Читать интересную книгу Заколдованный замок (сборник) - Эдгар По

Опасность сдвига в основном возникает, когда трюм заполняется не полностью, и в таких случаях жизненно важно принимать необходимые меры предосторожности. Лишь те, кто встречался с диким яростным штормом, вернее, те, кто испытывал качку в неожиданно наступающем после бури штиле, могут представить себе невероятную силу, с которой ныряет судно, и то, какую чудовищную движущую силу это придает находящимся на борту незакрепленным предметам. Именно такие случаи наглядно показывают необходимость тщательной укладки груза в незаполненном трюме. Когда судно с неправильно сконструированным баком (особенно с небольшим числом парусов) лежит в дрейфе, его часто кренит набок, что в среднем происходит каждые пятнадцать — двадцать минут, но без каких-либо серьезных последствий, если груз уложен правильно. Но если погрузке не было уделено должное внимание, при первом же сильном наклоне весь груз съезжает на ту сторону, которая лежит на воде, из-за чего судно теряет возможность вновь обрести равновесие, как непременно произошло бы в противном случае, в считаные секунды набирает воду и идет на дно. Не будет преувеличением сказать, что не меньше половины примеров, когда суда тонут во время шторма, происходят по причине смещения груза или балласта.

При перевозке штучного товара груз после его как можно более плотного размещения необходимо накрыть толстым слоем прочных досок по всей ширине судна. На эти доски следует установить временные стойки до бимсов — так все будет надежно закреплено. При перевозке зерна или подобных продуктов требуются дополнительные меры предосторожности. Трюм, полностью загруженный зерном на выходе из порта, в пункте назначения окажется заполненным на три четверти, хотя, если грузополучатель измерит зерно бушель за бушелем, его объем за счет разбухания в значительной степени увеличится по сравнению с отправленным. Это происходит за время пути в результате утряски, и утряска тем значительнее, чем хуже погода. Если же зерно просто засыпать в трюм, как ни крепи его досками и стойками, все равно за время долгого плавания оно сдвинется настолько, что может стать причиной губительных последствий. Дабы этого избежать, необходимо еще в порту перед отплытием принять все меры для того, чтобы утрясти груз наилучшим образом, и для этого существует множество приемов, среди которых можно упомянуть вбивание клиньев в зерно. Но даже после того, как все доски перекрытия надежно закреплены, ни один опытный моряк не будет чувствовать себя в полной безопасности с грузом зерна на борту даже в самый незначительный шторм, и менее всего, если трюм заполнен не полностью. Однако сотни наших каботажных судов и, несомненно, во много раз больше судов из европейских портов ежедневно выходят в море с неполными трюмами даже самых опасных для перевозки товаров, не соблюдая никаких мер предосторожности. Поистине удивительно, что крушения не происходят еще чаще. Один прискорбный случай подобного безрассудства произошел, насколько мне известно, с Джоэлом Райсом, капитаном шхуны «Светлячок», которая в 1825 году вышла из Ричмонда, штат Виргиния, на Мадейру с грузом кукурузы. За плечами капитана было немало плаваний, и с ним ни разу не случалось сколько-нибудь серьезного происшествия, хотя он имел привычку не следить за погрузкой, разве что проверял, чтобы груз был закреплен как следует. Сыпучих грузов ему до сих пор возить не приходилось, и на этот раз он просто ссыпал кукурузу в трюм, не заполнив его и наполовину. Бóльшая часть путешествия проходила под легким бризом, но в дне пути от Мадейры его настиг штормовой норд-норд-ост, заставив лечь в дрейф. Капитан Райс развернул шхуну в бейдевинд[3], оставив лишь фок[4], взятый на второй риф, и она пошла, как полагается, не зачерпнув ни капли воды. К ночи ветер немного стих, и она начала раскачиваться сильнее, но по-прежнему держалась уверенно, пока сильный крен не положил ее на правый борт. После этого моряки услышали, как пересыпается кукуруза. Под ее напором был вырван главный люк, и судно камнем пошло ко дну. Произошло это на расстоянии слышимости от небольшого шлюпа с Мадейры, который подобрал одного из моряков (единственного, которому удалось спастись) и в полной сохранности преодолел шторм, что произошло бы и с любой лодкой при должном управлении.

