* * *
Утро порадовало двумя письмами: от Сальвадора и Луизы. Бегло просмотрев несколько листов, написанных убористым почерком учёного, я поняла, что нейт Эйле уже занялся составлением лекарства от ботулизма и описывал успехи в изучении оспы. Я спешила, поэтому пришлось отложить послание на вечер, чтобы потом прочесть его более вдумчиво. То, что Сальвадор не забыл про меня, не могло не радовать.
Следующая записка была от Луизы. Она интересовалась моими делами, выражала сочувствие по поводу того, что меня несправедливо обвинили в запрещённой операции. Я досадливо поморщилась. Если знала Луиза, знал и градоправитель. Ну да ладно. В конце концов, меня действительно оправдали.
А ещё она предлагала организовать что-то типа лекции для её знакомых. Луиза с энтузиазмом писала, что дочерям подруг будет любопытно и полезно послушать о беременности и женском здоровье, нейрам более зрелым — о сохранении красоты и привлекательности. Те капли, что я дала ей, заинтересовали многих.
Если честно, идея мне понравилась, надо обязательно над ней подумать. У меня сложилось стойкое впечатление, что в этом мире полная половая безграмотность. Возможно, бедная Лесси вообще не знала, откуда берутся дети, и к чему могла привести их связь с Заном. А ежемесячные кровотечения жители считали наказанием за грехи.
Небольшая просветработа не повредит, только на этот раз нужно быть осторожнее, чтобы не загреметь в застенки местной инквизиции или как тут её называют.
Катясь по улицам в магоходе и беседуя с Пискуном, я добралась до госпиталя. На правую руку решила надеть браслет-артефакт, мало ли? Вдруг я испытаю такой стресс, что мигом раскрою весь потенциал украшения.
Солнышко светило особенно ярко, однако же такие тихие дни обычно бывали особо паршивыми. Но чем чёрт не шутит? Вдруг меня сегодня не будут доставать Калвин с Ойзенбергом, а Лейн сменит маску старого ворчуна и станет добрее домашнего котика? Кстати, надо не забыть справить о его здоровье.
Уже на входе в здание госпиталя меня настигли чьи-то крики. Они доносились из-за двери, ведущей в коридор родильного отделения, и я невольно замерла, прислушалась. Что там за возня, что происходит?
— Я семерых родила дома, не хочу оставаться в госпитале! — послышался возмущённый женский вопль, перешедший в болезненный стон.
— Ты вторые сутки разродиться не можешь, Диди, — вторил мужской голос. — Это серьёзно, лекари тебе помогут.
— У-у-у! Не нужны мне никакие лекари, дома и стены помогают! Зачем ты меня сюда привёз? Даже если и помру, то под своей крышей!
— Ага, и оставишь меня вдовцом, а детей сиротами?
Дальше медлить я не стала. Распахнула дверь и нос к носу столкнулась с семейной парой и молоденьким лекарем, который пытался вместе с мужчиной угомонить беременную.
Все трое с удивлением воззрились на меня.
— Ну что вы, милая. Не бойтесь, — по-хозяйски начала я и коснулась плеча женщины. — Никто вас не обидит.
И тут меня захлестнула смутная тревога. Тяжёлая работа и многочисленные роды не способствовали цветущему виду, женщина явно старше своих лет. Или… нет? Каштановые волосы пронизывали седые пряди, на лице залегли морщины, которые становились только глубже, когда она морщилась от боли.
Сколько ей на самом деле?
Я опустила взгляд на обтянутый платьем живот. Надо срочно её осмотреть! Почему-то мне кажется, что здесь всё не так просто.
Визуально живот недель на тридцать, но в анамнезе семь родов, мышцы перерастянуты, значит, реальный срок может оказаться меньше.
— Я позову нейта Ойзенберга, — пролепетал молоденький лекарь.
— Стойте! — я вскинула руку. Мне совсем не улыбалось встречаться с коновалом. — Вы ведь меня уже знаете, да? Я нейра Эллен. Нейт Лейн разрешил мне проходить практику.
— Но я не могу… — залепетал тот, однако неразборчивое блеянье прервал новый мучительный стон.
— Помогите моей жене, сделайте что-нибудь! — взмолился муж, хватая меня за руки. — Я не могу смотреть на то, как она мучается!
