Читать интересную книгу С носом - Микко Римминен

Сын сказал бы о такого рода магазинах, что мужчины туда заходят только в случае крайней необходимости или со спутницей.

Пофланировала минут пять между полок и вокруг всевозможных завалов, крутя головой во все стороны, хотя no-другому и не получается, когда много товаров и все разные. То, за чем я пришла, нашлось довольно быстро, вернее, я быстро поняла, что именно искала. Стала продвигаться к кассе, зажав вещь под мышкой, вокруг было как-то чересчур тихо. Стеклянная стена отталкивала гул торгового центра обратно в коридор, а в самом магазине бродила лишь горстка одиноких женщин да две подруги, но и те, обнаружив что-то безумно хорошенькое, восхищались лишь шепотом. Маленькие колонки под потолком перешептывали какой-то диск или радио, но так тихо, что было невозможно разобрать, была это какая-то говорильная программа или просто классическая музыка.

Я поспешила к кассе, где меня обслужила дама с чертами бывшей красавицы и улыбкой убийцы.

— Карта постоянного клиента есссть? — спросила она сквозь губы, которые двигались явно против ее желания, хотя она знала наверняка, что карты у меня нет. Я покачала головой, прошуршала маленьким полиэтиленовым пакетиком в ответ, сунула его в сумку и ушла. Мне стало так обидно, что я даже не заметила, как остановилась в нескольких метрах от кассы и начала мять маленькую декоративную подушечку в руках — их была целая полка на пути. Подушки меня совершенно не интересовали, они были розового поросячьего цвета и совершенно дурацкие, но меня вдруг охватило такое рассеянное отчаяние, и я так истово теребила пальцами эту подушку, что на ее поверхности образовалась заметная вмятина, похожая на… ну, как бы это сказать — кхе-кхе, — на кошачью задницу.

Стало вдруг смешно и одновременно стыдно, просто детский сад какой-то, надо было выходить из этой ситуации, попробовать посмотреть куда-нибудь в другую сторону, отвернуться от этих подушек, ставших вдруг такими неприличными. А подняв глаза, я чуть не лишилась чувств от испуга.

Мари, Мари Ялканен, Ялканен Мари из Керавы стояла буквально в трех метрах от меня.

Это перестало мне казаться такой уж большой неожиданностью, когда я вспомнила, что нахожусь в Кераве, но почему-то я все равно испугалась. Пригнулась чуть не к самому полу завязать невидимые шнурки на ботинках и стала слать куда-то наверх молитвы, чтобы только она не посмотрела вниз, Мари Ялканен. Она смотрела в другую сторону, хотелось в это верить, критически рассматривала длинную, сужающуюся кверху и, похоже, неустойчивую вазу.

На полке стопкой были сложены полотенца разно-зеленого цвета. Я принялась, все еще согнувшись, теребить их края, стараясь всем видом показать, что меня сильно заинтересовали именно полотенца. Такое иногда случается. Но поскольку дольше стоять скрючившись было уже невмоготу, просто физически тяжело, я в этой самой позе собирателя ягод, скрипя подошвами, переместилась к краю полки и выглянула оттуда. В поле зрения не было никого, кроме женщины за кассой; когда она увидела, как моя голова высунулась из-за полки на высоте полуметра от пола, ее длинные накладные ресницы дважды медленно хлопнули, а скучающий и безрадостный рот клацнул и распахнулся.

Дальше наблюдать ее кудахтанье не было возможности, надо было определить местонахождение Мари Ялканен. Мне не сразу удалось заметить ее, она была в дальнем углу магазина, на безопасном расстоянии, рылась в корзине с уцененными товарами. Я распрямилась, бросила бодрый, как мне хотелось думать, взгляд на продавщицу, поправила на плече сумку и вышла из магазина так торжественно, насколько это было возможно в ситуации, когда хотелось пуститься наутек.

Сойдя с эскалатора, я, не оглядываясь, выбежала на улицу прямо в накрапывающий дождь.

Всю дорогу мерзли ноги, а в намокшей от дождя голове роились разгоряченные мысли. Но ни одну из них выхватить из потока не удавалось, хотелось сесть где-нибудь, выпить кофе, выпустить лишний пар. Кафе поблизости не было, впрочем, я надеялась, что мне удастся выпить кофе уже на месте, но где-то на полпути возник продуктовый магазин, он уже закрывался, совсем, то есть ликвидировался, потому там была распродажа, скидки и зияющие пустотой полки. Мне удалось найти йогурт в бутылке, пришлось взять хотя бы его, ведь с завтрака прошло довольно много времени, ноги то и дело грозили подогнуться, а перед глазами время от времени вставала тонкая мутная пелена.

