Читать интересную книгу Лицензия на вербовку - Игорь Атаманенко

— Конечно…

— А вот здесь, смотри-смотри, Микоян жарил шашлыки из осетрины и чуть не погиб, подавившись костью! А правда, что шашлык из осетрины — это ваше национальное блюдо?

— Ну, не совсем наше… Скорее это иранское национальное блюдо…

— А вот здесь, знаешь, что происходило в сталинские времена?

Импровизировал агент искренне и самозабвенно, а в памяти всплывали эпизоды из жизни Ширин, рассказанные генералом Козловым в ходе последней явки…

* * *

Аромат жареного мяса заполнил салон «Волги», как только сторож учтиво распахнул ворота и машина въехала на ухоженную лужайку перед роскошной дачей.

— Какая красота! — воскликнула Ширин. — Твой приятель, наверно, военно-морской министр? Это не дача — это вилла, достойная какого-нибудь миллиардера, на Багамах, в Майями, а не в Подмосковье!

— Нет, это всего лишь дача зятя командующего ВМФ России, — криво улыбнулся «Константинов». — Дай нам Бог когда-нибудь побывать на дачах, где живут слуги народа — Горбачёв, Ельцин, Лужков… Вот у них — виллы, а не дачи!

— Аристотель, я еще плохо знаю русский язык, а что такое «слуги народа»?

— Деточка, это все те, кто дни и ночи напролёт только и делают, что пекутся о благе народа, другими словами, — это наш президент, наше правительство и высшая чиновничья рать, которых, как мне думается, 80 % жителей России попросту задушили бы в своих объятиях. Вот такая у нас любовь к нашим слугам народа… Ясно?

— Да, конечно… А скажи, Аристотель, твой друг — это тот, который ворует секреты НАТО? — Ширин лукаво взглянула на «Константинова».

— Нет, ворую секреты я, а он пишет об этом отчеты. Я — разведчик, а не бюрократ. Мое дело — добыть информацию, а бумаги пусть пишут другие… Позволь, я сниму китель — очень уж жарко!

— Так ты — шпион, Аристотель?

— Ширин, давай договоримся, что во внеслужебной обстановке я просто Ари. Тем более для тебя!

Агент, следуя линии поведения, отработанной ему генералом Козловым, уклонился от прямого ответа. Сделал, как тот и советовал: «да» и «нет» не говорить, «чёрное» и «белое» не называть!

Вспомнились слова, произнесенные генералом во время последнего инструктажа: «Вообще, Аристотель Константинович, жизнь, которую мы ведем, заставляет нас многое скрывать. Поэтому надо стараться говорить как можно больше правды или, еще лучше, не говорить ничего. Присмотрись, и ты заметишь, что твои собеседники не очень-то интересуются твоим мнением или тем, что ты им хочешь рассказать, а предпочитают рассуждать сами. Им нравится, когда их внимательно слушают, а ты лишь ограничиваешься поощрительными замечаниями или уточняющими вопросами. Они уйдут с убеждением, что ты — прекрасный собеседник, разделяющий их взгляды, хотя на самом деле ты вообще не высказывался, а лишь внимательно слушал. Это приносит успех.

Совсем по-другому надо вести себя с человеком, о котором тебе известно, что он намерен “прокачать” тебя. Полагаю, что в лице Ширин ты столкнешься именно с таким человеком… Мне кажется, что оптимальным вариантом было бы заинтриговать ее, напустить туману вокруг того, чем ты занимаешься в Главном штабе ВМФ России. Выжидая, фиксируй интерес иностранки к специфике твоей профессии. При этом постарайся не выражать своей обеспокоенности по поводу ее целенаправленного любопытства, и попыток что-либо разузнать не пресекай. Чаще ссылайся на своих коллег, которые якобы лучше осведомлены в тех вопросах, на которые иностранка потребует ответов. Время от времени прояви простодушие, предложи познакомить ее с этими осведомленными коллегами-друзьями, но при этом чуть-чуть приревнуй… Или отшутись, но каждый раз оставляй ей шанс. Пусть она винит себяв том, что не смогла в правильной редакции поставить вопрос. Словом, тебе надо сыграть в игру “да” и “нет” не говорить, “чёрное” и “белое” не называть. Мне кажется, было бы правильно перенести на более поздний период обсуждение любых тем, относящихся к твоей служебной деятельности. О них можно поговорить, ну, скажем, во время приёма в посольстве, на который ты приглашен.

Думаю, не следует задавать собеседнице встречных вопросов, касающихся ее работы в посольстве. Ты — влюблен, она тебя интересует как женщина, а не как должностное лицо».

— Ари, ты не ответил на мой вопрос! — настаивала турчанка.

— Почему же, ведь я сказал, что ворую секреты, значит, я — шпион…

— А твой приятель? Он тоже шпион?

