холодок. В животе будто застрял комок слежавшегося страха.
— Дону Карлеоне, дед. Доволен?
Хмыкнул, но ружья не убрал. Кажется, он принял бы любой ответ.
— Давно по балконам лазаешь, пострел? Одежонку своровал, за мирного сойти хочешь. Видал я твой жженый комбез, как ты его рвал.
Черт, все обретало плохой оборот. Удар под дых, ребром ладони выбить ружье, увести в сторону, свернуть шею. Поганец все равно наделает шуму выстрелом, и придется прятать тело.
Он пригляделся, потом затянул ноздрями воздух. Прищурился.
— Диверсант? Честно говори, башку снесу!
Честность нынче не в чести. Он вдруг прищурился, ствол рванул с груди ко лбу, стрелять собирался на поражение.
— Да ты же ружемант, етить-растудыть!
Я молчал. Для простого деда этот слишком много знает. Откуда? Поморщился, опустил ружье через мгновение раздумий.
— Идем, — кивнул, доверительно повернулся ко мне спиной. — Видели твою рожу по телевизору. Говорили, ты уж дохляк. По нашенскому-то баяли, что ты вроде как герой. Инператор сам награждал, значит.
— Откуда знаешь?
Он хмыкнул.
— Думашь, мы только ту брехню, что здесь баят, слушаем? Частоты настраиваем, со своими на связь выходим. Не все здесь, портки обмочив, в карсиры записались.
— Как партизаны?
— Ты эти словечки мне ихние тута использовать брось, по-русски говори.
Верно, второй-то мировой войны здесь не было, партизанскому движению появиться неоткуда. А само слово итальянское…
Помолчали. Оглядывался на каждом шагу, ждал подвоха. Выстрелить деду в спину не позволяла совесть. Не хотелось бы пристрелить своего. Хотя и на войне редко есть время разбираться, где чужие…
— Диверсант, значит.
— Я этого не говорил.
Старик махнул рукой, мол, и без слов все ясно.
Ириска тщетно пыталась пробиться сквозь его защиту. У старика был нейрочип, если верить ее словам, военного образца. Дедуля явно непростой.
— Пытаешься читать меня, малец? — настороженно ухмыльнулся. В его вопросе слышал предостережение не делать этого впредь. Иначе винтовка заговорит.
— Кто вы такой? Хотел бы знать, кому протягиваю руку.
— А ты не протягивай, увидишь, как шустро протянешь ноги, — вновь неприятный смешок.
— Куда идем-то?
— Экий ты прыткий, малец. Доберемся — сам увидишь. Я тебя увидал первым, значит, все, провалился ты. В моей власти теперича. Захочу — с потрохами сдам. За ханку. Знашь, сколько за твою голову патронов с жратом дадут? Консервов на года.
— Я не так безобиден, как кажусь.
— Ну и мы, не обессудь, не лаптем щи хлебаем. Пришли, к слову.
Дом перед нами знавал и лучшие времена. Вереница деревянных, почти деревенских хат, пустующих уже целую вечность. Остались, как дань эпохе, не более.
Почему-то вспомнил бабушкины пироги, визг дедовой сенокосилки, холод ручья да сладость соседских яблок. Царенатцы умудрились убить даже это. Вместо приятных воспоминаний — пустота.
— Че смотришь-то, ружестрел, или как оно там тебя? Заходь! — приподнял деревянную балку. Приплыли из одного подвала в другой!
Жаловаться не стал, на всякий случай проверил запас маны. Пустил вперед себя Ириску, хоть и понимал, что бесполезно. Сумел спрятаться от моего взора этот дед, сумеют и остальные. Страшно представить, что будет, если подобная технология угодит в руки Царената.
Тускло чадящая лампа над головой, тихий шелест пламени свечей. Книги, запах еды, скрипящие полы. Троица здоровых мужланов. Ребята словно высматривали, чью рожу начистить, и тут я под стать.
