— Ну нам не впервой с егерями в догонялки играть.
— Это так. А еще, Николай, я придумал, как дать тебе фору. — Впервые за весь разговор на лице полковника появилась тень улыбки.
— Получив сообщение, штаб потребует от командира группы подтвердить сведения лично, через сорок минут… Естественно, никакого подтверждения не надо. Это твой шанс!
— Спасибо! — Корнеев мгновенно оценил царский подарок главного аналитика.
— Лишь бы сработало, — отмахнулся тот. — И еще, так сказать авансом… документы оформят позже… Тем более что на всех отобранных тобой штрафников комбат уже пишет представление. Поэтому, не думаю, что будет слишком большим нарушением, если до рейда они походят в прежних званиях. Генерал вернется, попрошу, чтоб позвонил в кадры.
— Спасибо, Михаил Иванович, — Корнеев искренне обрадовался за своих бойцов. — Бодрость духа — это половина успеха…
— Не надо банальностей, Коля, — остановил его профессор. — Мы сами все про себя хорошо знаем. Вот, заболтался я и чуть не забыл… Во избежание утечки информации, а также для пущего правдоподобия об истинной цели вашей группы знает очень ограниченный круг лиц. Подчеркиваю: очень ограниченный! Но все службы фронта получили приказ о содействии без лишних вопросов. Ну а если кто-то станет особо интересоваться: куда идете да зачем, — такого, независимо от чина и звания, немедленно бери на заметку и направляй за ответами к генералу. Игорь Валентинович оч-чень внимателен к излишне любопытным.
— Хорошо, и все же я не понимаю: почему фрицы тянут? Ведь, вместо всей этой катавасии, они уже сто раз могли перевезти важный груз куда угодно.
— Там, где в логику и матанализ вмешивается политика, Николай, не ищи разумных объяснений… — наставительно произнес Стеклов. — Наверняка оберштурмбанфюрер Штейнглиц, помня о судьбе адмирала Канариса, побоялся, что если начнет эвакуацию заблаговременно, то его обвинят в трусости и паникерстве. А потом, когда гром грянул, решил перестраховаться. Мало ли, вдруг русские уже что-то проведали и готовят операцию? Вот и решил сбить нас со следа. И — перемудрил… Он ведь штабист, аналитик, а тут личное руководство. Знаешь, если мы с тобой его правильно прокачали, то тебя ждет либо увеселительная прогулка, либо все круги ада. Так что: не кажи гоп, пока не перескочишь… Еще вопросы есть, майор? Вопросов нет… Ну тогда удачи вам, Николай.
* * *
Несмотря на единый Устав, армейский порядок и дисциплина — понятия довольно относительные. И напрямую зависят исключительно от конкретного подразделения. Одно дело — боевая часть, находящаяся непосредственно на передовой, в окопах, и совсем иное — хозяйство какого-нибудь Нечипорука или Савельева. Стрелковое подразделение тут стоит, саперная часть или, к примеру — расположилась хозяйственно-интендантская служба… А уж если неподалеку имеется серьезный штаб, где полковников и генерал-майоров больше, чем самих майоров, то непривычному к армейской жизни человеку может показаться, что он либо стал свидетелем конца света, либо присутствует при срочной эвакуации Содома и Гоморры, умноженной на последний день Помпеи.
Порученцы, вестовые и ординарцы либо куда-то бегут с приказом, либо уже возвращаются с докладом. Сонные, угрюмые и не в меру суетливые связисты постоянно налаживают связь, и в обязательном порядке непрерывно вполголоса матерят погодные условия, которые непостижимым образом всегда ухудшают слышимость, даже проводного телефона.
Высокие чины, так и не изжив за минувшее двадцатилетие привычки Гражданской войны, как в молодости, вдруг срываются с места и несутся на передовую, чтоб самолично удостовериться в правдивости полученной по телефону информации. При этом увлекая за собой и многочисленную свиту, чем вызывают непреходящую головную боль у начальника охраны, делающего титанические усилия, чтобы хоть как-то обеспечить безопасность командования. От них не отстают и заместители всех уровней. Но делают это уже не так заметно…
А также во всю эту бурлящую кашу вносят свою посильную лепту и службы тылового обеспечения, согласно имеющейся задачи и в меру возможностей пытающиеся создать хоть какой-то минимальный комфорт в месте временного нахождения командующего и Штаба, а также — организовать обязательное по Уставу трехразовое питание личного состава.
