Почему-то в ее голосе появляются обвинительные ноты. Кларк пожимает плечами.
— Да, тебе наплевать. — Теперь Баллард говорит тихо, почти шепотом. — Тебе на самом деле нравится снаружи. Ведь так?
Лени неохотно кивает.
— Ага, похоже на то.
— Но это так… Рифт может убить тебя, Лени. Он может убить нас сотней разных способов. Разве это тебя не пугает?
— Не знаю. Я не думаю об этом. Подозреваю, что да, может и убить. Ну, вроде того.
— Тогда почему ты так счастлива там? — кричит Баллард. — Ведь это не имеет смысла…
«Не сказать, что я именно „счастлива“».
— Не знаю. Но в чем проблема-то? Множество людей занимаются опасными вещами. Как насчет парашютистов? Скалолазов?
Но Дженет не отвечает. Ее силуэт на кровати словно затвердевает. Неожиданно она протягивает руку и включает в каюте свет.
Лени моргает от неожиданной яркости, а потом комната погружается в сумрак, когда затемняются линзы.
— Боже мой! — орет Баллард. — Ты уже и спишь в этом гребаном костюме?
Об этом Кларк просто не подумала. Так ей казалось гораздо легче.
— И все это время, пока я тут тебе душу изливала, ты стояла тут с этим поганым лицом робота! У тебя даже не хватило порядочности показать мне свои треклятые глаза!
Кларк отступает, изумленная. Баллард поднимается с кровати и делает шаг в ее сторону:
— Только подумать, а ведь, прежде чем тебе дали этот сраный костюм, ты даже могла за человека сойти! А теперь не пойти ли тебе и не поиграть с чем-нибудь в своем разлюбезном океане!
И она с грохотом захлопывает люк прямо перед лицом Лени.
Та какое-то время смотрит на задраенную переборку. Знает — ее лицо сейчас совершенно спокойно. На нем почти никогда не отражаются эмоции. Но она стоит здесь и не двигается, пока съежившееся существо внутри слегка не расслабляется.
— Хорошо, — наконец очень тихо произносит Лени. — Думаю, я пойду.
Когда она появляется из воздушного шлюза, ее уже ждет Баллард и тихо говорит:
— Лени, нам нужно поговорить. Это очень важно.
Кларк наклоняется и снимает ласты.
— Выкладывай.
— Не здесь. В моей каюте.
Кларк смотрит на нее.
— Пожалуйста.
Та поднимается по лестнице.
— А ты не собираешься снять?.. — Дженет останавливается, когда Кларк переводит на нее взгляд. — Неважно. Все в порядке.
Они заходят в кают-компанию. Баллард впереди. Кларк следует за ней по коридору в ее комнату. Напарница закрывает люк и садится на койку, оставляя место для Лени.
Та осматривает тесное пространство. Хозяйка завесила зеркало на переборке простыней.
Дженет хлопает по кровати рядом с собой:
— Иди сюда, Лени. Садись.
Кларк неохотно садится. Неожиданная доброта напарницы смущает ее. Она так себя не вела с тех пор…
«…с тех пор как не чувствовала себя главной».
— …это может показаться тебе нелегким, — начинает Баллард, — но мы должны вытащить тебя с рифта. Они вообще не должны были посылать тебя сюда.
Кларк не отвечает.
— Помнишь тесты, которые мы проходили? Они измеряли нашу толерантность к стрессу; к заточению, длительной изоляции, постоянной физической опасности — к такого рода вещам.
Лени едва заметно кивает:
— И?..
— И ты думаешь, они проверяли эти качества, не понимая, какие люди будут ими обладать? Или как они такими стали?
Внутри Кларк что-то замирает. Снаружи ничего не меняется.
Баллард слегка наклоняется к ней:
— Помнишь, что ты сказала? Про скалолазов, парашютистов и почему люди намеренно совершают опасные поступки? Я читала про это, Лени. Мне нужно было понять тебя, я много читала…
«Нужно было понять меня?»
— …и знаешь, что общего есть у всех любителей острых ощущений? Они все говорят, что ты не знаешь жизни, пока не почувствовал приближение смерти, пока почти не умер. Им нужна опасность. Они кайфуют с нее.
«Ты совсем меня не знаешь…»
— Некоторые из них ветераны войны, другие долго были заложниками, некоторые провели много времени в опасных зонах по той или иной причине. А настоящие маньяки…
«Меня никто не знает».
— …те, кто не может жить счастливо, не находясь на грани все время… Большинство из них начали рано, Лени. Еще детьми. А ты, держу пари… ты даже не любишь, когда к тебе прикасаются…
«Уходи. Уйди».
Баллард кладет руку на плечо Кларк.
— Как долго ты терпела надругательства над собой, Лени? — тихо спрашивает она. — Сколько лет?
Кларк движением плеча сбрасывает ее ладонь и молчит. Чуть перемещается на койке, отворачиваясь. «Она не хочет причинить тебе зла».
— Все так, да? Ты не просто выработала в себе стойкость к травмам, Лени. У тебя теперь зависимость от них. Не так ли?
Кларк понадобилась всего лишь секунда, чтобы восстановить равновесие. Костюм и линзы делают все проще. Она спокойно поворачивается к Баллард. Даже слегка улыбается.
— Надругательства? Какой необычный термин. Я думала, он уже вышел из употребления после охоты на ведьм. Любишь историю, Дженет?
— Существует механизм, — начинает рассказывать ей та. — Я читала о нем. Ты знаешь, как мозг справляется со стрессом, Лени? Он качает в кровь различные стимуляторы, вызывающие привыкание. Бетаэндорфины, опиоиды. Если это происходит достаточно часто и долго, то ты подсаживаешься. И никак иначе.
Кларк чувствует какой-то звук, разрастающийся в горле, иззубренный кашляющий шум, похожий на скрип рвущегося металла. Только спустя мгновение она понимает, что смеется.
— Я не вру! — настаивает Баллард. — Можешь посмотреть сама, если не веришь мне! Разве не знаешь, сколько детей, подвергавшихся насилию, всю жизнь проводят с мужьями, которые их бьют, или сами себя увечат, или начинают заниматься прыжками со свободным падением…
— И от этого счастливы, так? — Кларк все еще улыбается. — Им так нравится, когда их насилуют, бьют или…
— Нет, разумеется, ты не счастлива! Но то чувство, которое ты испытываешь, близко к счастью настолько, насколько это для тебя возможно. Поэтому ты смешиваешь их, ищешь напряжение, стресс везде, где только можешь. Это физиологическая зависимость, Лени. Ты нуждаешься в опасности. Просишь о ней. И всегда просила.
«Нуждаюсь». Баллард читала, Баллард знает: жизнь — это чистая электрохимия. Нет смысла объяснять, каково это. Нет смысла объяснять, что есть вещи гораздо хуже побоев. Есть вещи, которые хуже того, когда тебя связывает и насилует собственный отец. А потом наступает перерыв, и ничего не происходит. Он оставляет тебя в одиночестве, и ты не понимаешь, надолго ли. Сидишь за столом напротив него, заставляешь себя есть, а избитые внутренности стараются вновь собраться вместе; а он треплет тебя по волосам, улыбается, и ты понимаешь, передышка затянулась, и он скоро придет. Сегодня ночью, или завтра, или послезавтра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});