Читать интересную книгу Человек из Преисподней: Часть 1. Дом (СИ) - Шабалов Денис

Утром в шесть – подъем. Коротко рявкнула сирена из громкоговорителей в коридоре, зашевелились люди, двери в отсеки захлопали. Удары тяжелые, на весь коридор – дверь-то сама по себе железная, толстенная. Сунулась мать к Сереге, будить – а он уже и не спит. Проснулся с полчаса и молча лежал, дисциплинированно, выжидая побудку, давая родителям последний сон, самый сладкий, перед новым днем выспать.

Утренний порядок почти всегда одинаковый. Батька первым уходит, сразу после побудки – у него работа ответственная, много ее. Целыми днями у станка и за верстаком: приходят бойцы, приносят оружие, нужно чинить; или с Периметров орудия несут – тут куда больше ответственности. Обороноспособность Дома – дело чрезвычайно важное, это все говорят: и батька, и мама, и Татьяна Александровна, и Виктор Павлович, и дядя Миша Самоделкин. Все, кто для Сереги в его годы непререкаемый авторитет. Бывал он у отца на работе. Зайдешь в цех – станки шумят, прессы грохочут, точила свистят, пилы и сверла визжат… Шумно – но жуть как интересно! Рабочие по своим местам, трудятся, одно общее дело делают. И на отдыхе тоже – сядут на обед, шутят, смеются, разговаривают… Весело! Побывал Серёга в Мастерских – понравилось, захотел инженером стать. Как батя. Чтоб день и ночь на пользу Дома работать, чинить оружие бойцам, чтоб охота хорошо шла, чтоб от железяк страшных оборону держали, не пускали механизмы за Периметры. Один-единственный раз на своем веку Серега контрóллера видел. Всего и было ему тогда три года. Но страху на всю свою коротенькую жизнь хапнул.

Потом, спустя десять-пятнадцать минут, смотря от того, копуша ли сегодня сын или быстро соберется – выходят и они с мамой. Не очень хорошо еще Сережка с чунями[44] управляется, поэтому бывает, что и опоздать придется. Обувать-то научился, а вот в завязках путается пока. А с одеждой уже совсем хорошо. Да и одежды той… черные штаны и курточка такая же. Под ней – майка-телогрей, если холодно сегодня в Доме. Все мамой шитое, из батькиного или ее собственного гардероба переделанное.

Собрались, вышли, наконец. Сережку – в сад, мама – в Госпиталь. Мама – врач, очень важная и нужная работа. К врачам в Доме отношение особое, уважение и почет. Впрочем – так и ко всем, кто свою работу добросовестно выполняет. Но маму выделяют особенно. Бывал Серёга у нее на работе, видел палаты, видел больных – все о маме хорошо отзываются. Под Госпиталь целых три блока отдано – там и кабинеты для приема, и палаты для лежачих, и операционная, и реанимация, и протезный блок – много всего. Там и Отработка. Не одна она, конечно, работает, есть и другие врачи – и хирурги, и глазники, и зубники… много всяких. Этих-то, последних, Серёга больше всех боится. Как включит свою бормашину – у-ух! Хоть стой, хоть падай. Самые страшные врачи, как он считал. Хотя дома – милейшие люди, вон хоть дядя Слава, отец Гришки, из двадцатого, напротив. Всегда улыбнется, всегда поздоровается, руку протянет. Но на работе… Бр-р-р. Сам – в белом; на голове до глаз – маска, как у злодея из мультика; кресло – огромное, черное, как хошь наклоняется, а для особо капризных, мама говорит, есть защелки в подлокотниках, чтоб не вырывались; над головой – светильник на много-много лампочек, включит – бело в глазах, ничего не видно; вокруг – инструменты жуткие, щипцы и крюки изогнутые; да еще и пахнет так, что сразу понятно – зубник. Ноги же сами на порог не идут, пятятся! Вот почему нет такого лекарства, чтоб уколол – и все, и зуб сам выпал? Пришел в кабинет, поставили тебе укол в задницу, посидел немного, поджидая, пока подействует… потом своим же пальцем подковырнул – р-р-раз – и вытащил зуб. Хорошо! Ни боли тебе, ни бормашины…

Пока размышлял над этой сложной проблемой – как бы сделать, чтоб зуб сам выпадал, – уже и до сада дошли. Недалеко до него от дома. Отсек Сотниковых – блок один-двадцать четыре, третий этаж, номер три-девятнадцать. По коридору между блоками дойти до западной транспортной галереи, там по пандусу в северо-западном углу подняться на второй уровень – и по северной галерее до блока номер пять, который весь Детским Садом занят. Детишки мелкие, мальчишки и девчонки, вместе растут, рядом, как на грядках. Потому садом и называется, так воспитательница говорит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сдала мать Сережку с рук на руки и на работу. А он сразу к друзьям – рассказать про зубную мысль. И Гришка Коломицев, и Лешка Водовский, и Виталька Немкин – уже все здесь.

