Читать интересную книгу Корпорации «Винтерленд» - Алан Глинн

В большой гостиной снова принимается за свое — ходит вокруг снукерного стола. На этот раз ритмично и монотонно, пытаясь избавиться от мыслей. Но одна, главная, никак не выходит у него из головы. Вчера вечером он повел себя непростительно: психанул, дал волю эмоциям, проявил слабость. В молодые годы, да что там, еще пару лет назад, такого бы не произошло. Конечно, уже когда Рафферти объявился в отеле, он понял, что без его вмешательства теперь не обойтись. Понял, но старался свести это вмешательство к минимуму. Но нет дыма без огня. Теперь он задается вопросом: каков нанесенный урон? Не падет ли тень на Ричмонд-Плазу? Не падет ли тень на «Винтерленд пропертиз»?

А может, и того хуже?

После очередного обхода стола Нортон решает: пропади оно все пропадом, позвоню-ка я Фитцу. Они опять договорились некоторое время не связываться, но утро уже в полном разгаре — собственно, дело к полудню, — а Нортон до сих пор не знает, на каком он свете. И пока он не услышит это сам от Фитца, по радио, не важно от кого, — он не успокоится. Ему будет казаться, что ситуация выходит из-под контроля.

Только он приподнимает ногу, чтобы в очередной раз обойти проклятый стол, как звонит мобильный.

Играет «Весна» или «Зима»[23], не суть.

Нортон останавливается и начинает рыться в кармане халата. Достает телефон, смотрит на экран, нажимает «Ответить».

5

Телефон Джины аккуратненько примостился между капучино и ноутбуком. «Когда ты зазвонишь, бесстыжий?!» — негодует она и поглядывает на него при каждом удобном случае. Но случаи выпадают редко: здесь, в небольшом кафе на Доусон-стрит, напротив нее сидит Том Мэлони, а он относится к тому ревностному типу собеседников, которые не любят, когда партнеры по диалогу отвлекаются. При этом у него плохо пахнет изо рта, а он еще, негодяй, любит подышать: где, спрашивается, у человека совесть?

— Понимаете, нет никакого криминала в том, что ваша версия один-ноль чуть-чуть сыровата, главное, запустить ее, начать раскручивать, сделать так, чтобы о ней узнали…

Тоже мне, Америку открыл!

— …А уже после этого можно начинать охоту на крупных клиентов.

Джина понимает, что они обсуждают суперважные темы — стратегию развития» будущее их компании, — но сейчас ей не до того.

— И тут вы можете сильно удивиться, — продолжает Мэлони, — зачастую лучшие клиенты приходят из совершенно неожиданных источников…

У Джины звонит телефон. Она срывает его со стола — Пи-Джей. Она разочарована, но виду не подает. Смотрит на часы.

11:25.

Не долго же длилась его встреча.

— Привет, Пи, давай по…

— Джина, короче, это полный порожняк, я…

— Пи, сейчас не могу.

Это звучит очень конкретно, и Пи-Джей сразу же замолкает.

— Ладно, — говорит он. — Ты как?

— Нормально, давай потом.

— Хорошо.

Джина кладет телефон обратно на стол. Она уверена: Мэлони сейчас гордится собой, думает небось, что круто зацепил ее своей речью. Но на самом-то деле она только и мечтает слиться: перенести разговор с Пи-Джеем — не проблема, но если…

У нее опять звонит телефон.

Она опять энергично хватает его, но на этот раз встает: это Ивон.

Джина отворачивается от стола и без объяснений выходит.

Алё, Ивон.

На Доусон-стрит шумно: транспорт, туристы, в небе самолет.

— Джина…

— Да. — Джина пялится на тротуар. — Я слушаю!

— Джина, в общем…

— Ивон, что происходит?

Джина внимательно слушает — будто боится что-то упустить. Мамочки, сейчас она скажет.

— Ноэль… — Ивон запинается. — Наш Ноэль… — (Джина закрывает глаза.) — Погиб. В аварии. Его машина ночью съехала с дороги.

— Господи!

— Где-то в Уиклоу.

— Уиклоу?

Ивон начинает рыдать: теперь уже не разобрать, что она лопочет, если она вообще что-то говорит.

В голове у Джины десятки вопросов, но к чему они теперь?

— Господи, — шепчет она. — Бедная Дженни.

— Да, бедная…

— Где…

— Тело перевезли в больницу Тэлы[24]; Дженни уже туда поехала.

Потом Ивон произносит что-то нечленораздельное о «двух Ноэлях» и снова принимается рыдать.

Джина тихонько кивает. Она не совсем разобрала про «двух Ноэлей», но словосочетание добило ее.

Она удрученно вздыхает. В горле появился жесткий неприятный комок.

