Читать интересную книгу Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

– Фашисты, – выпалил старик, заметив рядом с собой Николая Степановича. – Я совсем сбился с ног, разыскивая тебя. Они все-таки добились своего, приговорили наш парк.

– Почему приговорили?

– Говорят, администрация дала разрешение.

– На что разрешение?

– Николай Степанович, что ты мне все вопросы задаешь? Сейчас с минуты на минуту сюда приедет представитель администрации с бумагой, вот и спросишь их… Нелюди, фашисты… Деревья не сажали, а кромсать приехали.

Иван Никодимыч погрозил кулаком трактористу. Рядом с ним тихонько заскулила собака. Она решительно шагнула вперед хозяина, села на свой широкий зад, показывая всем своим грозным видом, что поддерживает гнев хозяина. Тракторист недовольно покосился на старика.

– Убери собаку от греха подальше, – попросил он строго. – Мне до вашего парка делов нет, сказали разгребсти площадку под ларек, я и приехал. Скажут – убирайся, я уеду.

– Убирайся сейчас.

– Начальство скажет, тогда уеду. У меня не вы начальство. Сейчас Анзор привезет Полину Яковлевну. Ей известно, что делать.

Возле бульдозера Николай Степанович насчитал девять человек вместе с собой и женой. Митинговать, качать права с таким количеством смешно. Начальство опасается лишь большой народной толпы. Тогда чиновники отзывают технику, думают, как другим путем занять землю, свалить деревья. Про подобные конфликты он часто читал в газетах. Но на их дворе собралось явно мало людей.

– Иван Никодимыч, а почему так мало людей вышло? Никому не нужен парк что ли?!

– Попробуй собери кого.

– Ладно, – неуверенно заявил геолог, желая как-то помочь старику и заодно сгладить возникшую неловкость. – Я пройдусь по этажам.

На пути Николая Степановича, направившегося было к дому, встала его жена. Ее бледное лицо было напряжено, веки слегка дрожали. Позади сморкался высокий, худой человек в очках. Ольга не успела сказать мужу слово, как ее опередил очкарик.

– Бесполезно, – поморщился он, махнул рукой и выругался.

Ольга крепко сжала руку мужа и напряженно добавила:

– Я не ожидала сплошного равнодушия. Такое ощущение, что всем нужен ларек, а не березы и детские горки.

– Оля, тебе нельзя волноваться, иди домой, – настойчиво предложил Николай, погладив рукой ладонь жены. – Иди, пожалуйста, у тебя руки вон уже дрожат…

Очкарик бросил одну фразу за другой, которые окончательно разгневали и расстроили Николая.

– Никто не выйдет, потому как Анзор всех квартирантов обошел. Договорился, гад, со всеми… Ваньке Парфенову даже бутылку сунул…

От неожиданных признаний у Николая что-то перевернулось в груди, подступило к горлу:

– А ты чего тогда здесь?

– Три дня назад меня заставили отказаться от собственной же подписи. А сегодня, когда на меня выехал бульдозер, я решил: пора снова стать человеком.

– Хорошо. Надо других переагитировать.

– Вряд ли получится. За так люди не будут возмущаться. Вот если заплатить…?!

– Кому?

– Тем, кто выйдет.

– Заплатить человеку, чтобы он защитил свой родной двор, березы, которые сам сажал, поливал?!

– Именно так. Анзор, говорю, не зря с дружками бегал по всем квартирам. У них бумага, разрешение есть. А мы тут будем возмущаться, возмущаться, и все зря.

– Мы остановим этот беспредел, – заключил Николай и почти насильно увел жену к подъезду.

Вернувшись к митингующим, он спросил Ивана Никодимыча, а действительно, есть ли смысл до приезда начальства пробежать по квартирам притихшего дома? Старик осмотрелся, запихнул свои натруженные руки в карманы куртки, куда они упорно не хотели влезать, злорадно пояснил, что люди сошли с ума, так как им на все начихать.

– Меня как чумного, ни в одну квартиру не пустили. Людей как подменили. Говорят, мы подписываться больше не будем и все. И не объясняют, почему. У одной хозяйки полчаса стоял в коридоре, уговаривал-уговаривал бумагу подписать, а она ни в какую, пытался угодить, разжалобить, у нее из кухни уже разнесся запах пригорелых лепешек, она тут и сдалась, призналась. Анзор обещал ей доставлять горячие лепешки и пирожки на дом, бесплатно, по первому звонку. Телефон оставил. Других он запугал, третьим пригрозил… В том вон подъезде у стариков собака живет, так им сказал, что отравит сучку, ибо они нарушают общественный порядок. Не угодили чем-то собаки этому нахалу. Запугал стариков. Он и моего Верного обещал прикончить.

– Неужели все-все побоялись подписать простое заявление? – недоумевал Николай. – Да-а, могуч наш народ!..