– Да… – мечтательно сказал Лёшка. Глаза затуманились – видать, представил, как здорово будет. – Придумал так придумал…

– Ну не знаю… – подумав немного, важно ответил Гришка. Тема знакомая, считай, спец в этом деле, батька-то зубник… – Я у папы спрошу. Может, и есть такое лекарство. У него в маленьком шкафе на работе разные бутыльки стоят… Про некоторые рассказывал, а другие даже пальцем трогать запрещает. Может, они?..

– Если б они – тогда бы и детям зубы так вынимали, – ответил Виталька. Пощупал языком дырку сверху справа, соседние зубы пальцем ковырнул – крепко ли сидят?.. Убедился, что крепко. Вздохнул… – А то конечно, здорово бы… Только не уколом, а таблетку проглотил – и все, ковыряй.

Витальке недавно как раз вытащили зуб, когда дядя Слава в группу с осмотром приходил. Заглянул ему в рот – ой, говорит, Виталик, а у тебя зуб-то сверху почернел и шатается… Виталька сразу в рев – испугался, что дергать начнут. Но дядя Слава что-то там такое сделал, дал Витальке страшные щипцы посмотреть, и пока тот их в руках вертел – р-р-раз! – и вытащил зуб. Виталька только пискнуть успел. Больше испугался. Раз в месяц такие обходы. И не только зубник, но и все врачи. И Сережкина мама приходила – но ее не боялись, а даже наоборот. От нее какой вред? Интересно даже. У мамы и диск с трубками, которым больного прослушивают – фо-нен-до-скоп называется, – и еще куча разных интересных инструментов. Металлические, блестящие, красивые. Послушает, в рот заглянет, посветит фонариком, спросит, как себя чувствуешь, не болит ли чего – и все на этом. А бывает, что и по дольке шоколада принесет. Хотел Серёга одно время во врачи податься, но потом решил, что не мужское это занятие. Разве что в хирурги – вот это профессия и впрямь мужская. А все остальное так себе… Даже и зубник.

Пока разговаривали – вся группа собралась. Привели родители детей – и на работу отправились. Работы в Доме много, бездельников не любят. Да и нет их, бездельников: если человек общине пользу не приносит, таких сразу в Джунгли гонят. Татьяна Александровна помахала руками, к себе подзывая – и сразу все мальчишки и девчонки к ней.

Сначала утренняя зарядка. Руками-ногами потрясли-поболтали, туловищем покрутили, головами вправо-влево помотали. Поприседали, попрыгали на месте. Побегали друг за другом, пока в кучу-малу не попадали. На этом пока все, остальное на физкультуре в течение дня.

После зарядки обязательно завтрак. Как говорит Татьяна Александровна – самый важный прием пищи, от него весь организм работать начинает. А у Виктора Павловича даже присказка есть: «как полопаешь – так и потопаешь». На завтрак обычно каша – пшенная, гречка или перловая, котлета через день, на десерт – повидло в маленькой ванночке с двуглавой птицей на этикетке. Мясо Серёга особенно любит – и свинину, и ящера, и рыбу – жует аж за ушами трещит. Впрочем – он все ест, не капризничает, в отличие от некоторых девчонок. Тут он с отца пример берет. Никогда он не слышал, чтоб батька по поводу сготовленного мамой ужина ворчал. Что на стол поставит, то семейство и ест. Да и то сказать – небогато с разносолами в Доме. Для гурманов разве что паштет или сыр из рационов, да еще шоколад с повидлом. А больше и все.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

После завтрака обычно занятия. Тут и развитие речи, и окружающий мир, и творчество, и физкультура, и военное дело. Но сегодня почему-то не так все пошло. Еще за завтраком заметил Серёга, что Татьяна Александровна и Виктор Павлович не такие, как обычно. Какие-то взволнованные, что ли… Торжественные. Покушали мальчишки и девчонки, каждый за собой посуду убрал, миску с кружкой вымыл, стол вытер – как-никак большие уже, не трехлетки, каждый сам за собой должен ухаживать – и снова на лавки расселись. Воспитательница посреди комнаты встала, руку подняла – и все тотчас же угомонились, слушать приготовились.