Виктор Черномырдин
Мы здесь бордель, который в государстве имеется, допускать не будем.
Юрии Лужков
Почему проститутки толпятся в самом центре? Разве нет других мест?
Анатолии Куликов
Пятьдесят наименований микроэлементов в одной корове при ежесуточном кормлении. Вот поэтому она и дает.
Борис Ельцин
Страна у нас — хватит ей вприпрыжку заниматься прыганьем.
Виктор Черномырдин
Вся реклама — враждебная во всех отношениях: обман! Кариес! Ничего не спасет — все эти зубные пасты: как был кариес — так и будет! И перхоть в голове будет постоянно — никакой шампунь, ничего не поможет!
Владимир Жириновский
Это как, знаете, рояль или топор в кустах.
Геннадий Селезнев
Мы столько сегодня напринимали каждый в своей стране, что за что бы мы ни взялись, везде есть препятствия.
Виктор Черномырдин
Я за то, чтобы брать деньги везде, где только можно. Брать, брать!
Владимир Жириновский
Я далек от того, что сегодня нет замечаний, что сегодня нет проблем. Я, может быть, их бы больше сегодня сказал. Я еще раз просто одно: давайте говорить на нормальном языке!
Виктор Черномырдин
В СТОРОНУ ИСКУССТВА
РОМАНС О ВЛЮБЛЕННЫХ
С Гимном Сергея Михалкова страна прошла большой и славный путь от Сталина до Медведева, и этот беспорядочный полет в непредсказуемое завтра отнюдь не завершен. Светлый, ликующий, нелегкий, победоносный. Промежуточные эпохи Хрущева, Брежнева, Горбачева и Путина подвешены на его сквозную мелодию, как старые одежды на бельевую веревку вдоль чердака Истории. И хрен в конце тоннеля явственно различим в громе и пении труб и литавр. Человек, писавший Гимн семьдесят лет для всех режимов, неизбежно заслуживает много и разного.
Когда-то молва приписала блестящему мастеру эпиграмм Валентину Гафту ехидные строки:
Земля! Ты ощущаешь страшный зуд?Три Михалкова по тебе ползут!
Неправда. Михалков никогда не ползал. Он держался во весь свой гордый аристократический рост. Правда, в советское время никто не слышал, что он принадлежит к старой аристократии, а не к пролетариату. У рыцарей НКВД были чуткие уши, длинные руки и тонкий нюх на такие вещи.
Согласитесь, что когда Герой Социалистического Труда, член Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза и автор Государственного Гимна СССР оказывается не то постельничим, не то сокольничим, не то околоточным Ивана Грозного — можно верить в любую легенду.
Первая гласила, что в далекие тридцатые годы в кабинет главного редактора «Правды» Мехлиса нахально вошел, оттеснив секретаршу, длинный и тонкий, как флагшток, молодой человек, шлепнул на стол перед ним листок и велел:
— Читайте!
Мехлиса Льва Захаровича, гадюку большой гнусности, уже тогда боялись. Мехлис приподнял кувшинное рыло и с мелким интересом глянул на жертву. Время учило осторожности.
В юном петушином теноре, развязном и напряженном, дребезжало... что-то от грозного слогана «Слово и дело государевы!» Мехлис на секунду отложил матюги и, не предлагая дурному посетителю сесть, надел очки. На листке был так себе стишок, типа колыбельной, не имеющий никакого отношения к главной газете государства.
Ты не спишь.Подушка смята.Одеяло на весу.Носит ветер запах мяты,Звезды падают в росу.
— Это вы завтра напечатаете, — с невообразимой наглостью заявил городской сумасшедший.
— Вон, — негромко произнес Мехлис, зарываясь в гранки, разложенные по огромному редакторскому столу, обставленному чернильницами, телефонами и бюстами вождей. Редакторская практика дает навыки обращения с графоманами типа сдувания комаров.
— Рекомендую прочесть до конца, — посоветовал посетитель, и было что-то в его интонации сейчас от совета ознакомиться с ордером на арест.
Обладая партийными качествами хладнокровия и бдительности, Мехлис скосил глаза:
Я тебя будить не стану.Ты до утренней зариВ темной комнате, Светлана,Сны веселые смотри.
После чего вернулся к работе и, вдруг вспомнив о присутствии в кабинете кого-то постороннего, сделал ладонью жест, отгоняющий воробья от крошек.
— А вы знаете, какой Светлане это посвящено? — негромко и с этой мерзкой скрытой уверенной угрозой спросил молодой человек.