— Скорее нет. Он — аналитик, пишущий отчеты о том, как твой Ари ловко крадет секреты. Мой приятель преуспел в этом деле и даже возвысился. У него бойкое перо, а у меня — всего лишь оперативный дар. Но работать с ним в тандеме — одно удовольствие!

— Разве ты, Ари, не понимаешь, что он эксплуатирует тебя? Ты таскаешь ему каштаны из огня, а он только и делает, что составляет отчеты. Пишет о том, что сделано тобою, а не вами! Разве это справедливо?

— Но награды всё-таки получаю я…

— Да, я заметила, у тебя даже есть боевые ордена… Интересно, за какие бои?

— За те сражения, что я вел на даче моего приятеля с очаровательными иностранками, воруя у них посольские секреты! Дорогая, тебе не кажется, что мы заболтались? Пора тебе узнать, каким искусством жарить шашлыки владеет наш сторож.

«Константинова» взял турчанку за талию и увлек к мангалу, где жарилось мясо.

Про себя же подумал:

«Черт подери, не слишком ли прямолинейно, девочка, ты начала “прокачивать” офицера Генерального штаба, коим я для тебя являюсь?!»

На лужайке, рядом с мангалом, был врыт в землю длинный дубовый стол, на котором громоздились закуски и целая батарея бутылок со спиртным.

— Ари, — вдруг закричала Ширин так громко, что агент от неожиданности вздрогнул, — мы забыли цветы! Здесь не хватает роз!

«Константинов» махнул рукой и сторож, сгибаясь под тяжестью ноши, приволок охапку белых роз к столу.

— Клади прямо на стол! — приказал агент сторожу, хотя догадывался, что этот рослый детина, судя по возрасту, как минимум в звании майора.

Начали с шампанского. Ширин бросила в бокал с вином лепестки роз.

— Уезжая из Парижа, я бросила горсть монет в Сену с одного ритуального моста, чтобы вновь туда вернуться. Лепестки — это тоже монеты. Может быть, когда-нибудь мне доведется вернуться в море роз…

«Жаль, если не со мной», — с грустью подумал «Константинов».

…Прогулочный катер, уже с другим рослым майором у штурвала, летел по Москва-реке, играя фейерверком брызг на хвосте. Мимо проносились идиллические берега с сосновыми лесами, уютными полянами, густо заросшими цветущими ромашками. Красота — ни одной живой души вокруг!

«Константинов» и Ширин, обнявшись, стояли на палубе. Он исступленно целовал ее лицо, губы, шею, открытую впадину груди. Волосы турчанки вились по ветру, окутывали его лицо. В какой-то момент, не выдержав испытания искушением обладать этим огнедышащим телом, агент приподнял Ширин от пола и, держа на весу, сбежал по ступеням в каюту.

Никогда не знаешь, что в голове у женщины, хотя порой бывает и видно, чего она хочет, и чего нет, чего боится, и до каких пор подпустит к себе. Но никогда нельзя заставлять женщину делать что-либо вопреки ее желанию.

Аристотель рискнул и положил свою руку турчанке на грудь. Удивительное дело! Ширин не отстранила руку, наоборот — всем телом легла на ладонь. Волшебное ощущение! Но сомнения у агента оставались. Женщина, тем более такой редкой красоты, должна же посопротивляться, хоть для порядка. Ведь они едва-едва знакомы…

— Давай разденемся, — продолжил атаку «Константинов».

Она молча сдернула блузку на ковер, до подмышек подняла подол широкой юбки, с остервенением рванула ажурные трусики, явив на свет божий две молочно-белые ляжки, скрепленные наверху черным треугольником, и с едва заметной улыбкой застыла посреди комнаты.

— О Господи, какая же ты красивая! Как пахнет от тебя чистотой весеннего дождя, горьким мёдом и… розами!

Аристотель шагнул к Ширин, прижал к себе и ощутил под пальцами упругую бархатную грудь, которая казалась ему огромным персиком.

— Чему ты смеешься? — прошептала она.

— Я счастлив, — еле шевельнулись его губы.

Подняв женщину на руки, он тут же опрокинул её на ковер. Крепко держась за его шею, она прошептала:

— Не здесь, не здесь… Не сейчас!..

Аристотель, вмиг захмелевший от предвкушения близости, упрямо мотал головой — только здесь, только здесь, немедленно!

Как в бреду говорили они — быстро, яростно, смятенно, — и весь их горячечный разговор был просто криком, — его оголтелым и торжествующим «ДА!» и её отчаянным и бессильным «НЕТ!»

С истерической слезой в горле она бормотала, уговаривала подождать, только не сейчас, потом, лучше потом, но сейчас не надо, это ужасно — ведь знакомы они всего лишь второй день, это ужасно, ей стыдно, у неё ни с кем такого не было, она ему верит, но они же не скоты, не животные…