В конце Хивинского похода Скобелев совершил выдающуюся по смелости и лихости рекогносцировку. Из четырех отрядов, посланных на Хиву, Красноводский не дошел до места назначения и, измучив лошадей и вьючных верблюдов, во избежание гибели, вернулся назад. Расстояние более чем в пятьсот верст осталось неразведанным. Важно было выяснить причину неудачи. Для получения сведений об этом отрезке пути предлагалось снарядить небольшой отряд пехоты и кавалерии с несколькими орудиями. Скобелев вызвался разведать маршрут, а также сделать глазомерную съемку местности. Кауфман после колебаний дал на это согласие.
Перед выступлением в путь Скобелева видел участник Хивинского похода полковник В. А. Полторацкий. Вот как он описывает этот эпизод: «...Я вышел и в темноте... только по голосу узнал всадника. Скобелев, в туркменском костюме, высокой шапке и вооруженный с головы до ног, стоял перед нами и просил благословения на дальний, опасный путь... Дай ему Бог успеха, но увидимся ли с ним?»
Опасения Полторацкого оказались напрасными. Через неделю Скобелев с тремя туркменами и двумя казаками, сопровождавшими его, возвратился целым и невредимым, описал словесно и набросал на карте маршрут, колодцы и доложил сведения о ватагах вооруженных хивинцев, контролировавших местность.
– Неужели вы никого не встретили на пути, кто бы признал в вас русского? – обратился к нему состоящий при генерал-губернаторе художник В. В. Верещагин.
– Конечно, встречал я народ, – ответил Скобелев, – но я всегда высылал вперед моих джигитов, они заводили разговоры о том о сем, рассказывали при нужде и небылицы, чем отвлекали их внимание, а я тем временем проскальзывал вперед.
Попадись он – смерти не миновать. За эту рекогносцировку Скобелев был награжден орденом св. Георгия IV степени.
Уже тогда о русском подполковнике начали говорить в Европе.
С художником Василием Васильевичем Верещагиным Скобелев познакомился еще в 1870 году благодаря Жирарде, безотлучно следовавшему за своим воспитанником и учившему в то время детей К. П. Кауфмана. Знакомство произошло в единственном ресторане Ташкента. Привлекательная внешность Скобелева, умение держаться без рисовки, открытый располагающий взгляд, прямота в высказываниях и суждениях – все это сделало возможным знакомство, которое позднее превратилось в прочную мужскую дружбу. Судьба порой надолго разлучала художника и полководца, и не потому ли каждый из них считал подарком очередную встречу?
Верещагин совершал поездку по Туркестану, чтобы запечатлеть в своих картинах этот край, его историческое прошлое, самобытную культуру, народ, красоты древней архитектуры, восточные пейзажи. Но не только это привлекало его. Он ехал узнать, что такое истинная война, о которой много читал и слышал на Кавказе. Василий Васильевич принимал участие почти во всех крупных сражениях, за что получил Георгиевский крест.
24 августа русские войска, оставив в Хиве небольшой гарнизон, покинули город. Отдельные подразделения были расположены почти во всех городах ханства.
Зимой 1873 года Скобелев получил отпуск и решил провести его на юге Франции. Скобелев и отдых – понятия несовместимые. Вне дел он буквально чах, становился скучным, раздражительным, его энергия нуждалась в применении, он искал ей выход и находил в труде, в совершенствовании знаний. Стол в снятой им на берегу моря квартире был завален книгами, чертежами. Скобелев пребывал здесь инкогнито, но навязчивые репортеры, пронюхав, что среди отдыхающих находится русский офицер, имя которого не раз появлялось в газетах, беззастенчиво вторгались в мир его мыслей и повседневного бытия, а следом за ними, как правило, не было отбоя от любителей шапочных знакомств. Избавиться от них удавалось с великим трудом. И однажды, ко всеобщему удивлению, Скобелев внезапно исчез. Лишь через несколько недель его след обнаружился в Испании.
На протяжении ряда лет с небольшими перерывами на Пиренеях шла вооруженная борьба между регулярными королевскими войсками и партизанскими отрядами карлистов. Свое название противники режима получили по имени дон-Карлоса, с которым клерикалы и часть испанской знати связывали надежды на обретение верховенства в стране.
Скобелеву, по сути, были безразличны причины вооруженной борьбы, но вот то, какими способами она велась, представляло для него неподдельный интерес. Оказалось, что до зубов вооруженные регулярные войска не в состоянии были одерживать победы над малочисленными отрядами карлистов. Но попасть хотя бы в один из них стоило огромных трудов. Скобелеву, можно сказать, повезло. Он был схвачен на одном из сторожевых постов и доставлен с завязанными глазами к сподвижнику дон-Карлоса Алоизу Мартинесу. -Отважный предводитель был неимоверно удивлен, когда Скобелев объявил, что он – русский. Рекомендательное письмо подтверждало это. И вот тут-то выяснилось, что Скобелев вовсе не сочувствует движению, однако в настоящее время не находит лучшего примера войны в горных условиях. Такая прямота могла стоить чужеземцу головы. Но Мартинес, поколебавшись, все же решил сохранить Скобелеву жизнь и оставил в отряде. Пусть, мол, русский почувствует, почем фунт лиха.
К удивлению гарильесов, Скобелев вел себя достойно и, по воспоминаниям самого Алоиза Мартинеса, был неразлучен с записной книжкой и поражал неутомимостью. Он следил за тем, как строились укрепления в горах, как совершались горные переходы и организовывалась перевозка артиллерии, снарядов по узким тропинкам.
Эта поездка еще раз подтверждает прозорливость Скобелева, за несколько лет вперед предвидевшего, что вероятность войны в условиях, подобных испанским, в ближайшем будущем не исключена.
Осталось неизвестным, при каких обстоятельствах инкогнито Скобелева оказалось раскрытым. В официальных кругах поговаривали, что якобы он послан русским правительством. Такой поворот сулил крупные неприятности, и Скобелев незамедлительно покинул Испанию. На родине его ожидало радостное известие: 22 февраля 1874 года состоялось его производство в полковники. А 17 апреля – назначение флигель-адъютантом с отчислением в свиту царя. Но события не позволили выехать в Петербург и окунуться в беззаботную жизнь.
Покидая Туркестан на непродолжительное время, Скобелев не предполагал, что мир настолько непрочен и достаточно будет одной искры, чтобы накалить обстановку. Жизнь в Ташкенте текла в ожидании непредсказуемого. Все началось с волнений в Кокандском ханстве, которым с 1844 года правил Худо-яр-хан. Волны политических страстей порой выкидывали его с насиженного трона. Дважды приходилось спасаться бегством в Бухару. А с тех пор, как в Ташкенте обосновались русские, он стал налаживать контакты с администрацией края, готовя себе возможное пристанище на случай очередного кризиса, который, кстати, не заставил себя ждать. Собственно, организатором стал сам Худояр-хан – тщеславный и коварный владыка, питавший утробную страсть к наживе и обложивший народ непосильными податями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});