– Все, кто здесь, все и подписали. Слушай, а, правда, мусульмане собак едят?

– Не слышал.

– А я вот слышал тут во дворе, говорят, что там, где они живут, там собаки не гуляют, их съедают.

У ног Ивана Никодимыча громко зевнула собака, будто догадалась о предмете разговора. Более того, было слышно клацанье ее зубов.

Во двор из-за деревьев лихо влетел старенький «Жигуль». Из него молнией выскочил ершистый Анзор, а следом вальяжно вывалилась грузная женщина. Николай Степанович встретился с ней чуть ли не нос к носу. Разглядел основательно. Она была невысокая, черноволосая, в темном плаще, с лицом смуглым, как у цыганки. Говорила с непонятным акцентом. Грозила. Обещала участкового прислать, составить протокол о противодействии властям… Показала бумагу, на которой стояла печать и было написано, что Анзору Мамедову разрешается строить ларек во дворе по улице Филипова.

– Вежливые люди вообще-то здороваются, прежде чем начинают разговаривать, – вставил реплику в долгую речь заместителя главы администрации района Николай Степанович. – А потом, почему вы решили сразу ликвидировать наш парк, не посоветовавшись с нами, жильцами, не спросив нашего согласия?

– Я поздоровалась, – слукавила, смутившись, женщина. – И парк рубить никто весь не будет, так, уголок небольшой расчистим. Вы же потом спасибо скажете, когда под боком живая торговая точка будет. Днем и ночью открыта будет. Спустишься из квартиры и все купишь. Так что никакого разрешения мы у вас спрашивать не должны, скажите спасибо, что о вас побеспокоились.

И тут, конечно же, началась словесная перепалка. Беспокойство толпы нарастало с каждой минутой.

– Поставьте ларек к себе под окна.

– Этот пройдоха еще и ночью будет торговать. Нам и так по вечерам спать не дают, а тут еще и ночь отнимут.

– Еще раз меня обзовешь, потом пожалеешь, – встрял в разговор Анзор, грозя поднятым вверх кулаком.

– Ты мне угрожать будешь?! Я войну прошел, сопляк. Мне твой ларек поперек горла, ставь его в другом месте, но не у нас.

– Мы гарантируем, никакого беспорядка торговая точка вам не создаст.

– Мы не дадим ее строить.

– А никто вас и спрашивать не будет. Завтра полицию приведу.

– По закону вы обязаны проводить публичные слушания.

– Будут вам слушания и будет вам полиция. Пеняйте на себя. Вы не выполняете распоряжение главы района.

– Это решение дурное. Вы творите беззаконие.

– За такие слова вы ответите.

Представитель власти побушевала, покомандовала и уехала восвояси, оставив на улице разгневанных жителей дома. Вдогонку, открыв лобовое стекло, разгульный, довольный Анзор, воодушевленный поддержкой чиновницы, нагло прокричал обвинительные, но безосновательные слова:

– У вас не парк, а мусорная свалка. Ваши собаки загадили весь двор. Бродят, где хотят, без намордников. Зачем жить в таком гадюшнике!?

Николай Степанович изумленно посмотрел по сторонам, на лужайку под березами, на детскую площадку и нигде не обнаружил мусора.

С неба посыпались капли дождя. Морщинистой рукой Иван Никодимыч потрепал пса Верного за косматую шею и потащил его домой. А вот Николаю Степановичу никуда идти не хотелось, он ловил открытым, поднятым кверху лицом редкие дождинки, и понимал, что каждый день у него почему-то заканчивается усталостью, утомленностью от лишних, ненужных переживаний. Присмотревшись к окнам своей квартиры, он вдруг увидел голову встревоженной жены и побрел вслед за упрямым стариком домой.

Глава третья

В кабинете Николая Степановича, развалившись на диване, сидели два журналиста и попеременно записывали в блокноты чужие мысли. Человек, из которого они вытаскивали, будто клещами, нужные слова, был Иван Никодимыч. Он с трудом вспоминал тот праздничный день, когда жители новостройки под звуки духового оркестра закладывали на территории своего двора небольшой парк. В голове роились события, фамилии… Рассказывать о каждом человеке, принявшем участие в посадке берез, ему особо не хотелось. Многих он не помнил, многих вообще не знал. И главное, он норовил поведать журналистам о неприятном допросе в полиции, о хамском поведении майора, запомнившегося еще с первой встречи. Но от него требовали воспоминаний…

Идея предать гласности покушение чиновников на парк принадлежала Николаю Степановичу. Журналистов искать не пришлось. Он поручил первую статью написать дочери Гале и зятю Виктору. У них это получилось быстро и профессионально. Уже на третий день появления бульдозера в парке в городской газете вышла критическая заметка. Вывернутые наизнанку неблаговидные дела местных чиновников задели их, они забегали по домам и квартирам с единственным желанием потушить скандал и договориться мирным путем.