Читать интересную книгу Сказания пыльных миров. Горняк - Ярослав Кожедуб

хоть немного сгладить разгоревшийся дипломатический конфликт. В итоге правитель Керенца, затаив глубокую обиду за любимую дочурку, принес вассальную клятву императору Камеццо — второй империи нашего материка — и теперь периодически пакостил на нашей южной границе, чуя за спиной поддержку своего сюзерена.

В итоге Парису пришлось перекидывать часть войск с севера Левариса на юг, нарушив старое неустойчивое равновесие с орками на северной границе. И теперь, как оказалось, «неделя до границы на коне» превратилась в «пару дней до мест, где орки уже ведут себя как хозяева».

Вот только орки напали не просто так и не сразу. Сразу несколько десятков родов объединились и выдвинулись в так называемый Большой Поход Выгоды. Последний отличался от Большого Похода Чести тем, что противник не вырезался поголовно, а как раз наоборот — почти в полном составе уводился в рабство, вместе с женщинами, детьми, любым более-менее ценным скарбом и даже домашними животными. Хотя большую часть животных, конечно, съедали на месте.

Рисковать и заходить сильно далеко орки не хотели, но вблизи границы ничего крупнее нескольких деревенек не было, да и оттуда самые умные крестьяне последнее время уезжали поюжнее, услышав про перемещение войск на южную границу и почуяв запах грядущих неприятностей. Так что вожди похода, пораскинув мозгами, просто оставили часть армии на границе, наглухо заблокировав крепости вместе с людскими войсками внутри, в том числе и магически. А сами пошли гораздо глубже, захватывая никак не ожидавшие нападения и не имевшие особых гарнизонов деревни и города с наскоку. Ну а наш городок стал одной из последних точек, где они побывали, обчистили каждый дом, насрали на главной площади и теперь в бодром темпе двигались обратно в свои леса вместе с большей частью жителей. Как и везде, вырезали наш невеликий гарнизон из ленивых и пузатых стражников ради системного опыта для воинов, а сам город закидали кувшинами с сонным газом, чтобы не драться дальше и не портить основной товар. То бишь людей.

Все это я слушал со все более кислым выражением лица. Нет, меня очень обрадовала новость, что вся моя семья, скорее всего, жива и относительно невредима. Прям камень с души свалился, уж очень нехорошие предчувствия были, когда я только-только очнулся. Но перспективы и мои, и родителей, и сестры теперь были крайне туманны…

— А откуда ты вообще все это знаешь? Ну, про большой поход и заблокированные крепости? Тебя в каком городе захватили?

— Да я-то сам из Красных Грязей, на нас даже сонный газ тратить не стали, просто налетели ночью и всех, кто в деревне был, скрутили. А про их планы наслушался вот по обрывкам за те несколько дней, что здесь еду.

Я прислушался к голосам снаружи. Определенно не ливарийский. Да и с чего бы оркам, собственно, на нем разговаривать? Фестус мое ярко выраженное недоумение на лице расшифровал правильно и почему-то погрустнел:

— Это мне боги талант лингвиста во время Обретения Дара подкинули. Абсолютно бесполезная хрень! Но языки учатся быстро и чуть ли не сами собой. Я немного гоблинский знал раньше — у нас в деревне на отшибе гоблин-кузнец жил, я его донимал иногда с этим делом, просто для развлечения. Ну а орочий с гоблинским, как оказалось, языки родственные, вот и его тоже помаленьку расшифровываю из разговоров по схожим словам и смыслу. Все равно делать тут больше нечего… Собственно, кое-что из разговоров в итоге и нахватал. Так, теперь твоя очередь, расскажи что-нибудь про себя, кем будешь, чем живешь, в чем силен?

Открыв было рот, чтобы ответить, я вдруг почувствовал сильные позывы в сортир и поморщился:

— Я тебе все расскажу, честное слово, но сначала скажи, как бы здесь облегчиться на ходу, не на пол же?

— Нет-нет-нет, терпи как можешь, только не на пол! Нам на нем еще спать неизвестно сколько. Если прям серьезно облегчиться, то надо ждать вечернего привала. Ну а так… — На лице Фестуса прорезалось какое-то ехидное выражение и он показал рукой в сторону дыры в ткани, на которую я сначала подумал, что она для света и воздуха.

— Серьезно?

— Абсолютно.

* * *

Вечера я дождался кое-как. Обрисовал моему товарищу по несчастью свою жизнь, вкратце и без важных подробностей. Мол, жил, как все, в ус не дул, учился, помогал родителям. Потом — бац! Орки, нападение, просыпаюсь уже здесь. На часть вопросов отвечал уклончиво, ну да Фестус и не настаивал особо. Ему было вполне достаточно, что я сам его слушаю и, периодически, рассеянно поддакиваю. Я никак не мог сосредоточиться на разговоре — в моей голове кружились и сталкивались друг с другом тысячи вопросов.

Можно ли попытаться сбежать на вечернем привале? Этот вопрос, вздохнув, я откинул почти сразу. С моими нынешними характеристиками меня догонит даже ребенок, да и сомневаюсь, что у них настолько плохо с охраной.

Рядом ли моя семья — в какой-то из соседних клеток? Как оказалось, орки шли мощным объединенным потоком только до конца похода, а возвращались обратно тонкими струйками отдельных родов, каждый со своей кучей награбленного и своими рабами. И была нехилая вероятность, что нас с семьей раскидало по разным родам и кто знает, где они сейчас… Тут имело смысл только ждать привала, чтобы увидеть все своими глазами.

Остановились мы только после заката, причем, судя по тряске, последние минут десять ехали уже не по дороге, а где-то по лесу. С клеток сдернули ткань и почти весь обзор перед нами заслонил огромный орк, с рычанием ковыряющийся в замке.

— Урш кан шегар, шлоп-шлоп, морра харук! — Огромная двухметровая (а поперек будто еще шире) образина что-то рявкнула в нашу сторону и махнула рукой в центр лагеря, где стояла ее точная копия и, кажется, раздавала еду. После чего направилась к следующей клетке. Я покосился на Фестуса:

— Ты понял, что он сказал?

— Да как обычно. Показал, где еду получать и добавил какую-то ругань в нашу сторону. Я орочьи ругательства уже наизусть выучил, но вот по смыслу пока не очень понимаю, что они значат. Конкретно это я для себя перевожу как «бледные дегенераты». — Он покосился на меня и уточнил. — Это не конкретно в нашу сторону. Насколько я знаю, они вообще всех людей снисходительно считают туповатыми.

— А охранять нас не собираются? Вдруг мы сейчас выскочим и сбежим? На нас же ни цепей, ни колодок… — Я осекся, наткнувшись на сочувствующий взгляд Фестуса. Примерно того рода взгляд, которым на больных головой смотрят. — Что, я совсем глупость сказал,