Читать интересную книгу Идол (СИ) - Шагаева Наталья

— Алиса, это ты?! — кричит из ванны мать.

— Да, — спокойно отвечаю и иду в свою комнату.

Снимаю с себя всю одежду, надеваю любимую футболку и сажусь на кровать, открываю баночку и высыпаю себе на ладонь несколько таблеток…

— Алиса, ты обедать будешь?! — кричит мама. Слышу ее шаги по коридору и сжимаю таблетки в ладони, прячу водку и баночку под подушку. Мама заглядывает в комнату.

— Я пасту твою любимую сделала.

— Не хочу, я в кафе поела. Оставь на ужин, — выдавливаю из себя улыбку только для того, чтобы мать успокоилась и ушла. — Я хочу спать.

— Хорошо, — мать улыбается и прикрывает дверь.

Разжимаю руку и закидывая в рот две таблетки. Открываю водку и запиваю снотворное. Морщусь, задыхаюсь, но глотаю. Дышу глубоко и вновь закидываю в рот пару таблеток. Давлюсь, закашливаюсь, но глотаю. Из глаз непроизвольно начинают течь слезы. Нет, я не хочу себя убить. Я просто хочу отключиться от реальности. Чтобы ничего не чувствовать и ничего не слышать. Чтобы мне больше не снилась маленькая девочка с глазами Богдана, и я не слышала ее плач. Поэтому я глотаю ещё таблетки и уже пью водку, как воду, пока не начинает кружиться голова. Падаю на подушки, закрываю глаза, чувствуя, как уплываю, становится хорошо и легко. Нет никаких проблем, мыслей и переживаний. И я хочу быть в этом состоянии полного покоя вечно. Последнее, что чувствую — слезы, стекающие по щекам на подушку. Почему я плачу? Ведь сейчас мне как никогда хорошо… Наступает темнота…

* * *

— Марина, ты охренела?! — папин голос доносится глухо, но я разбираю слова. Хочу открыть глаза, но не могу. У меня невероятная слабость, словно я под наркозом. Обездвиженная, немая и очень-очень слабая, на грани потери сознания. — Какой аборт? Почему ты, бл*ть, не поставила меня в известность?! — рычит папа.

— Потому что это женские дела, и мы должны были решить их сами. А у тебя давление, — всхлипывает и плачет мама.

— Решили?! Решили?! Вот до чего довели твои решения! — папа старается говорить тихо, но в его голосе злость. — Если бы с Алисой что-то случилось, я бы придушил тебя, тварь!

Хочется открыть глаза и сказать папе, что со мной все хорошо, но я ничего не могу. У меня получается шевельнуть пальцами и немного приоткрыть рот. Шаги… голоса родителей удаляются, и наступает тишина. С трудом размыкаю веки и понимаю, что нахожусь в больнице. Побег из реальности не удался — меня вернули назад. Придется теперь отбывать вечность в тюрьме под названием жизнь.

Нет, прежняя я умерла, но возродилась совсем другая Алиса.

Я себя не узнаю, поражаюсь перемене, но я войду в новый образ и буду вполне довольна переменами.

ГЛАВА 9

Прошел год

Алиса

— А мне капучино с карамелью и чизкейк, — говорю Адаму, который идёт делать заказ. — Или нет… Стой! Панакоту, а нет… — задумываюсь и Адам, усмехаясь, закатывает глаза, но терпеливо ждёт, когда мое величество определится.

Хороший он все-таки парень. Другой бы на его месте не терял на меня столько времени и не ждал, когда я одарю его вниманием. Тем более я давно обозначила, что не хочу в принципе никаких отношений, кроме дружеских, но он все равно рядом. Нет, я, конечно, подозреваю, что у него есть интимная жизнь — физиология берет свое, но серьезных отношений он не заводит. А жаль, Адаму нужна милая нежная девочка, которой бы он отдал всю свою нерастраченную любовь.

— Савина, определись уже! — поторапливает меня парень.

— Ладно, возьми на свой вкус.

