с опаской пустил старика Цю в машину, чтобы он потыкал что-то на том маленьком экранчике с картой. Спустя несколько секунд работа была закончена, и старик выскочил на улицу, довольно потирая руки.
— Умрёт кто — вы заходите, не стесняйтесь, госпожа, — напоследок сказал он. — Буду рад вас снова увидеть.
Мария предпочла не отвечать, прежде чем прыгнуть в авто и приказать лысому трогаться. Затем она повернулась ко мне и спросила:
— Ну, понял что-нибудь?
— Да тут кто угодно поймёт, — пожал плечами я.
— Да я о языке! — отозвалась Мария. — Ты же всё этот разговорник мучал, что-нибудь получилось?
— Ну, — я неопределённо махнул рукой. — Странный этот китайский. Для меня такое сложно. Да и не много я слов выучил, куда мне переводить.
Теперь мы ехали по маршруту старика Цю — это заняло не так много времени, как прошлая поездка. Дороги в Даюй были почти пустыми — изредка мы натыкались на чужие машины, но это было слишком редко — настолько, что можно было подумать, будто в этом Даюе никто толком и не живёт.
Но это оказалось не так: городок был крохотным, похожим на деревню, но не таким уж и заброшенным. Архитектура тут была скорее традиционная — хотя, откуда мне знать, что для Китая традиционно? Должно быть, так на меня влияет то, что этих одинаковых домов, похожих на каменные коробки, и ни на что больше, тут почти нет.
Красный флажок на навигаторе привел нас к большому тупику. Удивляло и то, что возле него было припарковано сразу несколько машин; пожав плечами, лысый сделал то же самое, и второе авто охраны последовало этому примеру.
Мы вышли на улицу, и я наконец потянулся. От этого сидения на одном месте я чуть не заснул — это тебе не в карете ехать, когда тебя страшно трясёт, и бы подпрыгиваешь после каждого толчка, отбивая зад о лавку.
Я осмотрелся. Пустая стена — даже шва не видно, на тайный проход не смахивает. И куда дальше?
Над нами был чей-то балкон — растрёпанная женщина в длинном платье вышла на него, перегнулась через перила и спросила:
— Вам чего?
Я глянул на Марию. Та задрала голову и громко ответила:
— Мы приехали на рынок Фухао.
— Нет тут никаких рынков! — крикнула женщина. — Пошли прочь! Будут тут ещё всякие парковаться.
Мария вздохнула.
— Пяти тысяч хватит?
— Семь, — сплюнула женщина. — Семь за человека — тогда всё вам будет.
Марии пришлось согласиться. Тогда женщина вдруг пропала — видимо, ей пришлось спуститься на первый этаж и выйти на улицу, чтобы поманить на из-за угла.
— Ну, живее, чего встали?
Мы отправились за ней — прямо к маленькой деревянной дверце, которая, судя по всему, вела в её жилище.
Вдруг она прищурилась и спросила:
— И сколько среди вас покупателей?
— Охрана идёт со мной, — процедила Мария. — Я за них плачу, так что это не обсуждается.
Женщина пожала плечами.
— Причуды богатых — делай, как знаешь, трать, сколько хочешь.
И только после этого она позволила нам войти в дом, чтобы провести к ещё одной двери в другом конце коридора. Встав перед ней, она вытянула руку.
— Плата за вход, девочка.
Мария цокнула и отсчитала нужную сумму, прежде чем вручить её местной охраннице (в самом деле, насколько это действенно?). Только после этого нас пропустили; одновременно с этим со стороны деревянной двери раздался стук и бодрый голос:
— Цзе, нам на рынок, пропускай!
— Иду! — отозвалась женщина и махнула на нас рукой. — Чего опять встали?
Так мы и оказались на рынке Фухао. Людей здесь было совсем немного — можно списать на утро. Это тебе не торговля продуктами, когда чем раньше придёшь, тем свежее получишь — сюда явно никто не спешил.
Никто, кроме нас.
Я огляделся. Маленькая улочка, несколько магазинчиков да пара палаток со странными вещами. Никакого желания их рассмотреть почему-то не было, хотя в любой другой день я тут же кинулся бы исследовать — наверное, куда сильнее оказалось желание наконец получить сосуд для души и разобраться со всей этой ужасной кучей проблем, которые на меня навалились.
Ну прада, не было печали, так случился Сабуро.
— Ну что ж, будем выбирать по-простецки, — заявила Мария, оглядывая ларьки. — Видишь вот тот, с большой вывеской? Там и спросим.
Она имела в виду последний магазинчик в ряду, стоявший аккурат напротив нас. Я покорно согласился: всё равно надпись вижу, а прочитать её не могу. Туда то мы и отправились, к этой самой тёмной вывеске с черепом; когда мы оказались у дверей, Мария вошла, заставляя колокольчики зазвенеть, и спросила в лоб:
— Кто хозяин? Платим большие деньги, выходи!
Продавец, протиравший пустую часть захламленной стойки, вздрогнул. Из подсобки выбежал пузатый китаец, который тут же ощетинился на Вяземскую и прорычал:
— Что это за шум? Чего вы хотите?
Мария затянула нас с лысым в помещение, подошла к стойке продавца, громко стуча каблуками, и опёрлась на неё локтем, чтобы придать себе какой-то опасный вид.
Кто-нибудь однажды ей скажет, что получается так себе — но это точно буду не я.
— Нам нужен сосуд для души. Есть у вас такие?
— Нет, — отозвался мужчина. — Мы ничем таким не торгуем.
— Вот только не надо на деньги напрашиваться — мы и так купим по любой цене, так что не надо делать такое лицо! — фыркнула Мария.
Китаец явно нам не доверял, но наконец отогнал продавца и заявил:
— Ладно, кое-что у нас есть.
Он подошёл к ящику, лежащему на полу, снял закрывавшую его белую тряпку и приоткрыл крышку. Внутри лежало несколько человеческих фигурок, напоминавших детей — побольше, поменьше, но все почти одинаковые, толстые и блестящие — все они выглядели так, будто были сделаны из серебра.
— Это они? — поинтересовалась Мария. — Сосуды?
И правда, выглядело довольно… неожиданно. Я и не думал, что это будут серебряные фигурки детей. Хотя, признаться, у меня были разные предположения. Я даже думал о том, что целью поездки на рынок Фухао окажется какой-нибудь труп с извлечённой душой.
— Сосуды, сосуды, — закивал китаец. — Берёте?
— Ну тогда давайте вот этот, — Мария указала на самый большой. — Выглядит солиднее. Сколько?
— О, госпожа, совсем немного…
— Сколько?
— Ну, всего восемьсот тысяч. Не так уж и много, да?
Мария нахмурилась. Я заинтересованно пытался понять, о чём шла речь. Торгуются? Ну и пускай — я за долг уже заранее расплатился, мне уже ничего не страшно.
— Восемьсот так восемьсот, — вдруг