Я с ним встретилась! Мудрейший из Мудрейших, а точнее Толстейший из Толстейших принял меня прохладно. Этот боров возлежал на тахте. Поедал черную икорку, запивая красным вином и сплевывая в золотой украшенный каменьями кувшин. Он не соизволил даже встать, когда я вошла. Поняв, что культуре этот хряк не обучен, согнулась пополам (все еще больно) и хорошо поставленным (осипшим во время болезни) голосом заговорила:
- Челом бью о Мудрейший из Мудрейших. Не вели бранить, вели слова молвить.
Святой подавился вином, и удивленно воззрился на меня. Похоже, ничего подобного он раньше не слышал. Хорошо. Вот и пригодилось мое разностороннее образование.
- Велю.
- Зовут меня Виринея, о Мудрейший из Мудрейших. Несколько дней назад, привезли меня в стены твоего прекрасного монастыря крестьяне. Болела я долго. Но с Божьей помощью, пришел мой час исцеления. Пора мне и в путь дорогу собираться.
Святоша задумался. На лице его отразились адские муки. Похоже, мыслительный процесс для Мудрейшего был в новинку. Затем он обратил внимание на мою скромную персону. Так как шрамы на лице и теле не зажили, в его взоре я читала только неприязнь, однако заговорил Мудрейший достаточно учтиво.
- Дочь моя, все в этом мире скоротечно. Не торопи дни свой. Отдохни от мирской суеты. Погости у нас. Мы буде только рады тебе, и разделим с тобой хлеб и кров. А теперь, иди и укрепи свой дух в молитвах о господе нашем. Да снизойдет на тебя благодать, - и своеобразно перекрестил меня напоследок.
Вот и весь наш разговор. Страхи оправдались. Тем не менее, мириться с этим я не намеревалась.
Я тоскливо созерцала стены окружающие монастырь со всех сторон. Толстенные. Сделаны на совесть. Тараном не с первого раза возьмешь. Заклинанием, может, получилось бы, но беда в том, что сил теперь как кот наплакал. Интересно, что там с моими ребятами!? Живы ли?
Трудолюбивые монахи, не покладая рук, вскапывали грядки, сажали, окучивали, поливали. Весь монастырь вышел в сад, для совместной трудовой повинности, не жалея ни рук, ни спин.
И глаз они тоже не жалели!! В недалеком будущем их всех ждало косоглазие. Среди этих похотливых козлов я чувствовала себя, как грешник на раскаленной сковородке. Их даже моя опаленная рожа не страшит. Срам какой. Пусть только попробуют в келью без спроса проникнуть, я им весь монастырь по камешкам разнесу.
Святой трудоголик, копошащийся в земле возле меня, устало вздохнул. Кряхтя от натуги, поднялся. С хрустом потянулся, и воздал хвалу Господу.
- Что же здесь все-таки происходит?- слишком громко спросила саму себя.
Смиренный инок удивленно посмотрел в мою сторону. Я смутилась. Подозрительно стрельнув глазами по сторонам, облегченно вздохнула. Вроде, больше никто не слышал.
- Простите, - пробормотала я, и удалилась в келью.
***
Я сидела и грелась у очага. Веточки весело трещали, но тепла давали мало. Скудная одежонка не защищала от непогоды. Дождь зарядил с утра, а к вечеру стал еще злее. Я поежилась, бросила в огонь еще горсть щепок. Пустые холодные стены навивали тоску.
В дверь настойчиво постучали. Кого несет в такую погоду? Не хочу никого видеть. Но в дверь продолжали стучать.
- Войдите,- раздраженно крикнула я.
Пожилой монах робко протиснулся в дверь. Капюшон скрыл его лицо. Я удивленно приподняла бровь.
- Добрый вечер, брат. Что заставило вас покинуть теплую келью и придти ко мне?
- Дела, дитя мое, дела! - голос монаха напомнил мне скрип несмазанной двери.
Противный и режет слух. Монах откинул капюшон, и пристально посмотрел на меня. В его облике было что-то хищное: костлявое лицо, ястребиный нос, губы тонкой полоской образовали что-то наподобие рта, старческие выцветшие, мутные глаза, но взгляд ясный.
- Присаживайтесь, - махнула рукой в сторону стула. - Дело срочное, раз ливень не остановил вас. С кем имею честь разговаривать?
- Отец Демитрий.
- Очень приятно. Мое имя Виринея, будем знакомы. Что привело вас ко мне?
- Вам необходимо бежать, - в голосе преподобного зазвучал металл.
Я с интересом посмотрела на гостя. Прямо читает мои мысли.
- Почему же, святой отец?
- Все, что я скажу - чистая правда, и страшная тайна. Поклянитесь, что будете молчать,- взгляд отца Демитрия блуждал по комнате, то ли выискивая "жучки", то ли скрытую видеокамеру. Их не было. (Сама проверяла.)
- Я клянусь вам, святой отец, ваша тайна уйдет со мной в могилу (надеюсь, до этого не дойдет).
- Превосходно. Слушайте, и запоминайте!
Монах откинулся на спинку стула. Голова его опала на грудь. Мне показалось, он задремал. В ушах нарастал уже знакомый гул. К запаху сырости примешался аромат миндаля. Странный запах для этого мира. Дикая боль полоснула руки, и покрытое ожогами тело, заныло, предвещая веселую ночь. Брат Демитрий резко вскинул голову, и посмотрел на меня пустыми, ничего не видящими глазами. Яркий свет ослепил меня. В горле застрял рефлекторный вскрик.
Как только глазам вернулась способность видеть, я обнаружила, что стою в огромной темной зале. Черные мраморные колонны образовали круг. Мраморный узор на полу сформировал кровавую пентаграмму, в центре которой, обхватив колени руками, сидел человек. Из одежды на нем черные бриджи и сапоги. Сам же пленник ни молод, ни стар, но седые волосы спадают до поясницы. Лицо скрыла тень.
Тринадцать монахов в позе лотоса сидят вокруг пентаграммы, на распев читают заклинание. Сила ударила по моим расшатавшимся нервам отбойным молотком, что пришлось отступить на шаг.
- Во славу Господа нашего, ты откроешь мне тайну, чернокнижник, - взывал настоятель с безопасного расстояния, за приделами магического круга, - Очисти свою душу от скверны. Открой сердце любви.
Мудрейший бегал кругами и алчно взирал на мужчину. В его поросячьих глазках читалось предвкушение.
- Никогда, - гордо отвечал пленник.
Он был спокоен и надменен. Если, конечно такие характеристики можно причислить пленному.
- Тогда, ты вечно будешь гнить здесь. В один прекрасный день, я узнаю тайну, и Господь наш возрадуется.
- Ты, свинья, - тихо и уверенно произнес мужчина, - Ты сам не веришь в Господа! Твой путь - путь в ад! И ты будешь гореть вместе со мной.
- Богохульник. Ты пожалеешь, что родился на свет, - взвизгнул настоятель.
Монахи, закончив петь, смолкли. В зале повисла гнетущая тишина. В ушах нарастал гул, а тело свело болезненной судорогой. Пленник взвыл, мышцы плеч и спины вздулись от напряжения. Шум в ушах стоял невыносимый. Я перестала, что-либо слышать. Руки горели от боли. Несчастный без сознания рухнул на пол. Яркий свет ударил по глазам.
Я сидела в родной келье. Сердце отбивало чечетку, а боль волнами разливалась от груди к рукам. Шум и судорога исчезли. Монах сидел напротив. Его лицо было мрачным, но взгляд стал осознанным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});