— Да уж. Чувствую я себя действительно так, словно побывал в открытом космосе. — Он вытянул ноги и скрестил их в лодыжках, закинул руки за голову. — А где отец?
— Ушел играть в покер с приятелями.
Этот небольшой, ухоженный сад оказывал на Эндрю благотворное воздействие. Он взял бутылку сидра и поднес ее к губам.
— Ну, — проговорила мать, — и когда ты намерен рассказать нам о нашем новом внуке?
Поперхнувшись, Эндрю закашлялся и, когда наконец восстановил дыхание, раздраженно воскликнул:
— Не пугай, ма, это еще только должно случиться!
Она добродушно улыбнулась.
— Как тебе не стыдно скрытничать, Эндрю!
Смирившись с неизбежностью, он глубоко втянул в себя воздух.
— Скажи мне только одну вещь. Откуда ты узнала?
Подняв свой бокал, она улыбнулась еще шире.
— Эндрю, я твоя мать. Я все о тебе знаю.
Он не собирался клевать на эту наживку. Пристроив бутылку между коленями, Эндрю взял тарелку с бутербродом, решив, что и сам умеет играть в такие игры. Но он совсем забыл, что его мать — непревзойденный мастер.
Отхватив сразу половину бутерброда, он еще раз взглянул на мать, сидевшую со всезнающей улыбкой, и сдался.
— Ладно. Кто тебе сказал?
Она сделала глоток чаю и усмехнулась.
— Витторио.
— Что?!
— Ну… — Она повертела в руках бокал. — Я решила, что это нехорошо, когда остальные в семье не знают. Поэтому сообщила ему, что у тебя скоро будет ребенок.
При этом известии он поперхнулся куском хлеба и целую минуту опять не мог откашляться. Затем мокрыми от слез глазами уставился на мать.
— Как?! Ты сказала ему?
— Конечно, дорогой.
Лишившись дара речи, он откинулся на спинку кресла и просто смотрел на нее.
— Поэтому, когда Витторио сообщил, что ты явился на работу, похожий на драного кота, и взял отпуск… — Она снова усмехнулась. — Мы все умеем считать, Энти.
Он закатил глаза, скорее из-за того, что она воспользовалась старым прозвищем, прилипшим к нему в детстве, когда Эндрю еще коверкал слова. Положив руки на подлокотники кресла, мать посмотрела на него посерьезневшим взглядом. Даже густые сумерки не могли скрыть ее тревоги.
— Ну и как же твои дела?
Несколько мгновений он выдерживал ее взгляд потом сделал еще глоток сидру. Собирать с мыслями, он долго смотрел на бутылку, прежде чем ответить.
— Ну, начнем с того, что у тебя прекрасный внук, ма.
Она вдруг прижала руку к груди, и в ее глазах тут же блеснули слезы. Его мать с трепетом относилась к детям — своим собственным, детям своих детей, ко всем остальным. И она была прирожденной бабушкой. К несчастью, только повзрослев, Эндрю научился ценить своих родителей.
— Я подумала, что тебе, может быть, захочется поговорить, — произнесла она мягким, исполненным заботы голосом.
Наклонившись вперед, он оперся локтями о колени.
— Проклятье, ма! Я не знаю, что сказать. Она родила, когда я был в Сиэтле. Я вернулся — и вот, пожалуйста. — Эндрю провел большим пальцем по бутылочной этикетке, в горле першило. — Он прекрасен. Весит семь фунтов и две унции, и у него черные волосики. А еще он много капризничает, и Мей ни за что не справилась бы с ним одна. Поэтому я остался с ними. — Он опять отпил из бутылки, надеясь протолкнуть застрявший в горле комок. Добившись этого, Эндрю опустил бутылку. — Его зовут Александр Макги…
Мать прекрасно умела читать его мысли.
— Ты должен радоваться тому, что у тебя есть, — тихо сказала она. — Не стоит изводить себя играми, вроде «а если бы». Мей приняла решение, и тебе придется смириться с этим. Просто будь благодарен за то, что имеешь возможность участвовать в его жизни.
Медленно выдохнув, Эндрю печально посмотрел на мать.
— Все это мне известно, ма.
Она легонько пожала его руку.
— Тогда подумаем о том, как отпраздновать появление на свет нового Макги. — Она откинулась на спинку кресла и бросила на него жадный взгляд. — Ты принесешь мне фотографии?
Несмотря на мерзкое состояние, Эндрю не смог сдержать усмешки.
— Боже, мама. Дай мне передышку, ладно?
— Хорошо. А ты принесешь?
Он покачал головой.
— У меня до них еще не дошли руки.
Кристин Макги обладала даром отвлекать от тяжелых раздумий. Проведя с ней всего полчаса, Эндрю почти пришел в норму…
Небо совсем потемнело, и было уже около одиннадцати, когда она встала и собрала стоявшую на столе посуду.
— Пойдем в дом. Меня жрут комары, а тебе явно не помешает кофе. — Сунув бутылку под мышку, она взяла садовые перчатки. — К тому же мне нужно кое-что передать для Александра.
4
С подарками, уложенными в картонную коробку, Эндрю подъехал к дому Мей, гадая, как она отнесется к произошедшему. Она никогда не встречалась с его родственниками, даже на свой собственный манер избегала их. Он не знал почему и не собирался теперь доискиваться причин. В этом не было смысла. Они просто воспитывают вместе ребенка — вот и все. Но ему не нравилась эта пустота внутри, порожденная тем, что целый кусок действительности ускользал от него. Не желая поддаваться этому чувству, Эндрю заглянул в коробку, стоявшую на сиденье рядом.
Все подарки были обернуты в веселенькую бумагу и перевязаны разноцветными лентами, и все были адресованы малышу Макги. Надпись на одном из свертков была сделана бабушкой Эндрю, и он не сомневался в том, какой подарок могла преподнести бабуля. На других он узнал почерк матери и отца. Но кроме подарков он получил в отчем доме душевную поддержку. Мать права: следует довольствоваться тем, что имеешь. Его это не радовало, но ничего другого не оставалось. Он либо играет по этим правилам, либо выходит из игры. Интересно, как долго он сможет продержаться в этом неопределенном, подвешенном состоянии, не потеряв рассудка?..
Зажав коробку под мышкой, Эндрю осторожно открыл дверь, надеясь, что и мать, и ребенок мирно спят. Его желание исполнилось наполовину. Когда он вошел, в квартире царила полная тишина. Затем в коридоре появилась Мей с таким бледным лицом, что ее глаза казались почти черными.
— Привет, — сказала она голосом столь же натянутым, как и ее улыбка.
Эндрю взглянул на нее и нахмурился.
— Ты должна быть в постели.
Она опять попыталась улыбнуться и сделала неопределенный жест рукой.
— Я… ну… Я не знала, взял ли ты ключи.
Бросив ключи на столик, Эндрю постарался придать лицу бесстрастное выражение. Ее бодрствование не имело никакого отношения к ключам; оно было связано с тем, что Мей не знала, вернется ли он обратно. Подняв голову, он без всякого выражения посмотрел на нее.