Красный карандаш Мехлиса споткнулся на запятой.
— Вы случайно не помните, у какой Светланы завтра день рождения? — продолжал интересоваться посетитель.
В Мехлисе включился процесс мышления, начавшийся похолодением организма от пяток и выше до самого мозга. В охлажденном мозгу взбился редакторский коктейль из страха, бешенства и облегчения. Юный негодяй!!!..
Назавтра был день рождения дочери Сталина Светланы.
Юноша Сергей Михалков выходил из редакции с гонораром в кармане, выписанным по высшей ставке.
Стихотворение было опубликовано на первой полосе четырнадцатым кеглем.
Бескрайний воинский стан советских поэтов, акынов и трубадуров покачнулся от зависти к наглому удачливому пацану.
Товарищ Сталин обратил свое благосклонное внимание на талантливого молодого поэта, правильно понимающего политический момент. И не то, чтобы сразу после того или исключительно вследствие того, но однако вскоре именно ему доверил написание Государственного Гимна.
Вот после этого, согласно второй легенде, — раздув зоб, набитый денежными знаками, Михалков спускался на лифте издательства «Советский писатель». И в кабине с ним пара поддатых поэтов, аж вибрируя от корпоративных чувств и бессильно зондируя его глумливыми взглядами, заметили издевательски:
— А текстик-то вы, кстати, говно написали, Сергей Владимирович!
На что наш новосел Олимпа любезно предупредил:
— Говно не говно, но слушать будете стоя, молодые люди.
Количество миллионов книжки «Дядя Степа» не вмещается в рамки четырех действий арифметики. Пьеса «Зайка-зазнайка» вознесла популярность грызунов среди детей дошкольного возраста на третье место в рейтинге после Сталина и Ленина. (Ее рефрен: «Сядешь, посидишь» тихо ужасал взрослых...) Тиражи Детлита планировали астрономы с коммунистическим мировоззрением.
Лауреат и кавалер всего, что дорого стоит и ярко блестит, член чего надо и официальный советский миллионер, Михалков жил счастливо на зависть окружающим и, кроме прочего, вырастил двух прекрасных сыновей.
Н-ну-с. Когда сыновья подрастают, государство вдруг спохватывается о любви и внимании к детям и судорожно начинает заботиться — гребет в армию. Отец-командир, родина-мать! Непривыкшие к такой заботе сыновья упираются рогом и всеми четырьмя отросшими конечностями. Но систему военкоматов в Советской России недаром организовал еще враг народа товарищ Троцкий. При нем за уклонение просто расстреливали.
А любимый сын Никита, талантливый мальчик, обаятельный, рослый, красивый, умница, уже прославился на всю страну, задорно напевая с экранов: «А я — иду — шагаю — по Москве!» в одноименном кинофильме. И дошагал до стрелки с указателем «Военкомат». Потому что институт кинематографии окончен, а военной кафедры в нем нет. Пожалуйте бриться.
Запах непобедимой и легендарной заставляет хмуриться не только врагов. Сергей Михалков ничем не отличался от других заботливых родителей. Он растил ребенка не для заклания военному богу с его идиотскими порядками и бессмысленной беспрекословностью. Он тоже лелеял мечты, и ни одна из них не маршировала в сапогах и не драила сортиры. На тех заоблачных вершинах, где он обитал, сами в армиях не служили; и лишь редкий маршал долетал до середины рая, по пути обтесавшись до полной придворной безвредности.
Что делает озабоченный родитель? Наводит контакт с райвоенкомом. Пытается решать вопрос доступными средствами.
И вот михалковский секретарь производит предупредительный выстрел, в смысле звонок:
— Сейчас с вами будет говорить член ЦК КПСС и отъявленный Герой, супер-дупер знаменитый поэт и автор Государственного!!! Гимна!!! Сергей!!! Владимирович!!! Михалков!!! (ура! ура! ур-ра!) Вы можете ответить? (не описались еще от почтения?)
— Эк! Как? Ик! — говорит подполковник.
И Михалков, сквозь солнце и облака, со своим таким человечным не то грассированием, не то заиканием, запросто так приветствует:
— Здравствуйте, мол, товарищ подполковник, как поживаете, Виктор Игнатьевич?
Теперь представьте себе чувства райвоенкома. Это в заброшенном гарнизоне подполковник человек. А в Москве подполковник — это типа в углу слегка нагажено. Тут ниже генеральского уровня только лужи на асфальте.