Я хотела активировать магическое зрение и быстро провести диагностику, но женщина с неожиданной силой оттолкнула мои руки и отшатнулась, как от чумной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не трогайте! Не трогайте меня, боли-ит… — Диди заохала и привалилась к стене. — …последних четверых своих сорванцов рожала почти без боли, а здесь… ох-охо!.. Ненавижу тебя, Оллен! В следующий раз сам рожать будешь!
— Конечно-конечно, любимая. Всё будет, как ты захочешь, — заворковал Оллен, пытаясь погладить жену по голове, но та отпихнула и его.
— Дорогая, послушайте, — терпеливо начала я и шагнула вперёд, — сейчас нам надо покинуть коридор и произвести осмотр. Сколько, говорите, живот болит? Можете рассказать, что это за боль?
Диди раздражённо махнула рукой и схватилась за поясницу.
— Да боль как боль… Только не совсем такая, как в прошлые разы.
— Кровотечений не было?
— То было, то не было…
Отличный ответ, но на большее, учитывая состояние пациентки, я бы не рассчитывала. Какое-то время мы с перепуганным Олленом пытались уговорить Диди сдаться на милость медицины, и потом она всё-таки смирилась. Пошла за нами с явной неохотой, сверкая покрасневшими глазами из-под растрёпанной чёлки.
Мне категорически не нравилось то, что рожали, а потом и находились с младенцами все в одном большом зале. Получался какой-то проходной двор и рассадник инфекции, но выбора не было. Оставив немолодого папашу снаружи на попечении какого-то практиканта, я провела Диди в зал и попросила лечь на свободную койку.
В тот момент, когда женщина, кряхтя, исполнила моё указание, двери распахнулись. Внутрь с хозяйским видом пожаловал Ойзенберг. Глаза его полыхнули от злости, когда он увидел меня, стоящую в ногах роженицы.
Показалось, что в этот момент звуки исчезли, будто кто-то свыше нажал на кнопку, а все взгляды уставились на нас. Напряжение между нами было почти осязаемым — вот-вот закоротит.
Полностью меня игнорируя, лекарь приблизился к койке.
— Рожать собираетесь? Вы с родственниками?
Бедная Диди уже побелела от боли, ей было не до разговоров. Ойзенберг повернулся ко мне и процедил:
— Надеюсь, вы ей сказали, что в кассу госпиталя надо будет внести…
И тут женщина заорала:
— Да сделайте вы уже что-нибу-удь! Достаньте из меня это!
На шум начали подтягиваться практиканты, чуя если не интересный клинический случай, то знатную перепалку, которую ещё долго можно будет обсуждать по углам. Заглянул и любитель инструментов — нейт Брайтен.
Ойзенберг потянулся клешнями к животу Диди, но та извернулась и треснула его по руке.
— Не трогайте меня! Я не дамся постороннему мужчине, никто не может меня касаться, кроме моего мужа. Пусть лучше она, — взгляд в мою сторону, — принимает роды!
— Да что вы себе позволяете, милочка?! — лекарь побагровел, на щеках обозначились желваки. — Вы находитесь в госпитале, а не на рынке.
— Хватит. Сейчас мы просто теряем драгоценное время, — непреклонно произнесла я, становясь между ним и пациенткой. Ух, лишь бы не нагрубить, когда на нас смотрит столько пар глаз! Пособачиться можно и наедине. — Роженице лишние потрясения не нужны, это плохо влияет на процесс. Если нужно, я оплачу пребывание этой женщины в госпитале из своего кармана. Теперь давайте за дело.
Диди продолжала причитать, что не даст себя тронуть и пальцем никому, кроме целительницы. И что она праведная женщина и не хочет познать гнев небес. Негоже показывать срам кому ни попадя.
— Надо уважить желание роженицы, — поддержал меня Брайтен гулким басом. — Практикантам тоже нужно на ком-то тренироваться, — и подмигнул мне. Наверное, хотел поддержать, но своими словами лишь вызвал у бедной Диди новый приступ паники.
Я чувствовала, что Ойзенберг хочет сказать в мой адрес пару ласковых, но присутствие свидетелей не позволяет опуститься до перепалки. Это не песочница, где дети отбирают друг у друга лопатки. Может, не будь здесь внушающего страх Брайтена, он бы велел практикантам приструнить и меня, и роженицу.