Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы задавались вопросом, что значит память, воспоминание, техника воспоминания; что значит свободная ассоциация в той мере, как она дает нам доступ к формулированию истории субъекта. Но что же становится с самим субъектом? Остается ли он в ходе этого процесса неизменным?
Но вот перед нами феномен, где мы ощущаем узел этого движения, точку сцепления, изначальное давление или собственно говоря, сопротивление. И в определенный момент этого сопротивления мы наблюдаем возникновение переноса, как назвал его Фрейд, то есть, в данном случае, актуализацию личности аналитика. Опираясь на собственный опыт, я сказал вам, что вся острота и значимость феномена переживается субъектом как внезапное восприятие того, что не так уж легко определить, присутствия.
Ощущение присутствия не является для нас постоянным. Конечно, мы подвергаемся влиянию всякого рода присутствий, а наш мир обладает прочностью, плотностью, ощутимой устойчивостью лишь потому, что мы определенным образом учитываем эти присутствия, но мы их не осознаем как таковые. От подобного рода ощущений, как вы понимаете, мы всегда пытаемся в жизни избавиться. Было бы нелегко существовать, если бы в каждый момент мы ощущали присутствие со всей его таинственностью, Это тайна, которую мы стараемся не замечать и к которой, вообще говоря, привыкли.
Здесь мы сталкиваемся с тем, на чем не умеем долго задерживаться. Мы постараемся найти другой край нити: ведь, как учит нас Фрейд, успешный аналитический метод состоит в обнаружении одних и тех же связей, отношений, одной и той же схемы, равно проявляющейся в пережитом, в поведении и в отношениях внутри анализа.
Таким образом, нам предстоит выстроить перспективу, глубокое и многоплановое восприятие. Вполне возможно, что такие понятия, как "Оно" и "Я", которые мы привыкли использовать довольно непродуманно, на самом деле не являются простой парой противоположностей и предполагают более сложную стереоскопию.
Тем, кто присутствовал (полтора года тому назад) на моем комментарии случая "Человека с волками", я хотел бы напомнить отдельные, наиболее поразительные места данного текста.
Приступая к вопросу комплекса кастрации у своего пациента вопросу, играющему совершенно особую роль в способе структурирования данного субъекта, — Фрейд формулирует следующую проблему. Когда для пациента встает вопрос о страхе кастрации, то появляются симптомы, располагающиеся в анальной, как мы ее называем, плоскости, поскольку речь идет о работе кишечника. Что ж, мы считаем, что все эти симптомы, интерпретируемые нами в регистре анальной концепции сексуальных отношений, свидетельствуют о некотором этапе инфантильной теории сексуальности. По какому праву? Исходя из того факта, что кастрация играет определенную роль, нельзя ли сказать, что субъект поднялся до уровня генитальной структуры? Каково объяснение Фрейда?
Хотя субъект и достиг, говорит Фрейд, первичного инфантильного созревания или предсозревания и вполне сложился, чтобы, по крайней мере, частично осуществить более специфически генитальное структурирование отношения между его родителями, — он отверг гомосексуальную позицию, предназначавшуюся ему в этом отношении, он не осознал эдиповой ситуации, он исключил, отбросил (немецкое verwirff) все, что относилось к плану генитального осуществления. Он вернулся к предыдущему способу оправдания этого аффективного отношения, отступил на позиции анальной теории сексуальности.
Речь тут идет даже не о вытеснении, где какой-либо элемент, реализованный в определенной плоскости, оказывается оттесненным. Вытеснение, говорит Фрейд на странице 111, - это нечто другое: "EineVerdrangungistetwasanderesalseineVerwerfung". Во французском переводе, выполненном авторами, чья близость к Фрейду могла бы и лучше пойти им на пользу (причастности к ореолу выдающейся личности недостаточно, чтобы по праву стать хранителем его реликвий) — дан следующий перевод: "вытеснение — это нечто другое, нежели отбрасывающее и отбирающее суждение". Нельзя ли иначе перевести Verwerfung7 Конечно, это сложно, но французский язык…
Ипполит; — Отбрасывание?
Лакан: — Да, отбрасывание или, может быть, отказ. Но почему вводится вдруг суждение на тот уровень, где нет никаких следов UrteiR Здесь есть Vewerfung. Тремя страницами дальше, в одиннадцатой строке, после описания следствий такой структуры Фрейд заключает: "Кегп Urteuuberseine.." Тут впервые, завершая данный отрывок, он употребляет слово "Urteu", но в вышеупомянутом предложении данного слова нет. О существовании проблемы кастрации не выносилось никаких суждений, — АЬег etwasso, но этого как бы, alsobsienicht, не существует для субъекта вовсе.