Дойдя до края нужного двора, я на секунду прислонилась к знакомой сосне, чтобы перевести дух и вытереть со лба пот. Через некоторое время направилась в сторону дома. Дворник на стоянке сдувал опавшие листья громким пылесосом-наоборот, гнал их перед собой, трудно сказать куда. Из второго подъезда вышел пожилой мужчина с кепкой на макушке и маленькой собачкой на поводке. У собачки была веселая красная повязка на обрубке хвоста. Казалось, она гордится своей травмой, эта собачка. Качнув кепкой и обрубком хвоста, они быстро скрылись за машинами.

На заднем дворе я совершила маленькую осторожную вылазку на край лужайки и взглянула на окна четвертого этажа. В окне кухни у Йокипалтио мелькнула тень.

Потихоньку зашла в подъезд. Пахло едой, какой именно, определить было невозможно, но стряпня точно была домашняя, ее запах ни с чем не спутаешь, из чего бы варево ни состояло. Стала подниматься по лестнице и вскоре была уже на втором этаже, там притормозила. Неожиданно меня одолели сомнения. Конечно, с одной стороны, я обещала подарок, пусть не Ирье, она и спрашивать бы про такое не стала, но подарок она, определенно, заслужила, хотя бы приз. Стало вдруг снова жарко. За ближайшей дверью, на которой была табличка «Еркофф», громыхала старая стиральная машина, и казалось, что она вот-вот выскочит на площадку.

Вскарабкалась выше.

Однако в дверь Йокипалтио, несмотря на минутную решимость, сил позвонить не оказалось. Неожиданно подступило такое чувство, что уже всё, пора наконец перестать беспокоить незнакомых людей. Я достала из сумки пакет, хотела повесить его на дверной звонок, он был такой старомодный, не электрический, по сторонам крылья, за которые можно было зацепить пакет с подарком. Но не вышло. Когда я пыталась приладить пакет к звонку, рука дернулась, пакет шлепнулся на пол, и тут же раздался звонок.

Меня охватила паника. Я подняла пакет кончиками пальцев, стараясь не думать о том, что стало с его содержимым, и принялась лихорадочно запихивать его в отверстие для почты на двери, а потом с силой вытаскивать обратно, потому что пакет никак не пролезал. Возникло жуткое зудящее ощущение, что меня сейчас застукают за очень, очень плохим занятием. Я пыталась то выдернуть, то снова затолкать пакет в щель, внизу в подъезде хлопнула дверь, и кто-то стал тяжело подниматься по лестнице, хотелось позвать на помощь, но только этого мне теперь не хватало. И тогда я решилась на последнюю отчаянную попытку и, засунув правую руку глубоко в отверстие для почты, ухватилась изо всех сил за пакет с той стороны двери, но в этот момент в коридоре раздались шаги. Затем дверь резко распахнулась.

— Боже мой, — успела я услышать Ирьин возглас, прежде чем почувствовала теплое шевеление в носу.

*

На какое-то время все будто слиплось и перепуталось. Сначала до меня дошло, что я стою у самой двери практически на коленях, точнее, вишу, так как обе руки оказались просунуты в почтовое отверстие, левая по-прежнему сжимала пакет, а правая просто застряла.

Кровь хлестала из носа, а я даже руку не могла подставить, ведь они обе были в плену, и изо всех сил я старалась направить поток куда-нибудь между ковриком перед дверью и собственной одеждой. Из глаз тоже текло, ноздри и рот были заполнены чем-то густым и сладковатым — невозможно было сказать, ощущала ли я запах или вкус.

— Господи, помилуй, что же это! — услышала я протяжный голос Ирьи, но потом у нее, наверное, закончились слова. Затем я почувствовала, как она по ту сторону двери стала отцеплять мои пальцы от пакета, который я все еще судорожно сжимала.

— Извини, извини, — твердила она. — Как же это я так, прости, вот ведь, Господи Боже.

Она высвободила пакет из моих рук. Ладонь осталась висеть в воздухе — как плошка, пустая и совершенно никчемная. Вскоре я почувствовала, как мое левое запястье поворачивают, а потом проталкивают обратно сквозь отверстие на свободу.

— Ох, Господи, — выдохнула я. На двери появились маленькие темно-красные точки.

— Ради Бога, ничего не говори, — прошептала Ирья, суетясь возле меня, и сзади, и вокруг, уже трудно было следить за ее перемещениями, глаза наполнились чем-то мутным и жгучим, вся голова была в каком-то мокром огне. — Не двигайся, сейчас принесем тебе бумагу, то есть не принесем, а принесу, оттуда, из кухни.

В ее причитании слышалось что-то знакомое, будто отзвуки моего собственного голоса. Снова вспомнился тот, с задержкой, телефонный разговор с сыном.