Читать интересную книгу Рюрик Скьёльдунг - Губарев Олег Львович

Некоторые историки постулировали существование некоей Аскольдовой Руси (Брайчевский 1968; Лебедев 1994) как первого протогосударственного образования в Приднепровье. Однако Н. А. Макаров, говоря о «Русском каганате», отмечает эфемерность этого протогосударственного образования и отсутствие его археологических следов на юге (Макаров 2012).

Между этой русью и русью Рюрика было одно существенное отличие. Процесс освоения незнакомых земель норманнами на Западе, как показывают источники, состоял, как минимум, из двух этапов. Вначале это были набеги отдельных дружин норманнов, возвращавшихся с добычей на родину. Причем количество участников и частота рейдов возрастали. И, наконец, наступал второй этап, когда норманны начинали зимовать в чужих землях и затем селиться в них, занимая поселения местных племен и образуя области со скандинавским населением. Так было в Британии и на континенте.

Тот же характер процесса освоения новых земель норманнами мы видим на Востоке (Комар 2017: 42; Humbert 2015: 29–44). Рольф Шин выделяет между этими двумя этапами набегов и колонизации третий этап — торговлю (Scheen 1996: 70).

А. А. Горский выделяет три волны норманнов — «дорюриковы» норманны (я называю их свеонской русью по послам этой руси — свеонам 839 г.), русов Рюрика, и наконец варягов-«находников», призывавшихся русскими князьями в помощь. При этом он отмечает, что государствообразующую роль играла только вторая волна норманнов — русь Рюрика (Горский 2012в: 81).

Свеонская русь, существование которой документально подтверждено сообщением Вертинских анналов от 839 г., скорее всего, соответствовала первому этапу освоения новых земель норманнами. Как отметил Ильдар Гарипзанов:

«It is another question whether Håkan, king of Rhos, had a permanent seat, or was on constant move, as many chiefs of the Northmen were in other parts of North Europe, either collecting tribute in the region under control or plundering neighbors»[12] (Garipzanov 2006: 11).

Большинство историков основывается на сообщении Вертинских анналов франков о том, что вождя этой свеонской руси зовут Chacan и считают это титулом «каган», известным у кочевых народов, и в частности у хазар. Они предполагают существование некоей скандинавской общности, вождества или протогосударства, в землях славян и финнов, которому присвоили весьма неудачное, на мой взгляд, название «Русский каганат». Этой свеонской руси, вероятно, соответствует сообщение ПВЛ о варягах, собирающих дань с северных славянских и финских племен, в то время как хазары собирали дань с южных.

Наибольший интерес по данному вопросу представляет, на мой взгляд, работа К. Цукермана (Цукерман 2001), фактически предполагающая существование двух разновременных, независимых друг от друга, скандинавских вождеств на территории Восточной Европы, вызвавшая дискуссию (Петрухин 2001; Толочко 2003; Седов 2003; Калинина 2003; Иванов 2003). К первому из этих вождеств часто применяется термин «Русский каганат». К сожалению, использование данного весьма спорного термина, являющегося по сути оксюмороном, получило широкое распространение. Русы как народ-мореход и степная империя — «каганат» — являются несовместимыми понятиями. Причем этот неудачный термин получил распространение не только в работах отечественных, но и зарубежных историков (Golden 1982; Pritsak 1977: 268; Цукерман 2001).

Интересны также работы Д. А. Мачинского, посвященные начальной Руси и ее локализации (Мачинский 2009а, 2009б), в которых содержится много привлекательных, смелых, но часто весьма спорных гипотез. Наиболее существенной представляется критика термина «Русский каганат» В. Я. Петрухиным и А. П. Толочко (Петрухин 2001; Толочко 2015). В. Дучко также отмечает неудовлетворительность использования данного термина (Duczko 2004: 29).

Сточки зрения источниковедения, важна капитальная работа И. Гарипзанова, пока не получившая признания среди российских историков (Garipzanov 2006). В случае своего подтверждения она ставит крест на вопросе и о «каганате», и о его южной локализации. Поскольку, как я указывал ранее, гипотеза о южной локализации условного «каганата» опирается только на признание существования титула «каган» у вождя русов-свеонов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А. П. Толочко тоже, на мой взгляд убедительно, критикует гипотезу о титуле «каган» вождя русов, ссылаясь в том числе на работу А. А. Куника (Толочко 2015: 115, 125–128). В ней академик, отстаивавший ранее (под влиянием идей Иоганна Круга) гипотезу о титуле «каган», признает, что нельзя с уверенностью этого сказать, так как это может быть и скандинавское имя Хакон.