«Косатка» была загружена крайне небрежно, если практически беспорядочное сваливание в кучу бочек для ворвани[5] вместе с предметами корабельного хозяйства вообще можно назвать загрузкой. Между составленными на нижней палубе горой бочками и верхней палубой, как я уже говорил, оставался просвет, достаточный для того, чтобы я мог в него протиснуться, кроме этого в трюме имелись и другие большие пустоты. Пустое место было оставлено вокруг главного люка. Рядом с отверстием, прорезанным в стене Августом, поместилась бы целая бочка, там я и расположился с удобством.

К тому времени как мой товарищ вернулся в каюту и надел на себя наручники и веревку, уже совсем рассвело. И надо сказать, что нам очень повезло, ибо, едва он с этим покончил, вниз спустился помощник капитана вместе с Дирком Питерсом и коком. Они какое-то время говорили о судне с островов Зеленого Мыса и, кажется, были весьма взволнованы его скорым появлением. Потом в каюту Августа вошел кок и сел рядом в изголовье койки. Мне в моем укрытии было все видно и слышно каждое слово, потому что вырезанный из стены кусок мы так и не вставили на место, и я ждал, что в любую секунду негр провалится через завешенное курткой отверстие и все откроется, после чего нас, конечно же, недолго думая пустят в расход. Однако удача не отвернулась от нас. Из-за качки он несколько раз прикасался к куртке, но не настолько сильно, чтобы почувствовать за ней пустоту. Нижняя часть куртки была предусмотрительно прикреплена к койке, чтобы она, случайно качнувшись, не открыла отверстие. Все это время Тигр лежал под койкой, и к нему, кажется, начали возвращаться силы, потому что я видел, как он время от времени открывал глаза и делал глубокие вдохи.

Через несколько минут первый помощник и кок поднялись наверх, оставив с Августом Дирка Питерса, который, как только они ушли, вошел в каюту и сел на то самое место, где только что сидел первый помощник. Он завел весьма оживленный разговор с Августом, и мы поняли, что его показное опьянение по большей части было притворством для отвода глаз помощника капитана и кока. Он совершенно спокойно и открыто отвечал на все вопросы, заверил Августа, что его отца наверняка подобрали, потому что в тот день, когда его посадили в лодку, перед самым закатом на горизонте он видел никак не меньше пяти парусников, и вообще всячески старался его утешить, что удивило меня не меньше, чем обрадовало. Более того, у меня зародилась надежда, что при посредничестве Питерса мы сможем захватить власть на бриге, и я упомянул об этом Августу при первой же возможности. Он счел это возможным, но тут же заметил, что в этом деле нужна крайняя осторожность, поскольку такое дружелюбное поведение метиса было, судя по всему, не более чем случайной блажью, мало того, невозможно было даже сказать, в своем ли он уме. Питерс ушел на палубу примерно после часа разговора с Августом и вернулся лишь в полдень с изрядным запасом солонины и пудинга. Когда мы снова остались одни, я выбрался из своего убежища и наелся досыта. Больше в тот день в кубрик никто не спускался, и ночью я улегся на койку Августа и проспал блаженным сном почти до рассвета, когда он разбудил меня, услышав какое-то движение на палубе, после чего я поспешил вернуться в свой тайник. Когда стало совсем светло, мы заметили, что Тигр почти полностью восстановил силы и не обнаруживает никаких признаков водобоязни. Мы дали ему немного воды, и он с жадностью вылакал ее. В течение дня к нему вернулись прежние энергия и аппетит. Его необычное поведение, несомненно, было вызвано вредоносным воздухом в трюме и не было связано с собачьим бешенством. Я не нарадовался тому, что убедил Августа забрать его из ящика. То было тридцатое июня, тринадцатый день плавания.

Второго июля первый помощник спустился вниз, как всегда навеселе и в необычно приподнятом настроении. Он подошел к койке Августа и, хлопнув по спине, осведомился, не станет ли тот баловать, если он его отпустит, и обещает ли он не ходить больше в салон. На это мой друг, разумеется, ответил утвердительно, после чего негодяй снял с него наручники и веревку, предварительно заставив отпить из фляги с ромом, которую достал из кармана куртки. Они вместе ушли на палубу, и следующие три часа я Августа не видел. Затем он спустился с хорошей новостью: ему разрешили свободно перемещаться по носовой части брига вплоть до грот-мачты[6], а спать велели, как обычно, в кубрике. Он принес мне сытный обед и хороший запас воды. Бриг все еще курсировал в ожидании судна с островов Зеленого Мыса, и недавно на горизонте показался парус, как предполагалось, тот самый. Поскольку последующие восемь дней не ознаменовались сколько-нибудь важными событиями и не имеют непосредственного отношения к моему повествованию, я передам их в форме дневника, потому как не хочу их совсем пропускать.