Адам цокает и уходит к стойке кафетерия, а я смотрю вслед, рассматривая его широкие плечи. Адам пловец, и фигура у него божественная. Он симпатичный, стильный, добрый, с чувством юмора — не парень, а мечта. Только не моя мечта… Мне хорошо наедине с собой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, папуля? — отвечаю на звонок, отворачиваясь к окну.

— Что с твоим холодильником? — вполне серьезно, даже строго спрашивает он.

— А что с ним?

— Почему он пуст?

— Опять несанкционированный обыск? — смеюсь.

Так вышло, что после больницы папа забрала меня к себе, мама не возражала, а мне тогда было все равно, где смотреть в потолок. Первые дни мы просто существовали вместе на одной территории и молчали. Мама навещала меня каждый день, плакала, за что-то просила прощения, обнимала, а я никак не могла понять, за что ее прощать… Мне вдруг стало все равно, кто виноват. Уже ничего не вернуть назад. И каждый должен брать ответственность за свои поступки. Но мое отношение к матери изменилось. На меня давили стены квартиры, в которой я родилась, стало невыносимо находиться с ней рядом и делать, что хочет она. Наверное, я плохая и неблагодарная дочь. Я не оправдала надежд и вложенных в меня сил. Но я вдруг поняла, что все, чем я жила и к чему стремилась, не принадлежало мне. Это мама хотела, чтобы я занималась музыкой, это мама решила, что мне нужно поступить в медицинский, и еще она решила, что мне не нужен ребенок… Нет, я не держу зла, не таю обиды, и не кричу, как ее ненавижу. В моем возрасте глупо обвинять родителя, когда есть своя голова на плечах.

Я изменила свой образ жизни. Это произошло не намеренно, все шло своим чередом. Теперь я живу одним днем. Порывами, эмоциями и спонтанностью, не откладывая на завтра то, что хочу сделать сегодня. Я ни о чем не мечтаю, никого не боготворю и не строю планов на будущее. У меня всегда есть один новый прекрасный день.

В один из таких дней я решила встать с кровати привести себя в порядок и приготовить нам с папой ужин. Потом на несколько месяцев это стало нашим ритуалом. Мы долго разговаривали о моей учебе, его работе — о чем угодно, только не о том дне, когда я хотела уйти из реальности. И я была благодарна ему за то, что не лезет в пустую душу, не расспрашивает, не обвиняет, не ругает и не решает за меня, что делать. Я рассказала ему все сама, просто так, в один из выходных я проснулась и захотела рассказать. Конечно, я не называла имен и мест. Мой рассказ был абстрактный, не обо мне, а о некой девочке, кукле, которую с детства одевали в красивые платья, холили, лелеяли и играли в нее, рисуя сценарии жизни. И о том, как кукла мечтала об Идоле и боготворила его. А он тоже в нее сыграл — свою игру. Но Идол не виноват, он просто не знает других игр и не приемлет правил. Есть любимые игрушки, а есть одноразовые, с которыми интересно играть только в определенный момент, а потом они становятся неинтересны. И никто не виноват — так устроены люди.

Папа только сказал, что ему жаль, что его не было в тот момент со мной рядом, и он винит себя за это. Он, конечно, сокрушался и требовал назвать имя моего Идола и даже не подозревал, что часто смотрит бои с этим человеком, болеет за него и восхищается. Я не поведала отцу, кто на самом деле его любимый боец. Иногда лучше не рушить образ, который мы себе рисуем и которым восхищаемся.

В один из дней я решила, что не хочу учиться в медицинском и перевелась в университет к Адаму. Теперь я изучаю маркетинг и рекламу, мне вдруг стало это интересно. Зачем мне это нужно и кем я стану в будущем — не задумывалась, потому что живу одним днем. Мама была жутко недовольна, но меня это уже не волновало.

Папа снял мне небольшую квартиру-студию возле университета. Я хотела переехать в общежитие, но он настоял на отдельном жилье. Я пыталась минимизировать его расходы и работала в небольшой кофейне. Мне нравилось делать людям кофейные напитки и рисовать на пенке, нравился запах свежемолотого кофе, корицы, карамели и выпечки. Но, к сожалению, платили там мало, и мой работодатель был больше заинтересован в дневных сменах, но из-за учебы я могла работать только по вечерам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})