— Кто?
Спрашивали не у меня.
— Как будто бы свой, но проверим. Заходи, малой, заходи, гостем будешь. Дед захлопнул над нами задвижку двери. Щелкнул замок, ключ исчез в недрах стариковского кармана.
Окружили. Узкое помещение — мне на руку. Призвать «Буян», расстрелять будет делом пяти секунд. Ириска поискала блокирующие магию заслоны, но не нашла ни одного.
— Это тот самый? Про которого говорили? — заговорил рыжий детина. На плече татуировка: десантура.
Его собрат привалился спиной к стене, повелительно сложил руки на груди.
На меня смотрели, словно на желторотика, несмотря на хорошую физическую форму, эти ребята достигли больших успехов.
— Воровал одежку, избавлялся от старой. Знакомо, парни?
Закивали как один. Присмотрелся. Не сказал бы, что на них хоть вещь с чужого плеча.
— Диверсант? Из тех, что прорвались? Связной? От Берсеркина есть новости?
Смотрели на меня, как на последнюю надежду. Только развел руками в ответ, жаль было их разочаровывать.
— Я здесь в составе рейда. Прорыв прошел успешно, а вот внедрение…
Десантник сплюнул.
— Видели мы ваше внедрение. Вся шваль на стену лупырить выбежала.
— Ты, Миха, как будто не в их числе был.
— Заткнулся бы, Соха…
— Тихо, орлы, — дед урезонил окриком. Тут же подчинились — он здесь босс. С ним и говорить следует.
— Рейд-то ваш с какой целью направлен? Наше послание получено?
Покачал головой. Если и так, то я про то ничего не знаю. Старик, хоть и казался спокойным, нервничал. Вдруг выдохнул, кивнул на стул.
— Садись, в ногах правды нет. Разговор непростой будет…
Глава 6
Рассматривали мои документы с особым тщанием. Шарить по карманам не дал, выложил на стол все, что посчитал нужным. «Ключ» решил оставить при себе.
Во избежание. И пусть о нем пока не знают.
— Полковник Ерохин — говорит тебе о чем-нибудь?
— Судя по выправке и атмосфере, Ерохин — это вы.
— Я тебя не в бабку-угадку просил играть. Но услышал. Значит, не от Берсеркина?
— Вы сами-то кто?
Тяжкое дыхание. Громилы будто желали сказать, что вопросы здесь задают они. Дед успокоил троицу жестом, вновь повернулся ко мне.
— Как думаешь, малец? Те, кто не прогнулся под Царенат.
— Четверо? Вас целая армия.
Старик пропустил шутку мимо ушей, но недовольно скривился.
— Остер на язык, малец. Не робкого десятка. Диверсант. Я бы спросил тебя, что ты здесь делаешь со своими бабенками, но не стану. Не расскажешь, даже если буду пытать.
Он прав — не расскажу.
— Когда Вратоград взяли, здесь настоящий хаос творился, никто не знал, что дальше-то делать. Сам представь, куча простого народа, вокруг машины щерятся стволами. Чуть что — стреляют. Шаг в сторону — и нет человека. Много кто решил поднять лапки.
— Вам же как-то удалось. Еще и оружие сохранили.
— По первой тоже подняли. Царенатцы людей сюда не сразу пустили-то, ждали. А то ты их тактику не знашь: словно воронья дронов нагонят, те и кружат, что стая крыс. По городу передвижение ограничено, да водонасос через два дня накрылся, а потом все, что в магазинах было, разграбили. Склады, подсобные хозяйства, у кого что было. За неделю подъели подчистую, тут начались разбой, грабеж, насилие. Люди — они везде людьми будут, да в зверей превращаются не по своей воле. Обстоятельств много.
Ничего не говорю, сам знаю. Подчас храбрящийся служака оказывается распоследним трусом, а пухловатый скромняга — зверем войны. Никогда не угадаешь.