– Он вас ищет, – медленно проговорил Рыжов, и вдруг понял, о чем он думает. Это была довольно безумная идея, но… Кто знает, возможно, из этого можно было бы устроить проверку возможностей для самой Борсиной. – Вы давеча сказали, что подзывали нас голосом, который звучал из ниоткуда, из голой степи, где не видно было ни одного человека. Вы и их можете подозвать?
Борсина смотрела на Рыжова такими огромными, такими черными глазами, что ему даже неудобно стало, словно он сморозил что-то невероятное.
– Значит, вы поверили. Я знала, что вы поверите… Да, я могу их подозвать. Это нетрудно, это даже будет легко, раз они думают обо мне. – Она снова попробовала плотнее закутаться в шаль. – Вы хотите… Заманить их в ловушку, чтобы покончить с ними?
– Я думаю, золото тут было, – сказал Рыжов почти с отчаянием от того, что полученный им приказ окажется невыполенным. – Но вернуть его трудно. А мы тут бродим-ходим, целую сотню на это дело отозвали с фронта, а ведь там мы были бы нужнее… Так хоть с бандитами Каблукова расправимся, все какой-то смысл в этом нашем блуждании будет.
– Я вам нужна, чтобы они выехали на приготовленную вами позицию? – Борсина опустила лицо. – Кажется, так говорят военные?
– Да, так. И именно так я подумал, когда вспомнил вашу уверенность, что вы нас вызвали к юртам Кумульчи.
А может, все это чушь, подумал Рыжов, все же у них был казах-пастух, они его разговорили, он признался, что поблизости есть какая-то русская женщина, не казачка… Если подумать, ничего особенного не произошло, не было ничего такого, что подтверждало бы странные слова Борсиной. Вот только… Только ее уверенность, и какое-то чувство, что это может быть правдой, как оказался… почти настоящим тот голос в степи, что звал его.
– Хорошо, я сделаю… Только скажите мне, что вы отдали Кумульче, чтобы он отпустил меня с вами?
– Как он мог не отдать? – удивился Рыжов. – У нас почти полный эскадрон, ребята обстрелянные, при желании я мог бы силой заставить его.
– Но вы не стали… силой.
– Я подумал, будет лучше, если мы не станем с ними воевать. А торговаться, особенно за женщину, пусть и не казашку, они привыкли.
– Так вы скажете, чем заплатили за меня?
Рыжов честно ответил. Борсина зашлась беззвучным смехом. Рыжов ожидал от нее чего угодно, но только не смеха.
– Хорошо, – отсмеялась Борсина и посерьезнела, вспомнив, что ей предстоит. – Договор есть договор. Я сделаю, о чем вы просите… То есть, приказываете, госпо… Товарищ командир. Я сделаю. Но будет лучше, если я начну свои… пассы не на походе, а с того места, куда они должны будут явиться.
Вот тогда Рыжов и понял, как он, заодно уж, если пустился во все тяжкие, в той ситуации, в какой оказался, может проверить и Раздвигина. Он поднял голос, позвал Шепотинника. Тот проснулся почти мгновенно, хотя крепко до этого спал, подложив под голову седло, подстелив на жесткую, прошлогоднюю траву лошадиный потник, и Рыжов был уверен, ни слова не слышал из их тихого и неторопливого разговора.
Через миг он уже был на ногах, озирался. Потом выслушал Рыжова и ушел в темноту. А сам Рыжов почему-то думал о том, что вот, связался с этой магичкой и теперь у него появились явно барские замашки. Которые почему-то Шепотинника не удивляют, но очень удивляют его самого. Но он все сделал правильно, он чувствовал. Нужно обсудить все, что можно, в присутствии этой женщины, чтобы она знала, на что идет.
К тому же, и то хрупкое равновесие, которое было вызвано ее согласием помочь уничтожить банду Каблукова, нуждалось в том, чтобы он не уходил. Борсина могла передумать, ведь она не была включена в эту борьбу, в эту войну. Да, он сделал правильно, что вызвал Раздвигина через Шепотинника.
Инженер появился не слишком скоро, но все же быстрее, чем Рыжов надеялся. Шепотинник, кстати, за ним не шел, видимо, инженер по его мнению уже не нуждался в конвое.
– Доброе утро, – отозвался инженер и тут же окинул глазами тьму, висящую вокруг, как непроницаемый занавес. – Если это можно считать утром. Зачем я нужен, командир?
– Присаживайся к огню, инженер. Разговор у нас будет не простым, а ответ следует найти определенный. Скажите, есть тут поблизости место, откуда мы могли бы ударить на банду Каблукова из засады?
Брови Раздвигина взлетели вверх. Но он присел у огня, погрел руки.
– Тут же все гладкое, как ладонь… А впрочем, да, знаю одно место. Те самые карьеры, в которых я не нашел уголь. Там, знаете ли, все перерыто, есть перепады высоты и отвалы. Впрочем, вы сами должны посмотреть, я в тактике не силен, особенно, в тактике вашей войны.
– Посмотрю, – согласился Рыжов. – А как туда поскорее добраться?
8.
Подготовка к этому бою была странной. Неизвестно же было, откуда появится Каблуков, но Борсина в длинной темно-синей юбке в дурацкий горошек и зеленые стручки, говорила, что они прийдут с юга. С той стороны был проход, узкий, темноватый. Склоны его поросли тяжелым кустарником, который будет мешать целиться. И вообще, Рыжов не был уверен, что эта женщина не обманщица.
Но люди ей почему-то верили, комвзвода Гуляев отвел коней на другую сторонку холма, в низинку. При нем Рыжов оставил еще полдесятка старослужащих, чтобы следили во все стороны и не дали коням разбежаться от выстрелов, хотя и думал, что из этой низины ни хрена вдаль не видно, и можно ничего не заметить, если банда Каблукова пойдет стороной. Но зато и их не было видно, откуда ни посмотри.
Почему-то у Рыжова сапог стал натирать кость, с чего бы? Неужно он боится? Да нет, вроде… Но лодыжка чесалась так, что ее хоть через сапог шашкой дерябай – и то не помогало. Супрун как всегда перед боем стал сварливым, шипел на Мякилева:
– Ты, дурень, вперед землю не сваливай. Мы же в засаде.
– Тут, куда ни плюнь, везде земля, и не видно, где сидим.
– Я и говорю, дурень. Свежую землю только вблизи не видно, а если они поедут, издаля им нарисуется, как на картинке.
Гостюжный раздавал патроны. Проходя мимо него Рыжов приказал:
– Ты раздавай с умом, чтобы на другой бой хватило.
– Знаю, – отозвался Гостюжный и послал Шепотинника отнимать у кого-то лишние обоймы.
Это будет получше, чем говорить перед людьми любую речь, подумал Рыжов. Когда я думаю о следующем бое, они сразу начинают верить. А с верой в этот второй бой они не сломаются.
Только вот Борсина… Ходила, странно смотрела на мужиков, одному мальцу, невесть как затесавшемуся в эскадрон, в целом, обстрелянный, опытный, посоветовала:
– Ты не крепись, парень. Чуть что – ложись, пусть мужики воюют.
Табунов на нее сразу набросился:
– Прекратить пораженческую пропаганду.
– Это вы во всем пропаганду видите, – спокойно отозвалась Борсина. – А я просто разговариваю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});