Но эта, на первый взгляд, бессмысленная «суета сует, всяческая суета и томление духа» только обманчивая видимость. На самом деле здесь царит такая же идеальная логика поступков и перемещений, как в огромном муравейнике, где любой из тысяч обитателей занят доверенным только ему одному конкретным делом. И не имеет значения, что везет на телеге угрюмый ездовой — снаряды на передовую, из-за того что грузовики не могут подъехать ближе, или — грязное белье в прачечную. Все знания, силы и умения этих людей направлены на достижение одной-единственной цели — победы над врагом!..
Вполне разумно предположив, что как только он объявится в отделении разведки, то никакого личного времени до конца операции у него больше не будет, майор Корнеев решил сначала заглянуть на продсклад. При этом вполне естественно, что Николая интересовало не столько хранящееся там имущество, сколько один кладовщик, с погонами ефрейтора на туго перетянутой ремнем в осиной талии гимнастерке. И изумительными васильковыми глазками. Вот именно — глазками! Обращать более пристальное внимание на все остальные «достопримечательности» девушки Корнеев категорически запретил себе до конца войны.
Но и не зайти к ней не мог. Тем более, проезжал рядом.
У огромной, защитного цвета брезентовой палатки бурлил небольшой, но очень оживленный водоворот из лиц сержантского состава, вооруженного флягами, баклагами, термосами и даже бидонами. Которыми они бойко жестикулировали — то ли предлагая в подарок, то ли угрожая забросать, как гранатами, невозмутимую женскую фигурку, непреклонно перекрывшую вход на склад, отодвинув в сторону растерявшегося часового.
Судя по всему, Корнеев поспел скорее к завершению действия, нежели к началу, поскольку за поднятым шумом никто из военнослужащих не обратил внимания на тарахтение остановившихся позади оживленной толпы мотоциклов. Майору самому едва удалось расслышать прорезающий общий гул звонкий девичий голосок:
— Товарищи, повторяю, сегодня выдачи не будет! Не будет. Приходите за разнарядкой завтра с обеда!
— Специально ждете, пока солнце пригреет?! — выкрикнул кто-то из старшин, обремененный глубокими познаниями в бытовой химии. — Сейчас выдавай. По холодку!..
— Здорово, славяне! — громко поприветствовал не на шутку разбушевавшихся бойцов Корнеев. — Что за шум, а драки нет? Может, перед штурмом небольшую артподготовку проведем? Или авиацию попросим неподдающийся объект проутюжить? Как считаете?
Среди сержантов и старшин дураков не имелось — не выживают. Они уж и сами понимали, что хватили лишку, поэтому шутейного окрика старшего офицера вполне хватило, чтоб прекратить этот стихийно возникший митинг. И утоптанная площадка перед хозяйственной палаткой опустела быстрее, чем по команде «Воздух!».
— Спасибо, сержант, — обратился Корнеев к старшему своей охраны. — Можете быть свободны. Дальше я сам… Пешком.
— Виноват, товарищ майор. Приказано доставить до…
— Слышь, брат Ефимкин, — понизил голос Николай и ткнул рукой на северо-восток. — Да вон он, штаб… Не заблужусь.
— Не положено, товарищ майор, — так же негромко ответил сержант. — Не обижайтесь, но не приведи Господь, случится что, с нас…
— Не бухти, Петрович, — загудел здоровяк-пулеметчик. — Слепой ты, что ли? Дай человеку с девушкой проститься. Сам ведь не столь давно за линию ползал и знаешь, что разведка одним днем живет.
— Ладно, — махнул рукой сержант. — Бывай, майор. И удачи тебе, — он скосил глаз на ладную фигурку и весело добавил: — Во всем…
— Спасибо. И вот что думаю: не стоит упоминать в рапорте, что я вышел поразмять ноги чуть раньше. Как считаешь, сержант?
— Совершенно с вами согласен, товарищ майор. У начальства и так хлопот полон рот, чего им всякими мелочами зря голову морочить.
— Бывайте, братцы. Живите долго! — козырнул бойцам Корнеев, потом повернулся к мотоциклам спиной и бодро зашагал к складской палатке. Но, не дойдя пары шагов, остановился, откровенно любуясь красотой девушки. Тоже заметившей его появление, успевшей даже что-то поправить в обмундировании и прическе, и теперь нетерпеливо поджидающей любимого.
Дольше всего взгляд Корнеева непроизвольно задержался на вызывающе топорщащейся медали «За оборону Одессы». От чего голубоглазая ефрейтор немедленно заалела щечками.
— Что-то новое увидели, товарищ капитан?
— Просто любуюсь.
— Я же не икона и не музейный экспонат, чтоб издали разглядывать, — чуть насмешливо фыркнула девушка. — Меня и руками потрогать можно. Рискните, авось не рассыплюсь?..