Читать интересную книгу Прощай, молодость - Дафна дю Морье

— Не знаю, как ты мог это сделать, — сказал я.

— Сделать что? Ты хочешь сказать — убить его? Да, конечно, меня следовало за это повесить.

— Джейк, не надо!

— Ты думаешь, что я говорю об этом очень хладнокровно, не так ли? Видишь ли, это случилось так давно.

— Семь лет тому назад, — вставил я.

— Тебе кажется, что не так уж давно, но, понимаешь, ты же никогда не сидел в тюрьме.

— Джейк…

— Там у тебя есть время многое пережить.

— Расскажи мне еще о нем, — попросил я.

— Через какое-то время мы уехали в Англию, — продолжал он. — Я занялся боксом, разъезжал вместе с бродячей цирковой труппой. Все это мне очень нравилось. Я его почти не видел — он был в Лондоне. Я полагал, что, где бы он ни был, он обязательно занят чем-то грандиозным. Мы ведь так и не отказались от своего плана с лепрозорием, и я готов был бросить все, как только он будет готов. Спустя какое-то время я ему написал, спрашивая, как дела. Он ответил как-то странно. Писал, что в Лондоне стал иначе смотреть на вещи. Посмеялся над идеей с прокаженными — дескать, я сошел с ума, если считаю, что он говорил это всерьез. Он вел светский образ жизни. Наверное, кто-то снабжал его деньгами — ведь их у него никогда не было.

Сказав это, Джейк улыбнулся, закинул руки за голову. Я увидел отблески пламени на его лице.

— Что ты почувствовал, прочитав письмо? — спросил я.

— Да я особенно не раздумывал. Счел его шуткой. А потом я услышал о девушке.

— Кто тебе сказал?

— Один парень, с которым я познакомился в Америке, как-то раз он пришел посмотреть, как я дерусь. Ему показалась занятной жизнь циркача, которую я вел. Мы разговорились — знаешь, обо всем. Он был неплохим парнем, но загубил себя тем, что пил и бегал за женщинами, которым был не нужен. И вдруг он показал мне письмо от какой-то девушки, присланное из Швейцарии. Это было страшное письмо. У нее была чахотка, и положение ее было безнадежно. Этот парнишка, ничего собой не представлявший, вдруг побледнел и сказал — я точно помню его слова: «Я знал эту девушку, когда она была совсем маленькой, а сейчас она умирает, и все это из-за какой-то свиньи вроде тебя или меня». Он рассказал мне, что она бесконечно страдала около двух лет. По-видимому, он знал все детали. Это неприглядная история.

Но я хотел узнать все.

— Продолжай, — сказал я Джейку.

— Я слушал — так же, как ты сейчас, Дик, но это было не любопытство, а что-то другое. Я ненавидел саму мысль о мире, в котором приходится так жить, эти жалкие, грязные жизни мужчин и женщин, занятых только личными делами. Я словно видел эту девушку, которую не оправдывала бедность: ведь она вела такой образ жизни не потому, что была проституткой, которая вынуждена себя содержать. Нет, Дик, она сгубила свою красоту, свое здоровье и свою индивидуальность — а ведь это самое ценное — из-за того, что какой-то мужчина научил ее потворствовать своим желаниям. Вот и все.

— Но послушай, Джейк, ведь жизнь, черт возьми…

— О, я знаю! Такое случается каждый день и каждую ночь. Но мне казалось, что из-за этого не должна умирать девушка в Швейцарии. Животные мудрее. Для них занятие любовью — физическая необходимость, и у них рождаются детеныши.

— Да, но, Джейк…

— Вот как я понимал это, Дик, когда сидел за выпивкой с тем парнем. Он сказал: «Мне бы хотелось свернуть шею всем мужчинам, которые с ней спали»; и я не мог не улыбнуться про себя, так как подумал: он тот единственный, которому это не удалось сделать. И в то же время я был с ним согласен.

«Не в них дело, — возразил я. — Убить нужно первого, остальные не в счет».

«Ты знаешь, кто он?» — спросил этот парень.

Откуда мне было знать? Я покачал головой.

«Но это же твой дружок с ранчо, — сказал он. — Я забыл его имя. На днях видел его в городе. Потому-то я тебе и рассказал эту историю — думал, ты знаешь, о ком идет речь».

«Нет», — ответил я.

«Ну тогда я попал впросак». У него был озадаченный вид. Я подумал, что он дурак, который несет чушь после двух порций виски с содовой.

«Это правда?» — спросил я.

«Я могу рассказать детали», — предложил он.

Но мне совсем не хотелось их слышать. Я поднялся и ушел. Он решил, что я не в себе. Мои идеалы в один миг разбились вдребезги.

Я был молод, и, конечно, это было не мое дело, но я ему написал. Он явился на следующий день. Помню, я стоял, очень гордый и серьезный, и рассказывал ему услышанную историю. А еще помню, как он расхохотался.

