могут сейчас позволить себе укрывать предателя? — спросил царь. — Дело получило огласку. О причастности Василия знают даже заграничные послы. Мы ведем войну с такими же предателями. И ты просишь меня простить одного из них?
Михаил Викторович склонил голову.
— Это разные вещи.
— Да? Может быть, ты забыл, сколько раз Емельян уже прикрывал сына? — произнес Михаил II. — Я пощадил Василия год назад, Емельян мне клялся, что сын оправдает. И что мы видим? Это так великий княжич оправдывает мое милосердие? Почему же тогда он должен жить, ведь боярина Морозова я не пощадил за куда меньший проступок, и заметь, в мирное время. А сейчас идет война. И врагов Русского царства мы должны карать, а не прятать их от закона. Думаешь, мне не жаль Емельяна? Думаешь, я ему не сочувствую? Но он в ответе за то, как воспитал своего сына. Почему твои дети себе подобного не позволяют? Почему понимают, что титул великого князя — это огромная ответственность, а не право творить все что вздумается?
Соколов покачал головой.
— Можно было бы обойтись изгнанием, — ответил он. — Вычеркнуть из рода, превратить в царского человека и забыть о нем.
— Закон требует лишить его жизни, — вставил великий князь Киевский. — И где мы окажемся, если сами свои законы начнем нарушать? Будет вторая Польша. Каждый творит что вздумается, и никто ни за что не отвечает.
Соколов кивнул.
— Ты государь, тебе решать, — глядя на Михаила II, произнес великий князь Выборгский.
Царь поднялся с кресла, опираясь на стол кулаками.
— На сегодня собрание окончено. Через неделю соберемся снова, все обсудим. А пока что — все свободны. Романов!
— Да, государь? — отозвался я, вновь поднявшись с кресла.
— Пойдешь со мной. Поговорим наедине.
— Как пожелаешь, государь.
Великие князья дружной группой встали и направились к выходу. Я же последовал за Михаилом II в комнату, где ждал до этого разрешения войти в переговорную.
Слуга Кремля закрыл за нами и вновь остался по другую сторону дверей. За время моего отсутствия здесь уже поставили небольшой стол, заставленный блюдами с закусками и пустыми чашками. Кофейник и чайник расположились по разным углам стола.
— Садись, Дмитрий, — махнув рукой на диван напротив себя, велел Михаил II.
Я опустился на сидение и сложил руки на коленях. Царь неспешно налил себе чая, настолько крепкого, что он по цвету мало отличался от кофе. Полагаю, если бы не Ерофеев, государя уже бы удар хватил от такого пойла.
— Не стесняйся, — предложил Михаил II. — Редко когда придворный может похвастаться, что в первый же день делил со мной трапезу.
Я склонил голову.
— Благодарю за честь, государь.
После чего взял чашку и налил себе кофе. Но пить первым не стал — как бы там ни было, а царь все равно остается царем.
— Сперва перекусим, потом поговорим, — сообщил он, накладывая на черный хлеб черную икру.
Я ее никогда не понимал, хотя и признавал полезность. Михаил II же явно деликатес любил, так как за первым куском последовали и второй, и третий. Не забывал государь и мясной нарезкой угощаться. Как и всем остальным, чему слуги нашли место на столе. Если после полдника останется хоть крошка, я буду крайне удивлен — отсутствием аппетита государь явно не страдал.
Когда первый чай был выпит, Михаил II заметно подобрел. Разгладились морщины на лице, взгляд стал менее острым, успокоилось дыхание. Даже постоянно исходящая от него аура власти пришла в спокойствие.
— Итак, — заговорил государь.
Я тут же поставил чашку кофе на блюдце, демонстрируя готовность к разговору, но царь махнул рукой.
— Ты ешь, говорить буду я, ты пока послушаешь, — велел он, и я не стал спорить, вернувшись к бутерброду с бужениной. — Как ты уже понял, я оценил твоего «Оракула» по достоинству. За эти выходные мы подготовили корпус под Кремлем, где ты развернешь свою систему. Конечно, пока что это не совсем то, о чем ты просил, но для начала сойдет.
Я кивнул, подтверждая, что услышал.
— Что касается того, что ты сегодня услышал… — Михаил II взял короткую паузу, чтобы зачерпнуть ложкой новую порцию черной икры. — Боярин Морозов до встречи с Василием Емельяновичем, конечно, приворовывал, но без фанатизма, и меру всегда знал. Ты вряд ли об этом знаешь, но у нас любой проект учитывает до десяти процентов на подобные «премии». Человек, конечно, может и не взять, оставаться чистым перед законом, таких я особенно ценю. А кому-то жадность не позволяет не брать чужие деньги. Эти люди попадают в особый список, за ними, в случае необходимости, придет ЦСБ.
Удобно, конечно, но пока не объясняет случившегося.
Государь откусил от бутерброда и долго и вдумчиво пережевывал, глядя в стену. Я, само собой, не торопил, потягивая кофе.
— Но была у боярина мечта — возвыситься, — произнес царь. — На его счастье, родилась дочка, которую можно было бы удачно выдать замуж. А с учетом того, что сам боярин был весьма состоятелен, он мог рассчитывать на очень выгодные предложения. Естественно, великий князь о таком грехе своего боярина прекрасно знал и даже во всем поддерживал — не бесплатно, разумеется, а за долю в «премиальных» деньгах, которые через руки Морозова проходили. Все было хорошо, гармонично, пока на пороге дома боярина не появился Василий Емельянович.
Михаил II кивнул мне на чайник, и я поспешил наполнить его чашку. Царь принял от меня напиток и, сделав первый глоток, продолжил.
— Младший великий княжич никогда особым умом не отличался, — сказал государь. — И ему хватило мозгов дать Морозову обещания, которых никто бы не стал исполнять. На тот момент Емельян Сергеевич в Москве отсутствовал, и понятия не имел, что творит его сын. А Василий, желая покрасоваться перед будущим тестем, выкрал секретные документы из кабинета отца и притащил их Морозову. Боярин, в отличие от великого княжича, дураком не был и сразу сообщил Невскому, что происходит. Очень уж важные сведения сынок принес.
Замолчав на несколько секунд, государь отпил из чашки, прежде чем заговорить снова:
— Сведения в итоге попали на стол ЦСБ, царица курировала это дело лично, — продолжал он. — Василия в срочном порядке выслали из столицы со строжайшим запретом на возвращение в Москву. Но история на этом не закончилась. Увы, как мы теперь знаем, великий князь Новгородский работал не только на Русское царство. Копии документов всплыли в Речи Посполитой, откуда попали в руки Германского рейха. Долгорукий представил дело так, будто это боярин Морозов в отместку за срыв помолвки решил отомстить, передав врагам копии документов. Признаваться, что у нас были