его решению. Два дня назад ей было все равно, кто станет ее мужем. Она хорошо знала законы Лакуны, и уж кому-кому, но не ей, дочери Диктатора, их нарушать.
Когда-то, как ей казалось очень давно, она мечтала о человеке, которого сможет полюбить. Она смутно представляла, каким он будет, но рассказы матери о знаменитом объяснении Кандара на балу, о любви с первого взгляда и свадебном путешествии по России, Польше, Италии и Испании, рассказы, приукрашенные богатой фантазией Лиллианы, будили в ней мечту о встрече необыкновенной, о любви мгновенной и всепоглощающей.
Мать привила ей страсть к чтению, занятию хотя и не запрещенному, но и не поощряемому. Лиллиана обладала великолепной библиотекой, быть может единственным в Лакуне едва ли не полным собранием романов, вышедших в мире за последние два века. Через посольство в Греции ей доставляли все более или менее заметные новинки современной литературы, разумеется художественной, – другой Лиллиана не читала.
Мария с ранних лет имела свободный доступ в огромный двухсветный зал с длинными, доходящими до потолка полками, с мягкими креслами и диваном, на котором можно удобно примоститься с книгой, а порой вздремнуть и видеть сны, похожие на только что прочитанное, удивительное, чудесное, ничем не напоминающее пресную лакунскую действительность.
Кандара, естественно, беспокоило подобное времяпрепровождение дочери, но он надеялся, что здоровое гигиеническое воспитание окажется сильнее болезненного пристрастия ко всякого рода фантазиям.
Но хотя Мария прошла все стадии государственного воспитания, посещала, как положено, детскую организацию “Сана”, занималась спортом и даже преуспела в теннисе и фигурном катании, отец с горечью замечал в ней нездоровые перепады настроения: веселая, озорная, подвижная, она вдруг делалась задумчивой, даже замкнутой и отчужденной.
Кандар принял меры: книги Лиллианы после ее смерти были переданы в хранилище Лакунской библиотеки, а в двухсветном зале появились гимнастические снаряды. Сам Кандар лично три раза в неделю занимался с дочерью гимнастикой. Три раза в неделю по сорок минут. Два раза в неделю, тоже по сорок минут, он объяснял ей свои идеи, делился мечтой о будущем общества, где здоровые, красивые люди будут наслаждаться здоровой, естественной жизнью, где не станет уродующих тело болезней, деформирующих психику и делающих человека несчастным.
Мария покорно занималась с отцом, внимательно слушала его лекции, но тревога не покидала Диктатора. Мария избегала подруг по организации “Сана”, оставалась безразличной к простым радостям непосредственного общения. Кандар опасался, что нездоровая замкнутость и таящаяся в ней неудовлетворенность могут обернуться какой-нибудь болезнью.
Случилось другое. Года два назад Мария внезапно исчезла. Фан Гельбиш поднял на ноги своих сакваларов. Марию нашли в горах, у Шванского перевала, известного своей непроходимостью. Нашли без сознания, обессиленную и израненную. По-видимому, она сорвалась с отвесной скалы.
На вопрос отца, зачем и куда она шла, Мария сказала, что хотела увидеть мир.
Увидеть мир!.. Но именно ради того, чтобы оградить людей Лакуны от тлетворного влияния этого “мира”, Кандар совершил свою Революцию, двадцать с лишним лет строил в стране здоровое общество! Он взял с дочери слово, что она не повторит своего безумного поступка. Мария дала слово.
Она смирилась с тем, что манящий ее “мир”, лежащий за границей Лакуны, недостижим для нее, как луна и звезды, которые, впрочем, можно хотя бы увидеть. Она покорилась судьбе. Необыкновенной встречи не будет. Она станет женой человека с отличной фигурой, коротко, гигиенично постриженного, любящего только то, что предписывается установлениями Диктатора.
Ей стало безразлично, кто будет ее мужем. Все сроки прошли: скоро ей девятнадцать. Она просила отца только об одном – не торопить ее.
И вдруг он появился – необыкновенный человек. И встреча с ним тоже оказалась необыкновенной, как в романе, – его выбросило море к ее ногам… Оставив Алена в купальне в момент его ареста, она уверяла себя, что больше никогда его не увидит. Она пыталась не думать о нем, но безуспешно. Его появление на площади в мундире саквалара оказалось для нее, как ни странно, не таким уж неожиданным: с самого утра она жила ожиданием.
Необыкновенное началось.
И когда за несколько минут до прихода отца Мария вдруг увидела Алена у себя в комнате, она тоже не удивилась – он должен был появиться – и рассмеялась. Рассмеялась, как в детстве, когда мать дарила ей новую игрушку или отец подбрасывал ее высоко-высоко, чтобы поймать и снова подбросить. Рассмеялась и тут же испугалась.
– Я говорил тебе, что мы еще увидимся, – весело сказал Ален и шагнул к ней.
Мария отступила.
– Уходите! – сказала она чуть слышно.
Теперь засмеялся Ален:
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Нет! – вырвалось у нее.
Ален подошел к ней и взял за руку. Мария не отняла руки. Сейчас он обнимет ее и поцелует… И вдруг она вздрогнула: в парке зашуршал гравий. Кто-то шел по дорожке к дому. Мария подбежала к окну.
– Отец! – прошептала она испуганно.
– Диктатор? – Ален усмехнулся. – Отлично! Я хочу поговорить с ним.
– О чем? – растерянно пролепетала Мария.
– Буду просить у него твоей руки.
Мария вспыхнула. Это было так похоже на рассказы матери о ее первой встрече с отцом. Секунду она колебалась.
– Нет! Не сейчас… Уходите… Пожалуйста…
– Куда? – спросил Ален, улыбаясь.
Мария подтолкнула его к двери в соседнюю комнату, где помещалась ее спальня. Ален на мгновение задержался, обнял ее и поцеловал.
В коридоре послышались шаги.
– Отец не должен вас видеть, – выдохнула она. – Прошу вас…
Ален скрылся в спальне, и Мария притворила дверь. В этот момент вошел отец.
– Тебе уже восемнадцать лет, – сказал Кандар.
– Да. Я слушаю тебя, отец, – ответила она как можно спокойнее.
– Ты просила дать тебе время. Я терпеливо ждал, когда ты сама заговоришь. Ты молчишь.
– Я не хочу замуж, – сказала Мария, смутившись.
– Я должен напомнить тебе Закон, – строго произнес Кандар.
– Не надо. Я знаю его.
– Ты моя дочь. Я не могу допустить, чтобы моя дочь нарушила Закон, который установлен для всех. Ты должна выйти замуж до истечения трех месяцев. Через три месяца кончается предельный срок.
– А что ты сделаешь, если я скажу нет? – спросила Мария.
– Ты не скажешь нет.
– Я никого не люблю, – пробормотала Мария и покраснела.
Кандар помолчал: если он позволит себе малейшее сочувствие к дочери, то уйдет ни с чем.
– У тебя было время подумать. Если ты до сих пор не сделала выбора, я буду вынужден сделать его за тебя.
Мария в замешательстве посмотрела на отца. Так он с ней никогда не разговаривал.
– Ты выдашь меня замуж против моей воли?
Кандар ответил не сразу. Что-то ему пришлось в себе преодолеть.
– Да, – сказал он наконец. – Да! Я воспользуюсь правом отца решать самому, если к установленному сроку