В Якутске накрытый полярной ночью Бенкендорф дал волю романтическим переживаниям: «…Как не видел я ночи в Обдорске в течение лета, так не увидел я дневного света здесь в конце декабря. Только в полдень его еле хватило, чтобы прочесть на столбе: 2600 вёрст от Иркутска и 9250 от Москвы! Это расстояние не на шутку меня испугало: вот что мне ещё предстоит преодолеть, чтобы вернуться; я вдруг осознал, что был без преувеличения на краю света, этот столб произвёл на меня впечатление зловещего оракула, в одно мгновение я живо представил все испытания, все тяготы, которые меня ещё ожидали и которые казались теперь, когда любопытство путешественника было уже удовлетворено, тем более невыносимыми».
Неожиданное появление адъютанта императора вызвало переполох среди якутского чиновничества и купечества. Город был центром Российско-американской компании, которая в то время стала, как писал Бенкендорф, местом обогащения многих мошенников. До «человека из центра» местная «общественность» постаралась немедленно донести всю правду о несправедливостях, творящихся в компании, и опасения, что она вообще скоро исчезнет, ибо «основы её торговли и её связей с островами японских морей, с Кадиаком (островом у берегов Аляски. — Д. О.) и американским континентом стали основываться на обмане, лицемерии и самом постыдном унижении». Некий морской офицер живописал Бенкендорфу «жуткую картину преступлений и махинаций, кои служащие Американской компании позволяют себе не только с несчастными обитателями Курильских островов, алеутами большого острова Кадиака, но даже с русскими матросами». Конечно, гвардейский поручик не обладал никакой властью для изменения положения к лучшему; всё, что ему оставалось, — это передать тревожную информацию «по инстанциям».
Якутск — крайняя точка поездки Бенкендорфа. И нам самое время остановиться и подумать: не является ли такое дальнее и непростое, особенно для гужевого XIX века, путешествие выдумкой мемуариста? Благодаря сохранившейся «Летописи» иркутского купца Василия Кротова можно с уверенностью сказать: нет, не выдумка. «30-го числа сентября, — записал Кротов, — прибыл в Иркутск генерал от инфантерии Егор Максимович Шпрейпартен с 15-летним сыном. При нём находился Его Величества флигель-адъютант Бекендорф. По каким делам приезжал в Иркутск этот генерал, неизвестно, а меж тем Бекендорф ездил в Якутск»5.
Итак, в Якутске Бенкендорф действительно был. Более того, ему хотелось продолжить свой вояж до Охотска и Камчатки, но он был обязан возвращаться к Спренгтпортену и выделенные на Якутск восемь дней потратил на знакомство с жизнью и бытом якутов. По сравнению с самоедами и остяками это племя показалось ему куда более цивилизованным, правда, танец шамана, завораживающе действовавший на туземцев, показался ему весьма удручающим, а сам шаман «зловещим».
К середине января Бенкендорф уже вернулся в Иркутск, на обратном пути довольно сильно обморозив ноги. Прежде чем отправляться вдогонку за начальником, ему пришлось потратить время на лечение и только потом нагонять инспекторов по самому быстрому и удобному зимнему санному пути. Делая по 350 вёрст в сутки, Бенкендорф присоединился к Спренгтпортену в Тобольске (никаких особых происшествий по дороге — только привычное романтическое приключение с одной «горячей сибирячкой», женой станционного смотрителя). Здесь он застал Масленицу и с восхищением отдался народной забаве — катанию с ледяных гор. Даже в саду своего тобольского пристанища Бенкендорф велел построить такие горы и порой проводил на них целый день.
Но среди масленичных развлечений стала сказываться усталость от путешествия, чей срок пошёл уже на второй год! Вот почему обратное пересечение границы Сибири вызвало у Бенкендорфа нескрываемую радость. Он покидал громадную территорию с суровым климатом, «приговорённую к слезам и покаянию», край, в котором своими глазами увидел «столько несчастных и столько несправедливости».
Соскучившись по родным и петербургским друзьям, Бенкендорф выпросил у начальника командировку в столицу и поспешил назад без длительных остановок. Последние вёрсты он мчался наперегонки с оттепелью, уже царапая полозьями землю в проталинах, и успел прибыть в Петербург вместе с наступлением весны 1803 года.
К землям полуденным…
Как приятно в двадцать лет играть роль бывалого путешественника, вернувшегося из дальних и необычных краёв! Восхищённые взоры барышень, уважительное внимание друзей, бесконечные расспросы, искреннее удивление…
Но на это удовольствие отведены только три недели. А потом пришло время оставить и друзей, и привычные столичные удовольствия — и снова в дорогу! Инспекция Спренгшортена не закончена, но на этот раз путь лежит в другую сторону — на южную окраину империи.
В перерыве между двумя маршрутами шестидесятилетний генерал не терял времени — он женился! Теперь он ехал вместе с женой и оттого, в отличие от Бенкендорфа и его приятеля, молодого графа Гурьева, не очень спешил увидеть небезопасные пограничные земли. Спренгтпортен совмещал удовольствие от даровой казённой поездки с радостями первых недель семейной жизни и потому подолгу останавливался в волжских городах. Когда Бенкендорф и Гурьев примчались через Рязань и Тамбов в Царицын, где надеялись перехватить своего начальника, то выяснилось, что о нём там и не слыхивали. (Семейство генерала добралось только до Нижнего Новгорода.) Пришлось подниматься по Волге и встречать Спренггпортена в Симбирске, где «молодец-генерал» сделал продолжительную остановку; он всецело отдавался радостям медового месяца, а его окружение умирало со скуки.
Единственным развлечением стал доморощенный театр одного из местных помещиков. Три вечера подряд этот любитель искусства демонстрировал почётным гостям оперу, комедию и трагедию в провинциальной трактовке; в дополнение он не забывал потчевать их концертами за каждым обедом и ужином. «Кто устоит перед обаянием крепостного театра!» — восклицал Бенкендорф, вспоминая, как он попытался завязать роман с оперной примадонной, покорившей его красотой и обаянием. Развязка оказалась совсем не романтичной: за чрезмерный интерес к столичным зрителям примадонну высекли на конюшне. Незадачливый ухажёр предпочёл придержать свои чувства, дабы наказание не повторилось.
Тем временем наступило лето. Долг службы принудил Спренгтпортена оставить Симбирск и направиться в Царицын, близ которого к Волге сходились три разных мира, объединённых — относительно недавно — Российской империей.
К юго-западу от города лежали владения калмыков. К их правителю нужно было ехать верхом не менее сотни вёрст, поэтому необходимый инспекционный визит генерал доверил Бенкендорфу. На ходу меняя выносливых калмыцких лошадей, флигель-адъютант в один день доскакал до резиденции тамошнего князя, изведал особенности местного этикета, вытерпел торжественный церемониал приёма гостей, отметил многочисленность и ухоженность конских табунов, верблюжьих и бараньих стад и вернулся обратно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});