— Как тебе не стыдно травить своего товарища? — грозно спросил он меня. Будаков стоял рядом.
— Что значит травить, — поинтересовался я. — Стенгазета направлена на то, чтобы выявлять и пресекать позорные явления нашей жизни. Ведь я же не обижаюсь и не считаю травлей, когда меня изображают залетевшим по пьянке в комендатуру.
— Ну, так ведь ты и правда напился и залетел, — все еще не просекая ситуацию, сказал Невмержицкий.
— Ну, так ведь и все, что здесь изображено и написано, тоже правда, — парировал я.
И тут до Коли дошло:
— Будаков, ты что, и вправду грязные носки собирал?
В ответ Будаков ответил:
— Мне жаль, что я предал этот факт огласке!
Секунд тридцать взводный смотрел на него, а потом резко встал и сказал:
— Козлов, повесь газету на место!
Что я с радостью и выполнил.
Недели через две газета вновь пропала и уже совершенно бесследно. Только в Афгане Леха Рожков признался, что она лежит у него дома. Он, оказывается, собирал все сатирические газеты роты.
После выпуска мы не виделись с Андреем года четыре. Дороги наши пересеклись в Афганистане. В 1985 г. в Лошкаргах из Чучково прибыл 6-й ооСпН, в котором помощником начальника штаба был Андрюха. Это была старлеевская категория. Андрей попросился на эту должность с капитанской категории командира группы спецназначения. Видимо, командир он был никакой, потому никто не оспаривал это назначение.
Как-то его направили в штаб Армии в Кабул. Лететь надо было через Кандагар. Только здесь, на юге Афганистана, садились самолеты. Дожидаясь борта, Андрюха прибыл к нам в офицерский модуль. Ему сразу выделили свободную койку, а по поводу прибытия офицера из братского батальона решили даже «сообразить» и накрыть стол. Побежали в магазин и купили какой-то закуси. Достали, что лежало в закромах, на случай обмытия чего-нибудь. Извлекли даже литровую флягу спирта. Глядя на эти приготовления, Андрюха расчувствовался и, смахнув скупую мужскую слезу, сказал: «Э-эх! Гулять, так гулять!» и рванул к своему рюкзаку.
Все с интересом замерли, наблюдая, что он там ищет. С видом купца, швыряющего под ноги толпе золотые червонцы, Андрюха шваркнул на стол… пачку сухарей. Видя наше недоумение, он пояснил, что тем, кто едет в командировку, согласно какому-то приказу, полагаются пшеничные, белые сухари. «Многие этого не знают, и продслужба обманывает командировочных, «зажимая» сухари. Но я-то этот приказ читал и начпроду сказал, что без сухарей в командировку не уеду. Пришлось ему выдать. Вот! Мы сейчас их и съедим».
На столе были хлеб, спирт, югославские консервированные салаты, «колбаса, ветчина и прочая антисоветчина» и… результат широкого жеста Андрея Будакова — пшеничные сухари.
Все потрясенно смотрели на них. На Будакова старались не смотреть.
Ну что поделаешь? Человек такой!
Всему свое время
Воздушно-десантное училище, называемое сейчас институтом, до сих пор не испытывает трудностей с желающими обучаться в стенах этой прославленной кузницы офицерских кадров. А во времена, когда у руля ВДВ стоял прославленный «Дядя Вася», Василий Филиппович Маргелов, конкурс туда был, как в МГУ. Однако большая часть абитуриентов, а при удачном для них стечении обстоятельств курсантов первого курса, стремилась в училище не столько для того, чтобы постигнуть «науку побеждать» в Суворовском смысле. Ими скорее двигало желание постигнуть науку побеждать в уличной драке. Карате, которое было панацеей от дворовых обидчиков, вот, что было побудительным мотивом для поступления. Поэтому все круто разочаровывались, узнавая, что карате занимаются не все повально, а лишь те, кого примут в секцию, которая занималась в спецклассе.
Спецкласс — это особое место. Там стояли манекены с датчиками, как в уязвимых местах тела человека. От удара по ним манекен складывался пополам. Стояли макивары. Стены были покрыты кровавыми картинами рукопашной схватки, в которой верх одерживал советский десантник. На самом деле всей этой фигней никто никогда не пользовался во время реальных занятий. Нужно это было только для «показухи» каким-нибудь лохам-начальникам или таким же лохам из состава иностранных делегаций, посещавших наше училище.
Но, несмотря на это, манекены железно работали как приманка для молодых и рьяных. Сразу после прибытия из Селецких лагерей, где молодые «курки» проходили курс молодого бойца и «высирали мамины пирожки», толпы желающих осаждали спецкласс.
