себя не прощу, если он тебя…
– Та-а-ак! Послушай, – я жмусь к обочине и, остановив машину, оборачиваюсь к Нике. – Я дядя взрослый. И сам решаю, что мне делать – раз. Два – он понятия не имеет, кто я. К тому же не забывай, с чего все началось. Напал на тебя именно он, и у нас есть подтверждающая это запись. Если у мудака остались хоть какие-то мозги, он поймет, что мы пустим ее в ход при малейшем шухере.
Ника стряхивает слезы со щек.
– Ты правда думаешь, что Шумаков вот так нам это спустит?
– А какие у него варианты?
– Достать меня. Он прямым текстом сказал, что ему не составит труда возбудить против меня дело.
– Против тебя? – скептически кривлю губы.
– Да, как пособницы Анатолия.
С губ срывается поток отборного мата. Ника вздрагивает. Нет, я понимаю, что это ничего в данном случае не меняет, но то, что взрослый мужик способен действовать вот такими грязными методами против ни в чем не виновной девочки, не укладывается в моей голове. Хотя, казалось бы, что – я этого беспредела на зоне не видел? Или не сталкивался по жизни? Да сколько хочешь! А ведь все равно, каждый раз удивляюсь человеческой низости. Руки чешутся, так хочется вернуться и еще ему наподдать. С другой стороны, если бы не это, я, может, и не сумел бы убедить Нику уехать. Теперь же у нее просто нет выбора.
– Разберемся.
– С кем? С прокурором?
Ну, точно, у Ники истерика. Плачет и смеется заливисто.
– И с ним тоже. Он прокурор какого района?
– А что?
– А то. Мы сейчас поедем снимать побои. Надо понимать, до какой больницы у него в случае чего не дотянутся руки.
– Я не хочу никуда ехать.
– Ник! Это твоя страховка, понимаешь? – сгребаю ее ладошку и подношу к губам. Ника судорожно всхлипывает.
– Понимаю. Но он ничего не успел сделать. Только на пол повалил.
– А это? – задираю рукав, демонстрирую оставшиеся от прокурорских лап синяки. – И вот…
– Но это же ты мне фингал оставил!
– А скажем, что он. Все сгодится. Кстати, у тебя с головой как? Не болит? Может, подташнивает? На сотряс наскребем симптомов?
– Наскребем, если надо, – вздыхает Ника.
– Надо. Чем серьезней повреждения будут задокументированы, тем лучше.
– Ладно. Только нужно успеть забрать Романа из школы.
– Успеем. Нам незачем резину тянуть. Чем быстрее мы отсюда свалим – тем лучше.
– К-куда свалим?
– Да куда угодно. Но лучше бы, конечно, ко мне. Там тебя уж точно никто искать не станет. Руки коротки.
– Ты предлагаешь мне пуститься в бега?! Как… какой-нибудь рецидивистке?
– А ты предлагаешь сидеть здесь и ждать, когда этот урод до тебя доберется?
– Я не знаю! Не знаю. Господи, как такое вообще возможно? Поверить не могу, что это происходит со мной! Он чуть не изнасиловал меня! – Ника прячет лицо в ладонях. – Но я же… Я не давала ему никакого повода думать, будто хочу этого! Клянусь, я…
– Т-с-с. Таким уродам, как этот, не нужно повода. Ни одному насильнику не нужно. Не вздумай винить себя.
– Он сказал, что его жена хочет портрет… А мне ведь деньги нужны. На подарок Ромке. На елку, и потом…
– Ну, что ты, маленькая? Не надо оправдываться. И плакать не надо тоже. Возьми себя в руки. Ненадолго. Пока мы побои снимем. А там сколько хочешь плачь, хорошо? А я тебя жалеть буду.
– Не надо меня жалеть!
– Ну, конечно же, надо. Вот так… – целую ее мокрые ресницы. – И так… – В губы. А она сжимается, застывает ледышкой. Ну, собственно, неудивительно, после всего, что произошло. Не следовало мне к ней лезть со своими нежностями. Отстраняюсь. Осторожно провожу по щеке пальцами. Сердце бухает в груди молотом. – Все будет хорошо, слышишь? Я тебе обещаю.
– Иногда мне кажется, что все хорошее осталось в прошлом. – Всхлипывает.
– Глупости. Вот вернемся домой, и я тебе покажу, как ты ошибаешься.
– Домой, – протягивает Ника и недоверчиво качает головой. Ничего… Ничего. Ее чувства понятны. Она просто еще не видела своими глазами все, что я готов ей предложить.
– Домой, – убежденно повторяю и вновь выруливаю на дорогу.
В больнице все проходит на удивление быстро. Даже привирать не приходится. Сотряс у Ники вполне реальный. Хоть и несильный. На повреждения средней тяжести с натяжкой покатит. Это, конечно, хорошо. Плохо, что нам в дорогу. Проносится мыслишка отправить Нику с Ромкой вперед себя самолетом. Но поскольку на месте их некому встретить, я, в конце концов, отказываюсь от этой мысли. Поедем вместе. Пусть даже из-за остановок придется провести в дороге несколько дней.
– Ну, ты чего сидишь? – останавливаюсь у медитирующей над чемоданом Никой. – Плохо, да?
– Нет. Мы не можем поехать. У Ромки здесь друзья, школа…
– Которую он ненавидит?
Ника отводит взгляд и прячет в рукавах руки. Знаю, может быть, это жестоко, но я не могу позволить ей включить заднюю. Во-первых, это опасно. Во-вторых, боюсь, у меня не будет лучшего шанса заманить ее на свою территорию. А там, как ни крути, мне будет гораздо проще убедить ее, что мы созданы друг для друга.
– Я не знаю, что мне делать. Я так запуталась…
– Просто верь мне. Это несложно.
– Несложно? – Ника даже рот открывает от возмущения. – Да ты не представляешь, насколько! Я уже верила одному мужчине. Твоему брату. Видишь, чем это все для меня закончилось?
– Я не Толик, – цежу.
– И я это знаю! Проблема в том, что только это мне о тебе и известно. Ты просишь меня ехать с тобой, но я понятия не имею, в каком ты живешь городе. Ты говоришь, что хочешь быть со мной, но что вообще ты обо мне знаешь? Думаешь, я все еще та девочка, которой была в нашу первую встречу? Нет! Уже давно нет.
Я не понимаю, что на это ответить. И хорошо, что Ника это понимает. Тяжело вздохнув, она возвращается к сборам. В чемодан летят свитера, брюки…
– Не знаю, что еще взять. – В отчаянии она отталкивает от себя чемодан ногой.
– Не беда, если ты что-то забудешь.