После длинной болезненной паузы сестрам удается на несколько секунд заземлиться и договориться о вещах более практических. Они решают: поскольку безутешная Катерина только что вернулась с опознания тела молодого Ноэля, Ивон с Мишель пока останутся при ней. А Джина поедет в Талу.

Они договариваются звонить друг другу или писать эсэмэски.

Разговор закончен, рука с телефоном опускается. И только тут Джина понимает, что не получится «нормально» поболтать с Ноэлем, как они запланировали. Еще она понимает, что не получится с ним увидеться — никогда.

Она оглядывается. Светит солнце. На Доусон-стрит красиво: здесь всегда так в солнечную погоду. Это кошмарная несправедливость! Неужели он больше никогда не сможет вдруг взять и оказаться там, где она? Не сможет просто столкнуться с ней нос к носу по пути, скажем, от Сент-Стивенс-Грин к Тринити-колледжу?

Она задумчиво качает головой; комок тем временем разросся и встал поперек горла.

И вообще, где Ноэль сейчас?

Джина возвращается в кафе. Берет со стола ноутбук, с пола сумку. Говорит:

— Мне пора.

И уходит, не удостоив Мэлони взглядом.

На улице она сворачивает направо — идет к стоянке такси, что в квартале отсюда. Плачет.

6

— Итак! В прямом эфире из нашей парламентской студии — министр предпринимательства, торговли и труда Ларри Болджер. Добрый день, господин министр.

— Приветствую, Шон.

В ожидании вопроса Болджер разглядывает точку на стене.

— Господин министр, инвестиционный пакет размером в одну целую и семь десятых миллиарда евро, восемьсот пятьдесят новых рабочих мест. Кажется, о большем и мечтать нельзя?

— Да, Шон, это правда, — отвечает Болджер: он разгоняется быстро, как хорошая гончая. — Знаете, в такие дни мне кажется: не зря я просиживаю свой министерский стул. «Айбен-Химкорп» — игрок мирового уровня; их решение инвестировать означает, что они доверяют профессионализму наших кадров. Мы победили в серьезной конкурентной битве с другими европейскими площадками и более отдаленными участками. Проекты такого масштаба всегда проходят эту стадию. Возьмите «Хьюлетт-Пак-кард», «Интел», «Палому», «Пфайзер», «Амкан» — кого угодно.

Болджер ерзает, слегка поправляет наушники. За эти годы он дал бесчисленное количество радиоинтервью, но так и не полюбил этот вид общения с прессой. Каждый раз нервничает, суетится. Телевизор ему больше нравится: там легче проявиться. К тому же на радио и допрашивают построже.

— С вашей точки зрения, господин министр, что означает сегодняшнее событие для района Уотерфорд?

Хотя не всегда. Некоторые радиоинтервью типа этого он дал бы и в бессознательном состоянии.

— Видите ли, Шон, могу сказать без преувеличения: объявленное капиталовложение в прямом смысле изменит экономику региона. Компания «Айбен-Химкорп» планирует нанять более тысячи человек для работы на заводе; это повлечет создание еще сотен рабочих мест в соседних населенных пунктах. Плюс вы увидите, как подскочат цены на недвижимость. Без сомнения, это беспроигрышный проект.

С беспроигрышным освещением в прессе, размышляет Болджер.

— Хорошо. Господин министр, на этом мы пока остановимся, — произносит журналист после парочки таких же вопросов. — Спасибо, что пообщались с нами.

Болджер снимает наушники, кивком благодарит помощника звукорежиссера, стоящего за пультом, встает.

Нужно срочно отлить. Он выходит из небольшой студии и направляется по коридору прямиком в мужской туалет. Сегодня он дал уже пресс-конференцию, вот эту радиолабуду, а после обеда его ждет еще несколько интервью для газет. Потом у него встреча в Атлоне, вечером прием в Туаме. Все: его ассистент, советники, медийщики — будут нещадно дергать его все время, даже когда он попытается засунуть кусок себе в рот. Так что на ближайшие несколько дней сортир — его единственный шанс уединиться.

Не подумайте, что он жалуется. Сейчас ему хорошо. Вот когда он в прошлый раз состоял в кабинете, уже больше пяти лет назад, так чуть не дошел до нервного срыва. Он не выдерживал нажима, графика, не выносил беспрестанных распрей; к тому же он тогда выпивал и якшался с этой бабенкой, как ее бишь звали? Аврил, точно. Букмекерская женушка.

Он заканчивает и застегивает ширинку.

Чудо, что он вообще тогда выжил: в политическом смысле, уже не говоря об остальном. Сейчас он не пьет, во внебрачные связи не вступает и, как никогда, сосредоточен на работе. Замахнулся на руководство партией. И вот что удивительно: похоже, у него есть сторонники.