком заварку, снова открыл окно. Сумки на крючке по-прежнему не было.
— Сперли, сволочи! — Мишка, опершись пятой точкой на подоконник, грязно выругался. Есть хотелось. Хотя нет. Есть ему хотелось еще в обед, а сейчас ему хотелось жрать. Но жрать, благодаря каким-то ушлепкам, ему теперь было нечего. И чего он картошки-то с собой не взял? А ведь Наталья Петровна просила… Тащить ему, видите ли, не хотелось! Ну точно дебил. Не приспособленный к самостоятельной жизни дебил и неумеха. Вздохнув, Мишка взял кружку и, глуша вопли голодного желудка горячим крепким чаем, уселся за уроки.
Неделя самостоятельной жизни прошла как в кошмаре. Работа выматывала, сводила с ума, уроки просто добивали. За продуктами он бегал во время обеденного перерыва, на ходу запихивая в рот что-ничто хоть мало-мальски съедобное. Дар рвался наружу, разрывая его на части. Спать Мишка тоже не мог, хотя и уставал зверски. В итоге и на заводе, и в школе парень бродил, словно сомнамбула, борясь еще и с наваливавшейся дремотой. Как мог, он пытался скинуть напряжение в магазинах, в очередях, в той же школе… Но разве много скинешь мимолетными касаниями?
В итоге в субботу, отработав последнюю смену на этой неделе и дождавшись окончания уроков, он подошел к учительнице по алгебре.
— Нина Петровна, простите… Но я сильно отстал по математике, не могли бы вы со мной позаниматься после уроков? Или в воскресенье, — Мишка смотрел на пожилую учительницу, про себя умоляя ее