Читать интересную книгу Пернатый оберег - Алексей Яковлев

Первой опомнилась более сильная половина.

— Господин Табунов теперь не просто бандит, но и авторитетный бизнесмен, значит, способен мыслить адекватно. Я обращусь к нему за помощью, и он вразумит своего дебила-сына.

Господин Федотов не слушал жену и только повторял и повторял, как заведенный:

— Нужно бежать, бежать, бежать, бежать…

Сначала жена приводила в чувство супруга, потом у самой Ирины Степановны началась истерика, и ее успокаивал муж. Только Федотовы более-менее пришли в норму, как, словно черный рояль в кустах, на рынке объявился в черном «мерседесе» сам господин Табунов. В сопровождении охраны бандитского вида авторитетный бизнесмен направился к зданию администрации рынка, а оттуда с двумя телохранителями выскочил директор рынка и потрусил навстречу крыше, а может, уже и хозяину. Ирина Степановна без колебаний оставила свою торговую точку на мужа и рванула к предполагаемому спасителю. Но ее перехватил охранник, схватил за грудки и уже собрался придать ей такое обратное ускорение, чтобы она кубарем долетела обратно до своего ларька. Но Табунов остановил мордоворота, знаком приказал ему пропустить просительницу.

Ирина Степановна попыталась немного сбивчиво, так как приходилось соблюдать политес, объяснить отцу нежданного жениха дочки ситуацию, но господин Табунов ее прервал: он видел свою будущую невестку, заметил, что она часто помогает родителям в их трудовой торговой деятельности, и очень эту ее склонность одобряет. Потому выбор сына приветствует, несмотря на низкое социальное положение семьи его избранницы, а незначительное препятствие с документацией невесты устранит в ближайшее время и за умеренную плату. Тут следует пояснить, что об истинной причине своей лояльности к плебейской семейке Федотовых господин Табунов умолчал: Дуня Федотова была последним и, как надеялся господин Табунов, самым эффективным лекарством, которое сможет спасти Додика от пагубного пристрастия к наркотикам. В городе С. молодой человек был страстным поклонником конопли, а по приезде в Разнесенск увлекся еще и героином. Некоторое время ему удавалось обманывать отца, уверяя, что он всего лишь исполнил свою заветную мечту — заделаться, в натуре, бизнесменом, поторговать наркотой, а там и до завидного звания наркобарона недалеко. Что ж, торговля наркотиками — действительно надежный и высокодоходный бизнес сейчас и с еще более прекрасными перспективами в ближайшем будущем. Ведь государство недавно в очередной раз объявило беспощадную войну наркотикам — верная примета, что спрос на наркотики будет расти, а покупательская аудитория расширяться. Но наркодилер, тем более наркобарон, сам не может быть торчком! Это нонсенс! А Додик ходил наширянный. Господин Табунов словами и кулаками втолковывал сыну эту азбучную истину, но только зря отболтал язык и отбил кулаки, отучая Додика от наркотиков. Оставалось надеяться на народную мудрость «женится — переменится».

Госпожа Федотова возвратилась в свой ларек в глубокой задумчивости и на вопросы встревоженного мужа ответила, что история с Додиковым предложением не так однозначна, как казалось поначалу. Господин Табунов подтвердил, что его сын действительно собирается сочетаться законным браком с Дуней с полного отцовского согласия и благословения.

— Согласись, породниться с олигархом, пусть только городского масштаба, перспектива очень и очень заманчивая.

— Ка-ка-какой Табунов олигарх? — в ужасе закричал господин Федотов. — Он обыкновенный бандит!

— Я и говорю: олигарх, — вся в себе, отмахнулась от мужа Ирина. — Меня только одно смущает: вдруг Табунова арестуют, все имущество и деньги конфискуют, и мы со зря раскатанными губами останемся у разбитого корыта. Впрочем, сразу после свадьбы я тонко намекну Дуниному свекру, чтобы он все свое состояние на всякий случай переписал на Дуню. А если он не согласится с этим вариантом, пусть Дуня родит ему внука. Уж для внука-то дед ничего не пожалеет!

У господина Федотова, который в продолжение жениного монолога только беззвучно, как рыба, открывал рот, наконец прорезался голос:

— Ты что?! Хочешь отдать родную дочь на заклание?! Сама же говорила, что Додик обязательно в скором времени кого-нибудь зарежет, вероятнее всего — из тех, с кем больше общается. А если жена все время под боком, зачем искать кого-то на стороне?

— Нет, это слишком большая морока: подавать заявление в загс, предварительно подделав невестины документы, потом расписываться, играть свадьбу — и все ради того, чтобы потом чиркнуть молодую жену бритвой по горлу?! Гораздо проще и менее хлопотно прирезать какую-нибудь знакомую, а то и первую встречную на улице. Надеюсь, когда это произойдет и Додика арестуют, Дуня уже будет в положении и в положенный срок родит наследника табуновских капиталов.

— И кого же Дуня родит от такого выродка, как Додик? Такого же маньяка? С эдаким внучком никаких капиталов не захочешь!

— Почему же от Додика родится обязательно маньяк? Ведь осужденным серийным убийцам разрешается и жениться, и плодиться. Значит, ученые-генетики не видят в этом никакой опасности!

— Ну не знаю, я не генетик. Только, может быть, эти ученые уже построили себе виллы где-нибудь в Калифорнии, рядом с особняками, купленными там теми самыми добрыми начальниками, и живут они там рядом с начальниковыми детками. Тогда плодятся российские маньяки или не плодятся, им до лампочки.

Доругаться супруги не успели. У госпожи Федотовой запиликал мобильник, и высветился номер Дуниного телефона.

