— Простите, сэр, — сказал я. — Это и так очень интересно.
— Неужели?
— Мне надоело врать, сэр, — сказал я.
Мне уплатили за неиспользованный отпуск, кое-кто из служащих выразил сожаление по поводу моего ухода. Я не жалел. Я засунул руки в карманы, прошелся по улице и сел в автобус. Мне было все равно, есть ли у меня складка на брюках, растрепаны у меня волосы или гладко зачесаны назад. Я чувствовал себя до странности уверенно.
Был вечер. Солнце тонуло в гавани, последние лучи задержались на нескольких небоскребах, и они горели красным огнем на фоне темно-синего неба. Автобус был набит людьми с серыми лицами, и я вдруг подумал, что у меня должно быть тоже серое лицо.
Мне припомнились те двое, что продали ферму и стали певцами. Перед глазами поплыли эпизоды из их жизни, и вслед за ними потянулась странная цепь воспоминаний. Джакаранда, засыпанная пылью, которую ветер взметает с опустевших улиц поселка, где я прожил год. Всеобщее запустение; я фотографирую. Снова ветер, и пыль, и изможденные лица. Неподвижные лица. Извечная молчаливость, которая сочится из зарослей и застывает на лицах. Убогие дома под железными рифлеными крышами. Солнце. Наводнение. Год жизни.
Я вышел из автобуса как во сне. Пред глазами по-прежнему прокручивался этот год, как будто все случилось вчера, и продолжал прокручиваться, когда я вошел в дом, где я жил.
Они продали ферму и стали певцами. Просто. Как просто. И я защищал их право на эту простоту. Романтика и простота — две разные вещи. В коридоре я остановился и прислушался к своим мыслям. Я вдруг понял, что мы с отцом совсем не похожи друг на друга. Он был художником, а я не художник. Еще одна граница, которую я не смог пересечь. Я все больше и больше становился самим собой. Я чувствовал, что обретаю твердость. Я тосковал о романтике, а не о жизни. Для моего отца романтика была жизнью. Так оно и должно было быть. Но ко мне это не имело отношения. Во мне проснулась какая-то неодолимая тоска. Ее разбудили два молчаливых рта сегодня днем.
Я встретил на лестнице квартирную хозяйку и предупредил ее, что через неделю уеду. Потом я вошел в комнату. Уже совсем стемнело, и я не мог разглядеть стен. Они пропали, вместо них появились бесконечные темные заросли, тишина, палящее солнце и пыль. И полное одиночество. Все то, чего я не мог вынести, когда приехал сюда. Но теперь я мог это вынести, потому что понял, что одиночество — это жизнь, так же как пыль, солнце и дружелюбное лицо, вдруг промелькнувшее перед глазами. Я понял, что отец не мог жить без стен, что его картины были его стенами, а я могу обойтись без стен. Да, могу. Я уеду из города и буду работать и жить в этой огромной комнате без стен — в Австралии. Не просите меня рассказывать еще что-нибудь о том, чего я сам никогда не пойму до конца. Достаточно, наверное, если я скажу, что стен больше не существовало.
Перевод с английского Ю.Родман
■ Из рубрики "Авторы этого номера"
В подборке «Австралийские рассказы» представлены:
АЛАН МАРШАЛЛ — ALAN MARSHAIX (род. в 1903 г.).
Рассказ «Серая кенгуру» был напечатан в сборнике «Рассказы» («Short Stories». South Melbourne, Thomas Nelson, 1973). Рассказ «Ну и штучка!» — в сборнике «Как ты там, Энди?» («How's Andy Going?», Melbourne, Cheshire, 1956).
■ПИТЕР КАУЭН — PETER COWAN (род. в 1914 г.).
Рассказ «Трактор» взят из антологии современного австралийского рассказа («Modern Australian Short Stories», Melbourne, Cochrane; London, Arnold, 1971).
■УИЛЬЯМ НЕВИЛЬ СКОТТ — WILLIAM N. SCOTT (род. в 1923 г.).
Рассказы «Герой» и «Маски» были опубликованы в сборнике «Разные люди» («Some People», Milton, Jacaranda Press, 1968).
■НЭНСИ КЕЙТО — NANCY CATO (род. в 1917 г.).
Рассказы «Голые стены» и «Воришки» взяты из упомянутой выше антологии современного австралийского рассказа.
■ГЕЙНЦ НОНВАЙЛЕР — HEINZ NONVEILLER.
(Об этих писателях см. предисловие А.Петриковской).
■Примечания
1
День розыгрыша кубка на Мельбурнском ипподроме считается праздником штате Виктория. (Прим. перев.)
2
Анзаки (сокр. — от Австралийский и Новозеландский Армейский Корпус) — ветераны двух мировых войн.