Читать интересную книгу Темнота Крида - К. М. Вондрак

чуть больше чем на шесть дюймов выше меня, но в тот момент мне определенно казалось, что он легко возвышается надо мной. — Чтобы ужин был готов, когда я возвращаюсь. Неужели это так чертовски сложно?

— Нет, — прошептала я.

— Что? — Спросил он, дотрагиваясь до своего уха, как будто не услышал меня.

— Я сказала нет! — На этот раз я не выдержала, я закричала на него, прямо ему в лицо. — Это, блядь, не сложно, но это нихуя не значит! Ты хочешь, чтобы я готовила, убирала, стирала, косила траву, ты хочешь, чтобы я делала все, что ты должен делать! Ты родитель, а не я. Ты…

Я знала, что не должна была срываться на нем, но я устала, и меня так тошнило от этого. Я ненавидела, когда со мной так обращались, ненавидела, когда со мной так разговаривали, особенно в моем собственном доме. Я не чувствовала себя здесь в безопасности… потому что я не была, и этот факт был доказан моим отцом, когда он сделал то, что сделал дальше.

Его руки взметнулись вверх и через несколько секунд обвились вокруг моей шеи.

— Я кто? — Выплюнул он, слюна полетела мне в лицо, когда его руки сжались. — Кто я такой, малыш? Очевидно, я туп, как скала, так почему бы тебе не просветить меня? — С каждым произнесенным им словом удушье становилось все сильнее.

Я не могла дышать. Я ударила его по запястьям, шевеля губами, пытаясь сказать ему, что не могу дышать, но он либо не понимал этого, либо ему было все равно. Затем я пыталась бороться остальными частями своего тела, но он крепко держал меня, и очевидно он был сильнее меня. Я ничего не могла с этим поделать. Но потом мои глаза заметили в раковине стакан, грязный, оставшийся после завтрака. Наша посудомоечная машина была сломана уже два года, так что я каждый день мыла все вручную.

Отплевываясь, чтобы набрать побольше воздуха, я перестала его бить и потянулась за стаканом. Мои пальцы едва дотянулись. Папа был слишком занят тем, что душил меня, пытаясь преподать мне урок за то, что я отвечала с нездоровым ликованием. Моя левая рука схватила его как раз в тот момент, когда мое зрение затуманилось, все затуманилось. Я не знала, куда целилась, и позволила инстинкту взять верх. Моя левая рука обхватила стакан, и я замахнулась им так сильно, как только смогла, прямо в лицо моему отцу. Он попал ему прямо в висок, стекло разлетелось вдребезги и порезало нас обоих.

В моей руке вспыхнула боль, но это было ничто по сравнению с состоянием моей шеи, он отпустил ее, отшатнувшись назад и схватившись за голову сбоку.

— Ты гребаная сука, — прорычал он.

Я не стояла там и не ждала, что он снова нападет на меня, потому что я знала, что именно это произойдет. Я не могла больше это терпеть. Итак, я сделала единственное, что было правильным: я бросилась прочь от него, выбегая из кухни к входной двери.

Моя здоровая рука была на замке, отпирая его, в то время как мои ноги поспешно натянули пару старых теннисных туфель. Я открыла дверь в тот самый момент, когда мой отец крикнул с кухни:

— Если ты выйдешь за эту гребаную дверь, не смей, блядь, возвращаться, слышишь меня? Тебе лучше не возвращаться!

Я позволила его словам поразить меня, всего на одну секунду, а затем выбежала за дверь, как летучая мышь из ада.

Ужин. Все из-за дурацкого ужина, который я не приготовила. Честно говоря, я совсем забыла, слишком поглощенная попытками получить фору в этой дурацкой работе. И теперь я была у своего сводного брата, потому что у меня не было близких друзей, к которым я могла бы обратиться без необходимости объяснять им, насколько дерьмовой была моя домашняя жизнь, а я не хотела этого делать. Я не хотела, чтобы те немногие друзья, которых я приобрела в колледже, знали эту часть меня.

Черт возьми, я не хотела знать эту часть себя. Это было не то, чем я гордилась. Это была часть меня, от которой меня тошнило, часть меня, которую я хотел бы изменить. Некоторые люди гордились тем, кем они были, но я — нет.

Но что еще я могла сделать? У меня больше никого нет. У меня больше нет ни мамы, ни брата. Ко мне никогда не приходили близкие друзья, потому что я не хотела, чтобы они видели моего отца и имели с ним дело. Жизнь, которая у меня могла бы быть, была разбита вдребезги из-за него.

Я закрыла глаза, больше не в силах смотреть на себя в зеркало, на синяк, растущий у меня на шее. Синяки становились только сильнее, а у меня здесь не было никакой косметики, чтобы скрыть их. Даже если я накрашусь завтра, когда мы с Кридом пойдем куда-нибудь… смогу ли я скрыть это от него? Я зашла так далеко, но…

Боже. Я действительно жалкая, не так ли? Я бы заплакала, если бы у меня уже не пересохли слезные протоки. Я не могу даже сказать вам, сколько ночей я провела, лежа в постели, плача, пока не засыпала, желая, чтобы все было по-другому. Иногда жизнь действительно была отстойной, и теперь я, честно говоря, не знала, куда мне идти дальше.

Конечно, не домой к папе, но я не могла оставаться с Кридом вечно. Как бы сильно мне ни нравился тот факт, что он бросил все, чтобы помочь мне, я не хотела злоупотреблять его гостеприимством. И, может быть, просто, может быть, маленькая часть меня думает, что было бы проще просто сбежать и начать все сначала где-нибудь на новом месте. Не знаю, как я это сделаю и куда пойду, но…

Дверь в ванную открылась, и мои веки приподнялись в тот самый момент, когда Крид протиснулся внутрь. Он снял пиджак вместе с галстуком, но на нем все еще были темные отглаженные брюки и заправленная рубашка на пуговицах.

— Эй! — Отозвалась я. — Я могла бы быть голой…

Но я поняла, что он ворвался без стука не поэтому, как только его взгляд опустился на мою шею, а затем скользнул к окровавленной руке.

Дерьмо.

Я развернулась, повернувшись к нему спиной, прижимая раненую руку к груди, обхватив ее другой, как будто хотела спрятать. Однако я не могла скрыть того, что он уже видел.

— Убирайся, — прошептала я, желая, чтобы он это сделал.

Он этого не сделал.

Крид