— Але, лапочка, как дела? Сколько пятерок сегодня в школе получила? — ласково проворковала Ирина Степановна, но в ответ услышала лишь какие-то непонятные звуки: «Ва-ва-ва…» А потом истерический голос соседки прокричал:

— Ирка! Приезжай скорее! С Дунькой несчастье!

— Она жива?! — ахнула Ирина Степановна.

— Жива, жива, только не в себе, — отчасти успокоила ее соседка.

Наскоро закрыв киоск, Федотовы завели новые старые «жигули» и помчались к своему дому. Доехав до дома, они, естественно, бросились к соседке, где нашли свою дочь в ужасном состоянии: трясущуюся, в разорванной и изрезанной одежде, всю в синяках и ссадинах. Сама Дуня не могла связно рассказать, что с ней случилось, соседка тоже толком ничего сказать не могла, только объяснила, что девочка вбежала к ней в дом, трясясь, как в лихорадке, забилась в угол, а на все расспросы отвечала: «Ва-ва-ва-ва…» — что, собственно, и продолжает лепетать до сих пор. Когда Дуню отпоили валерьянкой и она наконец смогла говорить, ее родителей затрясло еще больше дочкиного. Самим впору было лепетать «Ва-ва-ва-ва». А в сущности, все ужасные события стали следствием обыкновенного недоразумения.

После школы Дуню встретил Додик и с ходу объявил, что они жених и невеста, а уже завтра станут муж и жена, так как в загсе все проплачено, а где нужно — схвачено. Если бы родители успели предварительно провести среди Дуни разъяснительную работу, возможно, она отнеслась бы к заявлению Додика с большим пониманием. Но девушка о материнских намерениях не знала, не ведала, и слова Додика стали для нее неприятным сюрпризом. Попытавшись уладить дело миром, она стала объяснять нежданному жениху, что ей еще учиться и учиться: нужно закончить восьмой класс, потом девятый, десятый, одиннадцатый, а там ученые люди поговаривают еще и о двенадцатом. После окончания школы ей хочется поступить в институт, защитить диплом, и вот тогда можно думать о поисках спутника жизни. А пока замужество не входит в ее планы. Додик противоречий не терпел и возразил невесте в том смысле, что если она не соглашается выходить за него замуж завтра, то станет его супругой здесь и сейчас, и потянул суженую в ближайшие кусты. Тут Дуня испугалась по-настоящему, стала визжать, вырываться, царапаться, кусаться и, как примерная ученица школьного физрука, вспомнила элементарные приемы самообороны, которым педагог обучил своих подопечных. Да и по телевидению накачанные спортсмены-каратисты частенько объясняют субтильным барышням, что им нечего надеяться на нерасторопное государство, они сами должны и легко могут справляться с разнообразными маньяками, нападающими на них во тьме ночных улиц (да и средь белого дня таких хватает). Дуня со страху применила рекомендованный физруком и мастерами спорта прием — и Додик, взвыв от боли, отпустил свою жертву. Но хотя у Дуни и по легкой атлетике тоже была пятерка, бегу в туфлях на высоких каблуках физрук их не обучал, а Дуня, вопреки запретам матери, посещала школу именно в такой обуви и далеко убежать не сумела. Додик догнал ее аккурат возле мусорного контейнера, для начала треснул кулаком по макушке, потом стал избивать чем попало по чему попало, затащил за помойку, бритвой порезал на ней одежду и объявил, что от любви до ненависти один шаг и он этот шаг сделал. На таких стервах не женятся, он сейчас изнасилует ее в традиционной и извращенной форме, потом продаст в бордель, и пусть скажет спасибо, если не исполосует бритвой и не перережет ей горло. А если родители будущей проститутки попытаются хотя бы пикнуть, их живыми закопают в землю, а вздумают бежать — найдут в любом царстве-государстве. Свои слова Додик подкреплял практическими действиями, и Дуне пришлось бы здесь же, у помойного контейнера, начать свою взрослую половую жизнь, оденься она по совету матери в приличное для девушки ее возраста платье нормальной длины. Но поперечная Дуня надела джинсы, а их снять, понятно, гораздо труднее даже с помощью бритвы. Конечно, Додик все равно достиг бы желаемого, но это промедление Дуню спасло. Ее знакомый бездомный пес, которого Дуня иногда из жалости подкармливала колбасой, бежал мимо в поисках мало-мальски пригодного пропитания. Подбегая к вожделенной помойке, он и увидел, как обижают его благодетельницу. Видимо, Дуня предстала в его воспаленном от голода воображении в образе незабываемой колбасы, на которую покушается двуногий злодей, и пес ринулся на Додика и вцепился ему в правую руку, сжимавшую опасную бритву. А зубищи у собаки были преогромные. Додик выронил бритву и заорал как резаный! А пес дополнительно хорошенько тяпнул его еще и за филейную часть, выглядевшую для голодной собаки особенно соблазнительно, потому что Додик спустил и свои штаны тоже, готовясь свершить первую часть прорекламированного им мерзкого деяния. После этого подвига храбрость оставила доблестного пса, и трусоватый Дунин защитник бросился бежать без оглядки. И Дуня, на ходу натягивая джинсы, побежала быстрей, чем мышка от кота, но не к своему дому, а к соседке, потому что боялась преследования Додика, а на миру и смерть красна. Дальнейшие события уже излагались выше. Дуня рыдала на груди у матери, и Ирина Степановна, обнимая дочь, окропляла ее обильными слезами, обеих била нервная дрожь, их зубы словно выстукивали пулеметной дробью мотив известной песни: «Та-та-та, — говорит пулеметчик. Та-та-та, — говорит пулемет». Но диссонансом этой грозной музыке последнего решительного и беспощадного боя звучали панические стоны-всхлипывания: «Бежать… бежать… бежать…»