Но попасть туда было не так просто. Здесь проверялись гибкость, координация движений и ловкость желающих. Потом кандидатов проверяли на стойкость в спаррингах друг с другом. И лишь самые умелые и стойкие, с разбитыми, но счастливыми мордами зачислялись в спецкласс. Далее отсеивались уже в процессе занятий. Основная масса, желавших научиться хорошо драться, овладевала этим навыком года через полтора-два. И лишь самые стойкие и фанатично преданные карате занимались до выпуска, а многие из них посвятили себя этому виду спорта и в последующей жизни.
Но таких были единицы. Еще меньше было людей, которые вдруг, курсе на третьем, решали заняться изучением искусства мордобоя. Это было как-то нелогично. Да и не солидно как-то, когда первокурсник в спарринге метелит старшего товарища.
Но, видимо, все это не останавливало нашего друга, Валеру Люлюшина. Зимним рязанским вечером мы с Сашкой Солнышкиным, по кличке Светило, бодрым солдатским шагом спешили на КПП, где ждали наши очередные пассии с машиной. И вдруг наш путь пересекла тень в спортивном костюме, в которой мы узнали Валерку. Он был младше нас на курс и учился на третьем курсе. Тень мелась в сторону булдыря. «Валера! Ты что так поздно в булдырь?» — окликнул его Светило. Приостановившись и проехавшись по наледи асфальта, Валера гордо сообщил, что он и не в булдырь вовсе, а в… спецкласс! Теперь пришла наша очередь держать равновесие.
— Люлю! Да ты что, умом рехнулся? На третьем курсе надо не карате начинать заниматься, а водку пить и по бабам бегать. Вот как мы с Козлевичем.
— Да вы с Козлевичем этого никогда и не прекращали, — парировал Валера.
— Зато я тем, чем ты только собрался заняться, отзанимался в первые два года учебы, — гордо сообщил я…
— Выперли? — догадался Люлю.
— Генерал запретил после драки с ментами, — мрачно ответил я.
— Ну вот, а меня не выпрут!
— Тебя не выпрут! Тебя из спецкласса вперед ногами вынесут, — хмыкнул Сашка. — Пошли лучше по бабам.
— Не вынесут! Меня Гешка Васильев обещал научить.
— Ну, ну! — недоверчиво буркнули мы и побежали дальше. Валера же скрылся в арке учебного корпуса.
Время, потраченное нами, того стоило. Но чем лучше вечером, тем хуже утром. Заявились мы в казарму под утро, не проспавшиеся и не выспавшиеся. В столовой встретились и, обдавая проходящих сокурсников мощным перегаром, договорились сразу после занятий сбегать по пиву.
— Да, а Валера-то не страдает. Вчера, как «честная Маша», после отбоя в постельку. Сегодня, как огурец, — позавидовал Солнышкин.
— Да что-то огурца нашего я не вижу, — усмехнулся я.
— Слушай! А где Люлюшин? — поинтересовался я у проходившего мимо курсанта пятой роты.
— Как это где? — удивился тот. — В санчасти.
Мы удивленно посмотрели друг на друга. Курсант уже собирался бежать — пятая рота закончила завтрак и выходила из столовой.
— Стой, — схватил его за рукав Солнышкин. — Что он там делает?
— Блин, ты че? Сам не понимаешь? Что в санчасти делают? Лежит он там, — и курсант попытался освободить руку. Но Саня, парень, почти двух метров роста, и сделать это нелегко.
— Не трепыхайся, успеешь. Он что, заболел?
— Ага, головой!
— То есть?
— Да вчера в спецклассе под раздачу попал.
Еще до занятий мы успели навестить «болезного». Он лежал на кровати. Вся верхняя часть головы была забинтована, и только один глаз сверкал из белоснежных повязок.
— Ну че, каратист? — усмехнулся Светило. — Допрыгался?
— Да, понимаешь, Гешка решил мне показать, как бьют «хвост крокодила»… — начал оправдываться Л юлю.
— Понимаю, — вступил я. — Вижу, что показал. Ты хоть что-то увидеть успел?
— Смутно, — закрыл глаз Валера.
— То-то! Говорили тебе, чтобы с нами шел. Всему свое время.
— Да-а! — потянул Солнышкин, когда мы вышли из санчасти. — А мы-то с тобой поживее выглядим.
— Вывод — не стоит менять образ жизни, — ответил я.
Следуя этому программному заявлению, мы закончили училище и продолжили службу в войсках. А Валера Люлюшин больше не появлялся в спецклассе никогда. Всему свое время!
ОФИЦЕРСКИЕ
Грузинская прописка