«…Мы все же не можем с уверенностью принять ни того, что в Chacanus скрывается северное имя: Гакон, ни подозревать в нем тюркский титул: хаган» (Куник 1864: 84).

К сожалению, историки более позднего времени не обратили внимания на данный вывод Куника и приняли без обсуждения положения его более ранних работ. Если же принять данное соображение Куника, тогда «Русский каганат» вообще превращается в фантом и очередной исторический казус. Сомнительность термина «каган» в сообщении Вертинских анналов допускает и А. С. Щавелев (Щавелев 2014: 324, прим. 6.). В. Дучко обратил внимание на странный факт, что в книге Ибн-Хордадбеха в главе «Титулы правителей земли» каганами названы вожди тюрок, хазар и тибетцев, но не упомянут ни словом «каган русов» (Duczko 2004: 25).

Ни один из историков, признающих титул «каган» вождя русов, пока не смог объяснить, почему византийцы вождей всех других варварских народов титуловали «архонтами» и только для вождя скандинавского эфемерного протогосударственного образования сделали исключение и признали его «каганом», уравняв тем самым с каганом могущественного Хазарского каганата. Наиболее логичным представляется объяснение, что «каган» русов — это и есть каган хазар, пославший скандинавов, служивших ему, в это посольство, но и тогда возникает множество вопросов, на которые нет ответов.

Иногда появляются работы последователей А. Г. Кузьмина по данному вопросу, вызывающие, по меньшей мере, недоумение и обращающиеся, на основе предположения о кочевническом титуле вождя русов, к давно отвергнутой в XIX в. гипотезе аланской руси М. В. Ломоносова (Галкина 2002, 2012; Жих 2009; Риер 2016; Плетнева 2015). Но то, что было позволительно историкам XIX в., опиравшимся только на вольную интерпретацию исторических источников при отсутствии накопленной археологической информации, непозволительно историкам XXI в.

А. П. Новосельцев поддержал гипотезу А. А. Шахматова о том, что посольство 839 г. было послано Аскольдом и Диром (Новосельцев 2000: 464), хотя, согласно ПВЛ, Аскольд и Дир принадлежали к руси Рюрика.

Ф. И. Успенский связывал зафиксированную в византийских источниках легенду о колдовских чарах патриарха Иоанна VII Грамматика против трех вождей неизвестного народа, напавшего на границы империи, с сообщением о посольстве народа Rhos в 839 г. к франкам и сообщениями агиографических источников о набегах русов на Сурож и Амастриду (Успенский 1890).

Кроме достоверного сообщения Вертинских анналов есть косвенные свидетельства о скандинавах, или русах, побывавших в Византии еще ранее. В истории Византии нам известны два Ингера — митрополит Никеи и отец императрицы Евдокии Ингерины. Время их жизни датируется концом VIII — началом IX в. Скандинавский характер имен не вызывает сомнений, поэтому мы можем предположить, что скандинавы-русы (ruotsi) проникали в Византию уже в это время, причем были инкорпорированы в высшую знать империи (Mango 1973; Kislinger 1983; Pritsak 1989; Кузенков 2003: 5; Мачинский 2009а: 501, прим. 13; Мельникова 20116: 272). Против скандинавской принадлежности этих имен выступил только А. С. Щавелев, считая их гото-германской традицией (Щавелев 2012).

Попасть в Константинополь из Скандинавии можно было двумя путями — через земли восточных славян и финнов по рекам Восточной Европы (то есть по знаменитому пути «из варяг в греки»). Или вторым путем — морским по Средиземноморью. Собственно, примерно этим двум возможным путям соответствуют значительно позже два похода норманнов на Константинополь — поход условных Аскольда и Дира в 860 г. с востока и поход Хастингса и Бьёрна в Средиземноморье, очевидно с целью достичь Константинополя с запада, в 859 г. При этом второй путь гораздо более длинный и опасный. От такого предположения вообще приходиться отказаться, поскольку послы говорят, что не могут вернуться тем же путем из-за диких, свирепых народов, что предполагает путь по суше или по рекам. Поэтому, скорее всего, эти скандинавы попали в Византию через Русь, поскольку в Ладоге скандинавы появились уже в 753 г. (Boba 1967: 25).