Как указывает это важное замечание, изначально для самой возможности вытеснения необходимо, чтобы существовало нечто по ту сторону вытеснения, нечто последнее, первично конституированное, первичное ядро вытесненного, которое не только не дает о себе знать, но, не формулируя себя, пребывает буквально так, как если бы его не существовало вовсе — я лишь повторяю то, что говорит Фрейд. И тем не менее, в определенном смысле, где-то оно есть, поскольку, по словам Фрейда, оно является центром притяжения всего, что позднее вытесняется.
Вот в чем, как я думаю, состоит суть фрейдовского открытия.
В конечном счете, нет необходимости объяснять врожденной предрасположенностью то, как происходит вытеснение по типу истерии или же невроза навязчивости. Фрейд допускает подобную предрасположенность в качестве самой общей основы, но никогда не рассматривает ее в качестве принципа. Чтобы убедиться в этом, почитайте "BemerkungenuberNeurosen", вторую статью 1898 года о неврозах защиты.
Формы, принимаемые вытеснением, притягиваются первичным ядром. Свойства этого ядра Фрейд признает за некоторым опытом, названным им "изначальным опытом травмы". Позже мы вернемся к вопросу травмы и ограничим данное понятие, но сейчас необходимо запомнить следующее: первичное ядро относится к другому уровню, нежели превратности вытеснения. Это ядро служит основой и носителем вытеснения.
В структуре того, что случается с "человеком с волками", Verwer/ung реализации генитального опыта является совершенно особым моментом, выделенным из ряда других самим же Фрейдом. Чтобы справиться с тем, что было исключено из истории субъекта и о чем пациент не мог сказать, как ни странно, потребовалось принуждение со стороны Фрейда. Лишь тогда повторяющийся опыт детского сновидения приобрел собственный смысл и сделал возможным не переживание, а непосредственную реконструкцию истории субъекта.
Оставим на мгновение тему "Человека с валками" и обратимся к другому аспекту проблемы — заглянем в 7-ю главу "Traumdeutung", посвященную деятельности сновидения, "Traumvorgange".
Прежде всего Фрейд вкратце излагает основные выводы книги. Пятая часть главы начинается с великолепной фразы: "Изображать одновременность сталь сложного явления при помощи последовательности, — он еще раз перерабатывает все то, что уже объяснял о сновидении, — и при этом все время казаться бездоказательным слишком тяжело дляменя".
Данная фраза прекрасно указывает на те сложности, что испытываю теперь я, будучи вынужденным без конца возвращаться к проблеме, всегда присутствующей в нашем опыте, и каждый раз в различных формах создавать ее заново, под новым углом зрения. Как указывает Фрейд, всякий раз построение приходится начинать заново, с самого нуля.
В этой главе нам дано ощутить нечто совершенно особое. Фрейд перечисляет все возможные возражения по поводу значимости воспоминания о сновидении. Что такое сон? Насколько точна его реконструкция субъектом? Какова гарантия, что в ней нет примеси позднейшей вербализации? Не является ли весь сон мгновенным процессом, которому речь субъекта приписывает историю? Фрейд не принимает подобные возражения и показывает их необоснованность. Проводя доказательство, он подчеркивает один особый момент: чем меньшей уверенностью сопровождается текст пациента, тем большим он наделен значением. Более того, самое важное Фрейд, слушающий, ждущий и открывающий смысл сказанного, признает именно в моменте сомнения, которым окрашены определенные части сновидения. Поскольку субъект сомневается, можно быть в чем-то уверенным.
Однако в течение изложения такой подход становится еще более утонченным. И в пределе самым значимым будет полностью забытый сон, о котором субъект ничего не может сказать. Приблизительно так Фрейд и пишет: "Часто в психоанализе можно вновь обнаружить все то, что было утрачено забыванием; по меньшей мере в целом ряде случаев какие-то клочки позволяют вновь отыскать не само сновидение, являющееся в данном случае второстепенным, а мысли, лежащие в его основании". "Какие-то клочки' — именно об этом я и говорю вам; от самого сна уже ничего не осталось.
Фрейда интересуют мысли, лежащие в основании сновидения.