ним, хуже, чем пустить его в свое сердце. Хуже, чем полюбить его.
Вдоволь насладившись непередаваемой гаммой эмоций на моем лице, Марат с усмешкой заявляет:
— Я тебя уверяю, принцесска, нам обоим будет сложно изображать любовь. Но если мы хотим получить желаемое, придется постараться. Даю тебе последний шанс отказаться. Подумай хорошенько: так ли сильно ты хочешь угробить отцовскую империю?
В его голосе слышится издевка, но на самом деле, мы оба знаем, что я согласна. Я бы не пришла к нему, если бы не была уверена в своем решении. И теперь уже поздно отступать. Больше всего я боялась, что он узнает мой секрет. А оказалось, что он и так все знал. Но ему было плевать. Что может быть хуже? Уже, к сожалению, ничего…
— Я согласна, — в который раз за встречу произношу я, — но желательно закончить этот спектакль до сентября. Сейчас я в отпуске, а потом мне будет не до игр в любовь.
— Договорились, — кивает Марат. — Я, как ты понимаешь, тоже не хочу растягивать это удовольствие… Пару встреч на публике, потом на радость журналистам переедешь ко мне. В отдельную комнату, разумеется, — раздраженно вздыхает Марат неверно истолковав мое выражение лица. — Интим в наш договор не входит.
— И мыслей не было, — в тон ему отвечаю я. — Но тем не менее, я не могу к тебе переехать. У меня есть сын, Марат. И я не хочу его втягивать в эти игры.
Скалаев произносит короткое ругательство, будто уже успел забыть о существовании сына. “Нашего сына,” — мысленно добавляю, и предлагает:
— Сейчас же лето, можно отправить его в детский лагерь. Я даже проспонсирую путевку, — благодушно предлагает он. — Ну или как насчет дальних родственников? Неужели не найдется какая-нибудь тетушка или бабуля где-нибудь на Севере?
Я всеми силами пытаюсь разглядеть хоть какие-то эмоции за этим равнодушным тоном. Пожалуйста, пусть он притворяется! Пусть вот эта небрежность, с которой он говорит о собственном сыне будет лишь игрой… Но нет, чем больше я смотрю на него, тем больше я убеждаюсь, что он не соврал — ему действительно наплевать.
Что я там говорила по поводу того, что хуже быть уже не может? Кажется, я ошибалась. Я хотела бы сказать, что чувствую ужас, отчаяние… но на деле я не чувствую ничего.
* * *
Ну что, неделю глав без выходных официально объявляю закрытой))) завтра проды не будет. Дальше скорее всего по графику выходные в среду и субботу, но на этой неделе сдвинем, автор немного притомился в таком режиме))
Всех люблю, Элина
Глава 10
Меня трясет. Дикая неконтролируемая дрожь проходит вдоль всего тела, так что даже иду я, кажется, вприпрыжку. Он знал. Все это время Марат знал, что у него есть сын. И ему было наплевать! Вчера я вся извелась мыслями о том, что почти пять лет скрывала от него ребёнка. Его ребёнка. А он, оказывается, знал. И сейчас, вместо того чтобы задать мне хоть один вопрос Тимуре, он просто предложил отправить его в летний лагерь, чтобы не мешал…
В себя я прихожу только уже в такси. С трудом помню что сказала ему на прощание и как выбежала из кабинета.
Нет, за эти годы он ни капли не изменился. Внешнюю оболочку он, может, и прилизал на благо общества, но внутри скрывается все тот же дикий и жестокий зверь. И так уж получилось, что я единственная, с кем ему не нужно притворяться. Я видела его худшие моменты, я была с ним в худшие времена. Поэтому сегодня он показал мне свое истинное лицо. Скалаев выдвинул свои условия и спокойно ждал когда я соглашусь. Уверена, он ни на секунду не сомневается в моем ответе…
Господи, ну зачем я только к нему пошла? Как я могла поверить всем этим хвалебным статьям о молодом бизнесмене? Где была моя логика? Как вообще, за шесть лет можно легально построить такой бизнес? Ответ очень прост — никак! А значит Марат использовал свой излюбленный способ — пошел по головам. И следующая на очереди, несомненно, моя… моя бедная глупая головушка.
Я не перестаю дрожать даже тогда, когда такси останавливается у моего подъезда. Вытаскиваю из сумки скомканную купюру и не дожидаясь сдачи выбираюсь из авто. Возможно, потом я пожалею о такой расточительности, но сейчас это не важно. Сейчас мне нужно поскорее добраться домой и дать, наконец, волю эмоциям.
В прихожей я на несколько секунд замираю перед своим отражением в зеркале. По щекам катятся мокрые дорожки, бескровные губы подергиваются в беззвучном плаче, лицо горит, будто у меня жар. А вот внутри, наоборот, чувствую пронизывающий холод. Будто каждый орган покрылся толстой коркой льда. Особенно сердце.
И этот контраст между внешним жаром и внутренним холодом просто невыносим. Скидываю с себя одежду и становлюсь под горячий душ. Стекло душевой кабинки моментально запотевает, но арктический холод никак не отступает. Я все еще чувствую будто чья-то ледяная рука сковывает мои внутренние органы. И даже догадываюсь чья.
Через пять минут пытки кипятком я сдаюсь и поворачиваю термостат в другую сторону. Кожа мгновенно покрывается мурашками и спустя пару минут я чувствую как все тело немеет от холода. Я словно провела синхронизацию вышедшего из строя устройства. Мне холодно. Меня знобит. Но по крайней мере, меня не раздирает контраст между внешним огнем и внутренним льдом. Я, наконец, снова чувствую себя целой. Так мне будет гораздо легче убедить себя, что там, в кабинете Скалаева, я не оставила частичку себя. Снова.
У меня уходит еще минут двадцать, чтобы совладать с душевным раздраем. Я справлюсь. У меня просто нет другого выхода. Я подпишу все, что попросит Марат. С его помощью я уничтожу МиКрейт, а дальше… он заберет свою часть и оставит меня в покое. Ведь так? И даже если я заранее знаю, что вместе с наследством я лишусь и частички души, назад дороги нет. Я сама сделала этот выбор и отступать уже поздно. А еще я сделаю все что в моих силах, чтобы не показать свою слабость. Сегодня в его кабинете я справилась на отлично и уверена, дальше мне тоже не составить труда изображать равнодушие. По-другому и быть не может. После того, что Марат сказал о нашем сыне, после того как он показал, что ему наплевать, это будет очень