«Боже мой, Джейк! — сказал он. — Если ты надеешься, что я буду чувствовать себя в ответе за каждую женщину, с которой спал…»

Я его тогда возненавидел. За то, что он даже не потрудился закончить фразу, за его смех. Но больше всего я ненавидел его за то, что он разрушил мое представление о нем. Вот что значит быть молодым, Дик, и вот почему я его убил.

Я кивнул, так как это было мне понятно. Мне даже показалось, что эта история гораздо сильнее волнует меня, нежели его, рассказчика: он откинулся назад, заложив руки за голову, и голос его звучал спокойно и бесстрастно, как будто он читал какой-то рассказ из книги. Я же весь подался вперед, опустив подбородок на руки, не видел ни костра, ни деревьев вокруг себя — лишь фигуру прежнего Джейка, стоявшего со сжатыми кулаками в жарком шатре цирка. Все его иллюзии рушились у него на глазах, он смотрел в смеющееся лицо своего друга, в котором я подсознательно узнал себя и ужаснулся. Я никогда не встречал человека, которого убил Джейк, и все же знал, что это я сам и что эта история обо мне.

— Когда он перестал смеяться, — продолжал Джейк, — он подошел ко мне и положил руку на плечо. «Ты относишься к жизни слишком серьезно, Джейк, — сказал он. — Ты похож на лидера, сражающегося за безнадежное дело. Улыбайся, мой мальчик, улыбайся! Я хочу посмотреть, как ты дерешься». Потом я пошел на ринг, а он смотрел и аплодировал. Он был так похож на себя прежнего, на ранчо, что трудно было поверить, будто все случившееся — правда.

Я смотрел из своего угла на лица людей, собравшихся вокруг ринга, и он был среди них, он улыбался мне и подмигивал — дескать, все это так забавно.

«Я выложу свои два шиллинга и сам тобой займусь, Джейк», — сказал он.

«Давай», — ответил я. Все вокруг засмеялись: все знали, что мы с ним друзья и, стало быть, это розыгрыш.

«Покажи-ка своему дружку!» — выкрикнул кто-то. Было слышно, как снаружи бьет барабан и зазывала заманивает публику в шатер: «Сюда! Сюда! Спешите видеть величайший бой в вашей жизни! Чемпион Джейк против неизвестного любителя!»

Я ждал его в своем углу. Мы были примерно одного роста. На ранчо мы с ним часто боксировали. Теперь, раздевшись, он уже не так хорошо смотрелся: я заметил, что он набрал вес, а тело стало дряблым. Мне подумалось, что он не сможет легко двигаться на ринге.

«Вот будет потеха! — крикнул он мне. — Я уложу тебя за десять минут».

Толпа глазела на нас, все веселились. Маленький потрепанный рефери взволнованно поднял руку и, взглянув на свои часы, подал знак начинать. Я повернулся к центру ринга, и мой противник двинулся ко мне.

Первый удар нанес он: сделав обманное движение левой, он ударил меня под ребра правой. Я оторвался от него, затем начал наносить короткие удары правой и левой под ложечку. Я увидел, что мне грозит хук слева в челюсть, вовремя увернулся и врезал ему правой прямо над сердцем. Это немного встряхнуло его, и он ринулся на меня. Он улыбался — точно так же, как тогда на ранчо, когда мы с ним занимались боксом. Я услышал его слова: «Давай, Джейк!» И тут я понял, что убью его. Что-то у меня внутри оборвалось, я был молод, и мне никогда прежде не причиняли такой боли. И дело было не столько в девушке, умирающей в Швейцарии, сколько в моей утраченной вере. Я вспомнил о лепрозории, о том, как он разливался на ранчо, возводя глаза к небесам, — ни дать ни взять священник, идущий на смерть за свою веру. А еще я вспомнил его руки и глаза больного животного, смотревшего на него с таким доверием. Мне казалось, что в этот момент я обладаю всей силой мира. И когда он кинулся на меня, то был потрясен моим ударом; как я уже говорил, его защита была такой небрежной, ведь он приготовился атаковать. Я видел его улыбку, и тоже улыбнулся, и ударил чуть пониже челюсти, и его голова как-то страшно запрокинулась назад, а руки начали хвататься за воздух, он рухнул на пол. Он лежал, поникший и беспомощный, со сломанной шеей, а вены неестественно выступили на горле.

Он умер у моих ног.

Помню, кто-то закричал, и люди начали перелезать через веревки на ринг. Кто-то истерично и пронзительно вопил мне в ухо, хватая меня за плечи…

Джейк умолк, и я заметил, что он посмотрел на меня при свете костра — на бледном лице выделялись черные горящие глаза.

— В чем дело, Дик? — спросил он.

Когда он заговорил, исчез ринг и горячий воздух шатра, и его глаза уже не были глазами убийцы, с угрозой приближавшегося ко мне, своему другу, — это были серьезные, добрые глаза Джейка, которого я знал. И не было больше ни ненависти, ни смерти, от которой мне не было спасения, — только пламя костра и бледные ветки деревьев, и мы с ним беседовали о том, что случилось давным-давно.